Я — ярость - Делайла Доусон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Под раковиной есть тряпки. Возьми одну, сложи втрое и засунь в трусы, — велела мама. — Черт подери, испортила такое платье! Ты хоть знаешь, сколько оно стоило?»
«Знаю, — пробормотала Пэтти. Исполнив все, что велено, она вышла из ванной — неряшливо одетая, в измятом, колючем платье, слишком большом, сшитом на женщину выше нее и старше, с более пышными формами. Она слегка переваливалась при каждом шаге, пытаясь привыкнуть к дополнительному слою ткани. — А как же спектакль?»
Мама с отвращением посмотрела на нее, перекатывая сигарету по сухим губам.
«Спектакли на Пасху — для маленьких девочек, а ты теперь не маленькая девочка, а женщина, полная греха. Так что сиди на заднем ряду и смотри не испорти и это платье тоже. — Она склонилась и ткнула костлявым пальцем Пэтти в грудь, стараясь подчеркнуть то, что говорила. — Ты женщина, привыкай. Хватит заниматься всякими глупостями. Не веди себя как шлюха, не то я вышвырну тебя вон. — Она наклонилась еще ближе. — И не думай даже смотреть в сторону моих мужчин! Просто держи свой чертов рот на замке и делай, что говорят».
В тот день все изменилось. Из-за одного неожиданно возникшего пятна. Пэтти вовсе не была шлюхой, но приняла мамины слова близко к сердцу. Она держала свой чертов рот на замке и делала все, что скажут, и с ней все было в порядке, пока через четыре года сын проповедника не сказал ей сделать что-то, чего она не ожидала и даже не понимала, и она залетела. И даже тогда Пэтти держала рот на замке. Потому что так должны делать хорошие девочки.
— Патрисия, ты меня слышишь?
Она поднимает глаза. Рэндалл пристально смотрит на нее, и она качает головой и улыбается.
— Боюсь, я с головой ушла в приятные воспоминания. Помнишь тот маленький отель в Париже, а?
— Да, сладкая, но я говорил об Исландии, — с приторным терпением повторяет он. — Надо убраться подальше от этих идиотов, и мошкары, и жаркой погоды. Мы вакцинированы, но это не значит, что и люди вокруг нас тоже. А в Юте теплеет, как и в Париже. Суд теперь снова работает в дистанционном режиме, так что можем улетать уже на следующей неделе. Все парни уезжают. И их жены тоже, — подумав, добавляет Рэндалл. — Я попрошу Диану прислать тебе по имейлу список, что купить, всякие там пальто и прочее… Наверное, лучше сделать это онлайн. Если Роза подпишет новый контракт, то оставим ее здесь присматривать за домом, как обычно.
— А если не подпишет?
Он пожимает мясистым плечом.
— Не думаю, что могу заставить ее. Но она ведь и сама понимает, что фактически ее судьба в наших руках: у них никаких документов, плюс еще весь этот беспорядок… Найдется достаточно желающих подписать контракт в обмен на вакцину. Не могу поверить, что они нашли лазейку в законодательстве и сохранили патент в частной собственности, чтоб грести деньги лопатой. Знаешь, я составлял договоры для множества компаний, которые готовы предлагать свои услуги за вакцину. Людям она нужна просто до безумия — для себя и для детей, а одна ампула стоит под тридцать тысяч долларов. Большинство людей в наше время столько денег не видели ни разу за всю жизнь… Идиоты.
Патрисия слегка вздыхает, вспоминая те времена, когда и она не видела столько денег за раз, когда она, покупая продукты, всегда держала в голове, сколько у нее денег в кармане, и потом на кассе вынимала какие-то покупки из корзины, потому что не могла их себе позволить. Когда на горизонте появился Рэндалл, с Пэтти было уже покончено — более энергичная Патрисия отбросила ее прочь, как ненужную оболочку. Рэндалл не знает о том периоде ее жизни, он даже никогда не спрашивал. Они не особо интересуют друг друга как люди, но обоим нужно что-то, что может предоставить другой. Она наполняет его жизнь легкостью, красотой, респектабельностью, а он снабжает ее деньгами для этих целей. А еще Патрисия умело не замечает бесконечную череду молодых секретарш-брюнеток, которых Рэндалл нанимает и увольняет и за которыми ухлестывает. Сейчас это двадцатидвухлетняя Диана, от которой Патрисия позже получит имейл со смайликом в конце — раздражающим и как будто бы чересчур проницательным.
Рэндалл кладет на стол папку, указывает толстым пальцем на лист, где уже стоит его роспись.
— Все места, где ей нужно расписаться, уже отмечены.
Очень напоминает гигантский нерушимый брачный договор, который в свое время подписала сама Патрисия, но несмотря на это она миролюбиво кивает.
— Конечно, Рэндалл. Я позабочусь об этом.
Он гладит ее по голове, будто собаку.
— Хорошая девочка. Ты ведь получила цветы, да?
Он посылает ей так много букетов, что она уже и не помнит, какой в какую комнату поставила.
Ах да! Солнечно-желтые тюльпаны, в будуаре.
— Да, такие яркие. Очень мило с твоей стороны.
— Милая, ты понимаешь, я надеюсь, что когда мы окажемся в Исландии, я буду очень занят, больше обычного. Мир так меняется, и законы вынуждены меняться вместе с ним. Чертовски неудобная история эта Ярость.
Чертовски неудобная история.
То же самое он говорит, когда садовник у соседей запускает разбрызгиватель до полудня по воскресеньям. Патрисия улыбается и кивает в знак согласия, чувствуя себя одной из тех глупых кукол, которых Бруклин так хотела на Рождество. Пластиковая штука, которая моргает, разговаривает, писает и — о чудо технологии! — даже может выполнять простые приказы. Встань. Сядь. Скажи «мама».
Будто хоть один ребенок являл миру такое послушание. Разумеется, Челси не была послушной, и старшая внучка вся в нее. Бруклин, по крайней мере, умненькая и делает именно то, что ей говорят.
— Хорошего дня, дорогой! — произносит она, когда он, переваливаясь, выходит из дома.
— И тебе, сладкая! Перестань уже тереть это пятно и просто закажи себе новую блузку.
И ни слова о любви или хотя бы нежности. Никогда их не было,
