Последний крестовый поход - Ксавье Элари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что надлежало делать с останками короля? Для большинства погибших во время крестового похода погребение в тунисском песке, вероятно, являлось единственным вариантом. Возможно, легат и многие присутствующие священнослужители освятили кладбище для погребения останков погибших. Однако же тела важных людей или, по крайней мере, их кости должны были быть возвращены на родину. Филипп де Монфор, сеньор де Кастр, умер 28 сентября и один из его рыцарей похоронил его внутренности и плоть в лагере и привез кости и сердце обратно в Кастр, где они были захоронены в церкви Сен-Венсан почти год спустя, 9 сентября 1271 года. Кости легата Рауля Гроспарми были доставлены в Трапани. Что касается короля и его сына, то они обязательно должны были быть похоронены во Франции. Останки Людовика, конечно же, должны были отправились в Сен-Дени, королевскую усыпальницу, Жан Тристан, напротив, должен был быть похоронен в аббатстве Ройомон, поскольку его отец решил, что отныне в Сен-Дени будут хоронить только королей.
Но тела еще нужно было подготовить. Тогда принято было варить их в смеси воды и вина, чтобы плоть отделилась от костей — поэтому требовался большой чан. Перед варкой из тела удаляли сердце и внутренности. После варки кости короля и его сына очистили, отбелили и поместили в два ларца с шелковой обивкой, наполненных специями[165].
Многие в армии не сомневались, что однажды Людовика канонизируют. По праву близкого родства, Карл Анжуйский получил сердце и внутренности своего брата, потенциальные реликвии, которые должны были служить напоминанием о связи между королем Франции и королем Сицилии. Карл немедленно отправил их в Монреале (Королевская гора), бенедиктинское аббатство недалеко от Палермо. Первоначально кости почившего короля были доверены Жоффруа де Болье для транспортировки по морю во Францию. Но Карл Анжуйский убедил своего племянника, нового короля Франции Филиппа III, оставить их в армии. Тут можно только восхищаться мастерством Сицилийского короля, который, будучи прекрасным руководителем, хорошо знал, что может укрепить боевой дух армии, оказавшейся в гуще опасностей[166].
Успехи крестоносцев
Смерть короля Франции и легата с разницей в несколько дней лишила крестовый поход двух лидеров. Но смерть Людовика стала самым серьезным ударом. Говорят, что после посещения останков своего брата Карл Анжуйский обратился к баронам и армии: "Мы потеряли одного господина, но обрели другого". Новым королем, по факту, стал принц Филипп, который раньше всегда находился в тени отца и матери. О появлении нового короля стало известно всему лагерю. 27 августа он принял оммаж (вассальную присягу) великих вассалов, в таком порядке: его дяди, Альфонс, граф Пуатье, и Карл Анжуйский, затем его зять король Наварры, его кузен граф Артуа, графы Фландрии и Бретани, и "все остальные, как графы, так и бароны, один за другим". Признания баронов, символизированное принесением оммажа, было достаточно для установления легитимности нового короля без необходимости в коронации[167]. Однако 25 августа и в последующие недели здоровье Филиппа, по-прежнему, вызывало беспокойство.
Каким бы ни было состояние короля Франции, с прибытием Карла Анжуйского крестовый поход обрел нового лидера. Всем было ясно, что именно король Сицилии взял на себя фактическое командование армией. Только что получив известие о смерти Людовика, Карл, еще до того, как отдать дань уважения останкам последнего, поговорил с другим их братом, Альфонсом де Пуатье, а затем отправился к своему племяннику Филиппу, новому королю Франции. Покинув шатер, где было выставлено тело Людовика, Карл наконец-то добрался до шатра другого своего племянника, графа Артуа и воспользовавшись этим, доверил своих детей графине Артуа, Амиции де Куртене. Как видим, Карл предусмотрительно заручился поддержкой всех принцев из рода Капетингов. И именно Пьер ле Шамбеллан, главный советник Людовика, ввел Карла в шатер, где лежало тело покойного короля. Все, кто имел значение, молчаливо признали его превосходство[168].
Популярность короля Сицилии также была очень сильна и в лагере крестоносцев. Выиграв две битвы, при Беневенто и Тальякоццо, Карл Анжуйский стал признанным полководцем. Возможно, он не обладал такой харизмой, как Людовик, но его слава во французском рыцарстве была велика, и ему, возможно, больше доверяли вести войну. Важно отметить, что Карл разбил свой лагерь перед лагерем крестоносцев, на полпути к лагерю мусульман и таким образом действительно взял на себя инициативу[169].
Первые распоряжения нового короля
На самом деле, похоже, были некоторые сомнения в способности нового короля Франции лично принять командование над войсками. Хотя Филиппу было уже 25 лет, Примат настаивал на том он еще был слишком молод и был "ребенком благородного происхождения", "который еще не был экспертом в вопросах сражений". Филиппа также сильно подкосила болезнь и все это, продолжает Примат, "заставляло усомниться в том, что он способен быть государем в ситуации такой большой нужды". Когда Карл Анжуйский сообщил ему о смерти отца, Филипп, по слухам, упал в обморок, за что присутствующие бароны сильно обвиняли его. В своем письме кардиналу Эду де Шатору, Тибо Шампанский заявляет, что "мы очень надеемся, что наш господин будет великим prud'homme, если это будет угодно Богу". Быть prud'homme — значит достичь идеала, состоящего из мудрости и твердости души, к которому должен стремиться король-рыцарь. Однако на данный момент, похоже, ничего такого Филиппом окончательно достигнуто не было[170].
Хотя он был еще слишком слаб, чтобы принимать участие в сражениях, Филипп III смог принять свои первые решения в качестве короля. Он оставляет при себе Пьера ле Шамбеллана, которого его отец удостоил своим доверием и который выступал в качестве его главного советника. 12 сентября Филипп также утвердил регентов, назначенных его отцом, Матье де Вандома и Симона де Нель, и попросил их принять от его имени присягу его офицеров и придворных, оставшихся в Париже. Во втором письме он просил их прислать ему как можно больше денег и выполнить платежные поручения, которые он и его отец дали Парижскому Тамплю, служившему банком для королевской семьи. Также, 12 сентября, Филипп III обратился к духовенству Франции с просьбой помолиться за его отца. Вновь, 4 октября, в письме, отправленном на тот случай, если посланники с первым письмом, Жоффруа де Болье и Гийом де Шартрез, не добрались до Парижа, Филипп III утвердил регентов, поручил им охранять границы королевства и
