Демон ветра - Роман Глушков

Дон Диего прекратил стращать магистров явлением ангела смерти и замолчал. В наступившей тишине было различимо лишь его сиплое дыхание да стоны заключенного из соседней камеры. Взгляд дона потух, а руки безвольно упали на тюфяк. Вспышка ярости лишила старика остатка сил.

– Дайте мне увидеться с сыном, – еле слышно попросил ди Алмейдо. – Большего не прошу.

– Сожалею, гражданин ди Алмейдо, – развел руками магистр Гаспар. – Это желание невыполнимо – ваш сын не хочет вас видеть. Он очень огорчен всем случившимся и уехал с семьей из Мадрида. Желаете что-нибудь еще?

Подбородок дона затрясся, глаза часто заморгали, а дрожащая рука сжала мешковину тюфяка мертвой хваткой. Похоже, известие о презрении сына оказалось для него куда страшнее, чем ожидающая его завтра утром огненная клеть. Тем не менее он нашел в себе силы для ответа:

– Желаю… Бутылку «Вега Сесилия» десятилетней выдержки… и оставьте меня до утра в покое.

– Вообще-то это уже два желания, – поправил его Гаспар, но потом махнул рукой: – Ну да Господь с вами. Такую просьбу мы, пожалуй, выполним. Через час вам все доставят… Раз вам больше нечего сказать, в таком случае – до завтра.

Но Диего ди Алмейдо уже не слушал магистра, поскольку отвернулся лицом к стене и спрятал голову под набитую соломой подушку. Плечи его то и дело мелко вздрагивали…

Вопреки ожиданиям Карлоса, никто его на Очищение Диего ди Алмейдо идти не заставлял, хотя магистр Жерар еще с вечера пребывал в скверном настроении и вполне мог приказать командиру Пятого отряда прибыть на церемонию. Чтобы тот, дескать, не протирал штаны от безделья, пока руководитель рейда занимается грязным и тяжелым трудом. Однако Матадор, сам того от себя не ожидая, проснулся ни свет ни заря, привел в порядок парадную форму, надел ее и явился на церемонию при всех регалиях. Словно некая непреодолимая сила сломила нежелание Гонсалеса присутствовать на Очищении человека, которого его отец считал другом, и насильно выгнала из казармы.

Очищение было закрытым. Проводил его Главный магистр Мадридской епархии при участии магистра Жерара, а ассистировали им бойцы местного подразделения Братства Охотников. Из всего Пятого отряда Карлос Гонсалес присутствовал на церемонии один. Кроме него, из сторонних наблюдателей в зале для закрытых Очищений находился лишь епископ Сарагосы Доминго, специально приехавший по такому поводу в Мадрид. Архиепископ Мадридский не присутствовал на Очищении одного из знатнейших граждан епархии по уважительной причине: к нему из столицы прибыл с визитом Апостол Транспорта.

Жерар с удивлением посмотрел на одетого в парадную форму Матадора, но ничего по этому поводу не сказал. Лишь пожал плечами и отправился проверять исправность огнемета, которому сегодня предстояло работать без остановки целый час и сменить по ходу церемонии несколько баллонов с бензином. Все остальные и вовсе не обратили на присутствие Гонсалеса внимания.

Тесная железная клеть, обычно черная от копоти, но ради сегодняшнего отступника отчищенная до некоторого подобия блеска, висела внутри похожего на большой камин стенного углубления. Вверху углубления имелась мощная вытяжка, дабы все находившиеся в зале не задохнулись от смрада чадящего бензина и горелой человеческой плоти. И несмотря на это, вонь от прошлых Очищений стойко держалась в воздухе, насквозь пропитав стены зала и его скромное убранство.

Одетого в дерюжный балахон Диего ди Алмейдо приволокли под руки двое крепких Охотников. На груди у непокаявшегося висела табличка. Она извещала о том, что отступник сознался в собственных преступлениях, но отказался считать их грехами. В противном случае в руках его находился бы деревянный крест, который был бы сожжен вместе с ним. Крест символизировал для покаянца пропуск в райские врата, а носившим на шее таблички святой Петр категорично давал от тех ворот поворот. Зато их принимали с распростертыми объятьями в другом месте, где было намного жарче, однако несмотря на это, согласно древнему крылатому изречению, общество там обитало гораздо интересней.

Ноги не держали дона ди Алмейдо, но вел он себя с достоинством: не сопротивлялся, не кричал от страха и не умолял о помиловании. Впрочем, почти все, кто выходил на Очищение с табличкой непокаявшегося, вели себя подобным образом. Того, кого не сломали на дознании, напугать Очищением было уже не так-то просто. Для него огонь символизировал прежде всего вожделенное избавление от тяжких мучений и только потом все остальное.

Поместить грузного дона Диего в тесную клеть с учетом того, что самостоятельно он в нее войти не мог, оказалось серьезной проблемой. На помощь конвоирам пришли еще двое Охотников. Совместными усилиями, кряхтя и пыхтя, они сумели кое-как затолкать отступника внутрь клети, где он не уже мог упасть по причине тесноты, и запереть за ним дверцу. Дон глядел на суету конвоиров с грустной улыбкой и даже пытался им помочь, придерживаясь руками за прутья решетки. Он был единственным из присутствующих, кто находил это забавным.

Отличие закрытых Очищений от публичных состояло в том, что никто не произносил на них пафосных речей, не брызгал слюной, перечисляя перед толпой грехи приговоренного и рисуя подробные картины Страшного Суда. Короче, не устраивал из обыкновенной казни балаган. На закрытом Очищении вся прелюдия к нему проходила предельно сжато. Официальные речи – оглашение списка прегрешений, приговор и молитва – обычно укладывались в несколько минут, и если бы Диего ди Алмейдо покаялся, то и сожгли бы его за считаные минуты, включив огнемет на полную мощность. Но отступник предпочел сознательно продлить собственное Очищение. Поэтому инквизиторам приходилось придерживаться буквы закона, и, как бы ни хотелось всем присутствующим побыстрее отсюда разойтись, теперь им поневоле предстояло топтаться в этих прокопченных стенах больше часа.

Дон Диего выслушал бубнящего магистра Гаспара, понурив голову и глядя на люк в полу, куда после Очищения должны были смести его прах; как бы ты ни готовился к страданиям, как бы ни собирался с духом, но когда до жутких мук остаются минуты, это волей-неволей подавляет даже самых отъявленных храбрецов. Дон поднял взгляд лишь однажды – после того как Гаспара сменил гость из Сарагосы. Епископ Доминго вызвался лично прочесть над непокаявшимся грешником молитву.

А пока епископ гнусавым голосом причитал «смилуйся, Господь, над душой раба твоего…», Охотники выволокли и установили напротив клети баллоны с бензином, а затем подключили к ним огнемет. Гаспар в это время при помощью Жерара повязывал себе на шею фартук, надевал нарукавники и защитные очки…

Пламя с фырчаньем полыхнуло в полутемном зале ослепительным оранжевым облаком, но тут же уменьшилось и потускнело. Жерар прикрыл вентиль баллона почти до конца – медленный огонь. Главный магистр епархии перекрестился, перехватил поудобнее трубу огнемета и нажал на рычаг клапана подачи топлива…

Все собравшиеся в зале успели поучаствовать в подобных церемониях не один десяток раз, и потому смутить кого-то из них дикими воплями было уже невозможно. Даже воплями, что длятся больше часа. Лишь Сарагосский епископ старался поменьше смотреть на пламя и корчившегося в нем человека, перебирал четки и шептал под нос молитву.

Магистр Гаспар взялся обрабатывать свою жертву по частям и начал с ног. Пламя мгновенно уничтожило полы дерюжного балахона и принялось отчаянно лизать стопы и лодыжки дона Диего. Кожа на них чернела, лопалась и сочилась сукровицей, ногти от огромной температуры плавились и слезали с пальцев вместе с мясом. Непокаявшемуся только и оставалось, что заходиться в безумном крике – в тесной клети он был не в состоянии даже повернуться. Он дергался в тщетных попытках уклониться от горящей струи и раскачивал висевшую на толстых цепях клеть. Засвистела вытяжка, но горелая вонь все равно поползла по залу.

Главный магистр епархии по праву слыл экспертом своего дела и, едва замечал, что жертва вот-вот потеряет сознание, сразу выключал огнемет. Дождавшись, пока дон Диего немного придет в себя, он вновь открывал клапан и подносил тусклое пламя к небольшому участку тела жертвы, медленно, но верно сжигая ее по частям. Гаспар де Сесо не позволял отступнику найти спасение в беспамятстве. Методика казни медленным огнем была куда изощреннее быстрого Очищения, при котором огнемет переключали на полную мощность и сжигали отступника целиком.

Крики дона Диего стали и вовсе дикими, когда Гаспар оставил в покое его обугленные до костей лодыжки и нацелил пламя выше – на бедра и низ живота…

Карлос Гонсалес наблюдал за казнью с невозмутимостью каменной статуи. Он так и не сумел ответить на заданный самому себе вопрос, зачем вообще здесь находится. До того, как началось Очищение, он все ждал, когда сеньор ди Алмейдо узнает его, встретившись с ним взглядом. Охотник не боялся этого взгляда. Где-то в глубине души его терзало любопытство, каким будет последний взгляд человека, который давным-давно трепал по кучерявой головке маленького Карлоса – презрительным или прощающим. Скорее всего, именно ради этого взгляда Матадор и появился здесь.