Знак махайрода - Юрий Леж

— Вот, братва, я вам бабу привел, — гордо, ожидая в ответ восхищения и слов благодарности, заявил Флэт, очутившись, наконец, на маленькой площадке перед входом в грот.

— Зачем? — удивленно раскрыл рот Пентюх и тут же получил шутливый удар кулаком в бок от Зигатого.

— А ты не знаешь, зачем бабы нужны? — засмеялся вожак, в очередной раз подталкивая девчонку. — Будет нам жрать готовить, а то я уж утомился посуду мыть, будто из армии и не уходили… ну, и постирает бельишко, пора бы уже, воняем, как стадо козлов… а ночью — сообразим, как её использовать…

— Чур, я первый, — загоготал обрадовано Зигатый.

— Ты не первый, и даже уже не второй, — ухмыльнулся Флэт, слегка разочарованный отсутствием внешнего признания его заслуг товарищами.

Наши дни

Прождав без малого полтора часа после отправления автобусов и в очередной раз подивившись прозорливости деда, уверенно утверждавшего, что исчезновения одного из экскурсантов никто не заметит, важно лишь не «внедряться» по дороге ни в чьи компании, Тавр выбрался на пустынную смотровую площадку, ушел чуть в сторонку от прямого взгляда на темнеющий зев Грота и полез наверх, безжалостно пачкая разноцветную, яркую одежду о камни.

Возле Грота он оказался уже через пятнадцать минут, хотя совершенно не представлял себе изначально удобного пути по склону, но тренировки от ветерана «Махайрода» могли дать фору любому обществу любителей скалолазания и альпинизма.

Уже на маленьком пяточке площадки у входа, внимательно приглядевшись к белеющим чуть ниже по склону костям злосчастной жертвы кровавых легионеров, Тавр саркастически хмыкнул и покачал головой: кто-то из ушлых и предприимчивых экскурсоводов не поленился стащить из анатомического музея пластиковый учебный скелет и умело разбросать не подверженные старению ярко-белые кости на видном месте.

«Деньги теперь — всё, и ради денег людишки готовы на всё», — припомнил юноша сентенцию деда, сбрасывая с плеч рюкзак и доставая из удобного бокового кармашка маленький, экономный, но мощный фонарик. Лишь после этого он решился войти в кромешную, не нарушаемую годами темноту Грота.

…а здесь, кажется, все осталось, как полсотни лет назад — те же деревянные лежаки, сооруженные из непонятных разнокалиберных ящиков, застеленные совершенно обветшалым тряпьем, в котором угадывались армейские бушлаты старинного образца, какие-то совершенно бесформенные узкие полотнища неизвестной ткани, истлевшие по швам, но по-прежнему хранящие форму солдатские брюки-галифе. Возле самого дальнего ложа стояли скукоженные древние сапоги.

«Мы там почти трое суток провели, — рассказывал месяц назад дед. — В самой пещерке-то только в ночь, да и то — по очереди, как положено. Но вокруг все излазили. Как промежуточная база, местечко для тебя самое удобное. И уходить будешь — через гребень перевалишь, считай, вернулся, и пояснить просто, если вопросы будут задавать: мол, залез глянуть на Грот, отстал от экскурсии, не растерялся — хоть в такое и трудно сейчас поверить — выбирался самостоятельно… хотя, не думаю, что кого-то твои приключения заинтересуют».

Положив фонарик на одну из лежанок, Тавр быстро и сноровисто распотрошил свой рюкзачок, переоделся в старенький, но прочный, легионерский комбинезон, прошитый углеродной, упрочняющей нитью, позволяющий держать скользящий удар ножа, переобулся в удобные, привычно разношенные сапоги взамен новеньких ярких, но абсолютно непрактичных в горных условиях кроссовок. Кроме одежды в рюкзачке был хитро припрятан армейский пистолет, пара запасных обойм, которые, как надеялся юноша, ему не пригодятся, легионерский нож, пара плотно закрытых банок со спецпайком разведчиков, собственноручно приготовленным старым триарием в домашних условиях. «Этого тебе на неделю хватит, если не экономить, — пояснил во время сборов дед. — А так — дней на десять, не меньше. Однако, думаю, что справишься ты гораздо быстрее».

Заполнив опустевший рюкзачок современной сменной одеждой, Тавр спрятал его в самом дальнем углу Грота за лежанкой, надеясь, что никаких случайностей за время его отсутствия не произойдет, а возможные посетители пещеры не станут шуровать по её углам в поисках неизвестно чего.

С несколько неожиданной для такого молодого человека неторопливой тщательностью Тавр заполнил удобные, специально для этих предметов предназначенные, карманы комбинезона банками с пайком, обоймами к пистолету, который вложил в набедренную открытую кобуру. Добавил небольшой, в две сигаретные пачки, коробок с пластидом, десяток взрывателей и бухту старого, надежного, бикфордова шнура, прикрепил к поясу флягу с коктейлем из воды, витаминов, безопасных для здоровья, но очень действенных стимуляторов.

Вот теперь можно было отправляться в путь.

«Байки про радиацию, отравленный город и мертвые села с мутантами ты писакам из разных газетенок оставь, — напутствовал его старик. — Там уже через пять лет было практически чисто, разве что — в эпицентре еще фон остаточный стоял, а уж через полста лет… Дорога от пещеры этой до города идет через две деревеньки, ну, это ты сообразишь по карте, зря, что ли, учил?.. но можно пройти и напрямую, там хоть и не ровно-гладко, но ног не поломаешь. Как спустишься с горы, возьмешь курс по азимуту и — через три-четыре часа будешь на месте».

Несмотря на то, что никаких явных опасностей не было, да и простых неожиданностей ни в Гроте, ни вокруг него не произошло, Тавр выбрался под ласковое весеннее солнышко с явным удовольствием. Клаустрофобией он не страдал, но замкнутое пространство со следами трагического прошлого невольно давило на психику, хоть и укрепленную уроками старого легионера, но вовсе не закаленную чужой и своей кровью и смертями.

Быстро спустившись по знакомому уже склону горы чуть в стороне от смотровой площадки, Тавр на какое-то время задумал, вглядываясь вдаль и выбирая маршрут дальнейшего движения. Колебания его продлились недолго, через пару минут юноша решительно двинулся к спуску немного левее, ведущему на старую, заброшенную и едва различимую в свежей весенней травке тропинку.

«Раз уж довелось посетить Долину Смерти, — с душевной усмешкой подумал Тавр. — Надо бы пройтись и по заброшенным деревенькам. Просто любопытства ради глянуть, как оно — на необитаемом уже полста лет острове…»

Пятьдесят два года назад

На дезертиров триарии наткнулись случайно. Простая мера предосторожности — патруль у невысокого гребня скал — вдруг республиканцам взбредет в голову перебросить в этом месте пару батальонов горных стрелков и неожиданно ударить во фланг удобно расположившемуся в Счастливой Бухте легиону? Конечно, эта пара батальонов ничего не смогла бы решить в боевом смысле, но зачем допускать никому ненужные неприятности, если от них легко оградиться двумя тройками легионеров?

После городской суеты, зачистки центральных улиц, поисков оставшихся по глупости или из самомнения горожан, невысокие, но обрывистые, скалистые горы показались триарием воплощением спокойствия.

Наверное, простые солдаты, что имперцы, что республиканцы, обязательно подумали бы во время своего хаотичного перемещения по зацветающим уже, покрытым кое-где свежей весенней травой склонам: «Вот закончу службу, вернусь сюда, построю домишко, буду каждый день наслаждаться этой тишиной, чистым воздухом, свежим хлебом и родниковой водой…» Но легионеры не были простыми солдатами, и в их головы не приходили иные мысли, кроме насущных, сиюминутных, мало кто из гастатов, принципов, триариев надеялся дожить до перевода в резерв, да и просто не представлял себе — чем можно заниматься в гражданской жизни — вне легиона.

Первым легионеры заметили сидящего у входа в Грот Пентюха. Он бездумно грелся на ласковом солнышке, расслабившись в полудреме, в неком странном промежуточном состоянии между явью и сном. А через несколько минут к нему присоединился Зигатый, вышедший из темноты пещеры, на ходу оправляющий гимнастерку и застегивающий брюки, будто этого нельзя было сделать заранее. Как обычно, дезертир попользовал добытую их неформальным командиром девчонку, и теперь собирался передохнуть, набраться сил для нового захода. Он делал это с пленницей по три-четыре раза на дню — и один, и в компании с Флэтом, иной раз привлекая и ленивого даже до доступного женского тела, суетливо бестолкового Пентюха. Да еще и ночью дезертиры не оставляли девчонку в покое. И пусть она не сопротивлялась, молчала и только кусала губы в наиболее страстные моменты соития, но на добровольные, по согласию, занятия любовью это совсем не походило.

Прикрывающий зашедших с разных сторон к площадке Чука и Вера, Кант шепнул только в переговорник: «Ножи»… и тут же метнулись буро-зеленые тени, зажали рты беспечным, расслабившимся на свободе дезертирам, давно уже оставляющим свои штурмовки в пещере, почти забывшим, для чего захватили их с собой при суматошном, хоть и заранее спланированном уходе из части… мелькнули серые, тусклые лезвия — и вот уже триарии спешно, аккуратно оттаскивают мертвые тела за камни, скрывая их от лишних, пусть пока и отсутствующих глаз.