Стихотворения и поэмы - Гафур Гулям
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«В 31-м году у нас было 146 хозяйств, сейчас — 461 хозяйство.
В 31-м году у нас было 200 гектаров земли, в 33-м году — 978 гектаров.
В 31-м году мы получили с гектара 100 пудов урожая, в 32-м году —160 пудов, в 33-м году — по 200 пудов с гектара.
305 хозяйств обзавелись коровами и телятами.
В 31-м году на трудодень было выдано по 1 рублю 20 копеек и по 2 килограмма пшеницы.
В 32-м году колхозники получили по 2 рубля 15 копеек и по 5,4 килограмма пшеницы на трудодень.
В нынешнем 33-м году мы выдали на трудодень по 3 рубля 50 копеек и по 7,1 килограмма пшеницы.
Участие женщин в общественной работе достигло 90 процентов.
В 31-м году грамотных было 12 процентов, в 33-м году — 97 процентов.
63 процента наших работ механизированы.
125 хозяйствам мы построили новые дома».
Да, вот как вырос он — Кукан-батрак!А были дни — боялся сделать шаг.Всего три года минуло с тех пор,как шел он разуму наперекор —поверив, что колхоз — источник бед,трусливо упирался: «нет» и «нет».Всё то, что врали бай, торгаш, имам,как жемчуга, подвешивал к ушам.И все-таки — смотри — сумел батракпокончить с нищетой, рассеять мрак!Раскован разум, чист и прост язык…Какого мудреца он ученик?!.Не скрою, этот строй звенящих строк —взволнованной души моей восторг.Диктует их горячая любовь.Все наши перемены, наша новьне только в том, что сыты кишлаки,что новых фабрик множатся гудки,что ныне пашет землю не соха,а мощные стальные лемеха.Еще важней воздвигли зданье мы.Расширили свое сознанье мы.В бесклассовый, отрадно новый веквойдет свободный новый человек.
Вернусь к рассказу. Председатель встал«Теперь приступим к выборам, — сказал, —есть предложенье, чтоб на съезд от наспоехали Кукан и Бекнияз».Согласный шум, рукоплесканий шквал…Избранники, достойные похвал,с улыбкой встали, опустив глаза.Все дружно проголосовали «за».Так завершился день. Был поздний час.Халпош давно уж поджидала нас.
ЗАДУШЕВНЫЙ РАЗГОВОРХороший дом был у него теперь.Высокая двустворчатая дверь,двойные рамы, деревянный пол…Да, не зазря трехлетний срок прошел!..
В окно звездой жемчужной смотрит ночь,тихонько спит в резной кроватке дочь.Широкой ниши правильный овал.Гора подушек, горка одеял.Над дастарханом вьется легкий пар,сопит блестящий белый самовар.Лепешки белые, кишмиш, каймак…Ну что ж, Кукан достоин этих благ.Не просто он все беды превозмог,сбивался с шага, точно стригунок.Недоедал, недосыпал порой.Без тени летом, без тепла зимой.Теперь все эти муки позади.Теперь пиявок он сорвал с груди.В ряду борцов, борясь за нашу новь,он шел вперед, пролив и пот и кровь,и разгромил кулацкий вражий стан.«Ну что же ты сидишь молчишь, Кукан?Три года жизни не короткий срок.Рассказывай, разматывай клубок».— «Да, было всякое, — сказал Кукан, —не сразу улетучился дурман.Вот — курсы трактористов. Верь не верь,я не легко шагнул за эту дверь.„Вдруг это грех, вдруг покарает бог!..“Пятнадцать дней отважиться не мог.Ну, как-никак решился, поступил.Сам иногда дивлюсь, каким я был.Что дальше?.. Наконец, на трактор сел.Как видишь сам, окреп, поздоровел.Дела у нас с женой пошли вперед.И то сказать, где труд, там и доход».
Он говорил о том, кем был, кем стал,как бы тетрадь передо мной листал.Как рос он, как менялся с каждым днем,как чувство класса пробуждалось в нем.И вдруг, рванув рубашку на груди,сверкнул глазами, выдохнул: «Гляди!Вот здесь, пониже. Как? Добротный шрам?..От бая, от хозяина — салам!Ужалил, змей! Актив и партбюропришли к нему отыскивать добро.Позеленел, затрясся Шариф-бай,сказал: „Смотри, щенок, не прогадай!“А через день — за пазуху кинжал —и в камышах на зорьке поджидал.Я шел, стеречься не видал причин.И вдруг как на колючку наскочил.Успел узнать, успел схватить его…А что потом — не помню ничего.Очнулся на кровати, еле жив:„Где мироед проклятый? Где Шариф?!“Исчез Шариф. Искали — нет и нет!И все-таки попался, мироед.Он как хитрил? Усы, бородку сбрил,очки потолще на нос нацепил.Ушел от нас подальше налегке,стал счетоводом в горном кишлаке.Таился, притворялся целый год,пока не разгадал его народ.Да, здесь борьба порой была жестка,немало мы повыжгли сорняка!..Вот так-то…» — заключил рассказ Кукан.Неторопливо расстегнул карман…«Ну что, поэт, получится дастан?» —и книжицу ударника достал.«Смотри, — сказал он, посветлев лицом, —вот знак того, каким я стал борцом.Борцом за качество, за урожай,борцом за то, чтоб цвел родимый край.А знаешь, как живу? За прошлый годна трудодень мне дали семь пятьсот!»
«Да, брат, — сказал я, — ты живешь не зря».А за окном уже взошла заря.Добротная, подобная горе,корова замычала во дворе.Запел петух, за ним — округа вся…День трудовых свершений начался.
Кукана путь — десятков тысяч путь.Рассвет, который вспять не повернуть.В дастане этом — бой за счастье масс.Герой дастана — победивший класс.
Наш мудрый вождь, наш авангард в борьберодная партия ВКП(б).Поля сражений — грудь родной земли.Всю грязь, всю нечисть мы с нее смели.Сгорели звери баи, начадив.Все страны мира слышат наш призыв:«Эй, труженики, хватит вам терпеть,вставайте, стройтесь, капиталу смерть!»
Друзья, не всё, что я хотел сказать,мне удалось вместить в мою тетрадь.Ну ничего! На съезде, будет час,Кукан-ака дополнит мой рассказ.
1930–1933Перевод В.Липко
ВЫШИВКА
Эта вышивка,льющаяся, как ртуть,сверкающая сереброми позолотой, —чью изнурялачистую грудь?Чьих рук работа?Чья печаль,терпеливо втыкая иголку,пришивала жемчужинык этому шелку?Жемчужинына желтом пламени роз,подобные каплямскорбных слез…Чей талант,продав себя за копейку,растрачивалсяна эту тюбетейку?
Но кто же в миредостиг идеала?Взгляни на рисунок позорче.Минусов тутне так уж мало,хоть в целом онне испорчен.Какая-нибудь рисовальщица,старая-старая,вывела старый иракский узор.Рука у нее была усталая,усталая с давних пор.Вышивальщицарасцветку составила наскоро:фисташковый,желтый,капустный…А молодежи сейчаснравится красное.И — чтоб не прозрачно,а густо.Стежкаместами груба, негожа,околыш заметно великоват,верхушка излишне остра…Но кто же,кто же тут виноват?Рисовальщица?Разве ее не простишь?Много детей, бессчетно внуков…Начала узор — заплакал малыш:бросай кисточку, иди баюкай.С вышивальщицы тожеспросишь не очень.Дел по хозяйству невпроворот.За шитье беретсяпоздней ночью,когда весь дом уснет.Обстирай всех,накорми всех.Завтрак,обед,ужин…А со стежальщицы и вовсе спрашивать грех:вчера похоронила мужа…
Помню —мы были тогда мальчуганами —на улице бродили плечистые парни,задорные, форсистые, чванные —один другого шикарней.На каждомпо нескольку поясных платков,расшитые тюбетейки набекрень.Стучат подковками высоких каблуков,усами пронзают солнечный день.Старики на такихсмотрели, млея:«Ах, красавец! Ой, молодец!Такой на улакевсех одолеет.Узнать бы, кто у него отец…»Сегодня у нас мера иная.Сто лет жизниэтомурабочему парню!Руки в мозолях, глаза пылают…Первый на нашем заводе ударник.В нем и достоинство и удальство.Он с другом вступил в соревнование.Металл оживает в руках его,ревет, как лев раненый.Других рабочих парней вдохновив,он их повел за собою,и был ликвидирован в цехе прорыв,и план перевыполнен вдвое.А слышали выпро его жену?А слышали выпро его сестру?Им тожепочет по праву,им тожеплечи выпрямил труд,дал и силу и славу.На фабрикепервые среди ткачих —талантливые, искусные…Побольше бы намдевчат таких,побольше бы нампарней таких,множащих мощь индустрии.Нет,не торчащие в небо усы,не тюбетейка,что ярко расшита, —основа достоинства и красы,основаславы джигита.Достоинство в том,чтоб жену свою —Кундуз, Хайри, Халпош, Зульфиюосвободитьот тяжких забот,лишающих сил,вгоняющих в пот:от стирки,варки,от целого рядапустых суеверий,нелепых обрядов.
Женщины!Славьтеновый рассвет.Старому быту скажем «нет»!Скиньте чачваныпозорные, черные!Вас ожидаютквартиры просторные,вамрадушно откроют объятьямагазины готового платья,васожидают обеды в новых,незакопченных, чистых столовых.Ваших малютокясли ждут,васфабрики ждут и заводы.Свободныйдля общего блага труд —бодрость на многие годы.Ваши способности,сдавленные в клетке,вбитыев тюбетейки,ковры,пояса,должны теперьслужить пятилетке, —тогда засверкаетваша краса.
Хватит!Покончимс наважденьем веков.Пускай,почетом и славой увенчаны,радуясь жизни,цветут у станковнаши спутницы — женщины.Пусть им поютзаводские гудки.Час пробужденья светел.Пустькумачовые их платкивольный ласкает ветер.А вы,тюбетеек расшитых любители,в кепках рабочих ходить не хотите ли?
1930Перевод В.Липко