Парадокс Гретхен - Вера Колочкова

– А кто такой Гавриленко?

– Ну, мать, ты даешь! С луны свалилась, что ли? Продюсер это известный! Если он за парня твоего взялся, значит, он и в самом деле талантливый. Эх, счастливая ты родительница, Ася… А вот Витька мой все балду гоняет. Сейчас вообще редко его вижу. Нет, вообще-то он хороший парень…

– С матерью живет?

– Ага. С женой моей бывшей. И с мужем ее новым. Я к ним иногда в гости захожу. Правда, давно уже не был. А когда ее замуж пристроил, часто поначалу заходил. Проверял, не обижают ли…

– Как это – пристроил? Не поняла…

– Давай расскажу, коль интересно. Рассказать?

– Ага…

– Вообще, смешная история у нас, конечно, вышла…

Димыч вздохнул и помолчал немного, задумчиво посматривая на Асю. Если честно, нисколько не хотелось ему об этом сейчас говорить. Но надо было. Надо, чтоб все она про него знала. Не догадки потом строила, а обо всем с самого начала была осведомлена. Чтоб был он у нее как на ладони – такой, какой есть. Не любил он в отношениях недоговоренностей да тайн всяких. А с этой маленькой женщиной, он знал, отношения у него будут. Как увидел ее в первый раз – уже тогда это понял…

С женой своей Аллой он прожил душа в душу шестнадцать лет. Все у них, конечно, было: и ссоры семейные, и праздники, и сын Витька рос нормальным парнем, и любовь, конечно же, была. А как без нее, без любви-то? Без нее уже и не жизнь нормальная, а так, маета одна да постоянное раздражение, которое скрыть никому и никогда в подобных обстоятельствах не удается, как ни старайся. Вот и Алле не удалось. Год назад взяла да и влюбилась. И в кого, главное! В его же подчиненного, в младшего, так сказать, по званию. Привел он жену на корпоративную вечеринку, организованную в честь Дня милиции, где познакомил ее со своим сотрудником. И не узнать стало бабу. Почернела вся, глаза маетные… Смотрит на него и глухое свое раздражение скрыть пытается, и по дому суетится, и угодить ему все виновато старается. В общем, извелась вся из-за угрызений совести да пошатнувшейся женской порядочности. Припозднится, возвращаясь со свидания с молодым любовником, и, как побитая собака, в глаза заглядывает: не догадался ли муж о ее вероломном прелюбодеянии… Ну как он мог на все это смотреть, скажите? Не мог, конечно. Утром как-то пришел на работу и прижал соперника к стене. И выяснил у него, что Аллу он тоже любит. Только его, Димыча, боится – начальник все-таки. Ох, уж и хотелось ему тогда прибить этого сопляка! Аж скулы сводило. А только нельзя было. Не виноват он ни в чем. Вместо этого проговорил сквозь зубы:

– А раз любишь – тогда женись, сволочь! Чтоб все честь по чести! Чтоб баба моя у тебя в любовницах не ходила! А обидишь – башку снесу. Она ведь старше тебя годами, потому ее обидеть легко…

Вечером пришел со службы домой – жены уже и след простыл. Он потом, конечно, и в гости к ним ходил. По Витьке сильно скучал. Да и по Алле… Себя ломал, а ходил. Она такая счастливая всегда его встречала: и помолодела, и похорошела… У него первое время все переворачивалось внутри от обиды! А потом ничего, притерпелся. А когда эта маленькая и зареванная женщина к нему в кабинет ворвалась после Катькиного звонка, у него вдруг будто что-то щелкнуло внутри: все, мол, Димыч, пришел конец твоим мужицким страданиям…

– Хм… Странно… А может, она бы и не ушла от тебя никогда? Зачем ты сам инициативу-то проявил? – с осторожным кокетством спросила Ася, выслушав его то ли грустную, то ли веселую историю до конца. – Да и вообще… Знаешь, говорят, нельзя насильно в судьбу человеческую вмешиваться. Ни в чью. Нельзя манипулировать чьей-то жизнью, навязывать свое мнение. А может, твоя бывшая жена по-другому бы поступила? Может, стала бы со своим чувством бороться? А ты взял и сам за нее решил…

– Можно, Ася. Иногда можно. И не манипуляции это, как ты говоришь. Манипуляции – это когда ради собственной развлекухи с чужой судьбой в футбол играют, а мне, как сама понимаешь, и не до игрищ было… Я честно ей помочь хотел из этой ситуации выпутаться. Сама бы она никогда не решилась…

– Ну, а вот как с детьми, например? Получается, что мы им тоже не ради своей развлекухи судьбу определяем? Я же в отношении сына тоже никаких игрищ, как ты говоришь, не хотела. У меня одно желание было, чтоб он серьезным делом занимался, а не пустяками всякими. А он взял и из дома ушел! Сам! Теперь только и остается, что со стороны новости о нем узнавать…

Ася, как ни старалась, все никак не могла прийти в себя от услышанных вестей о том неожиданно новом, что происходит в жизни ее сына. Надо же – Пашка со своими песенками уже в Москве… Что ж это получается? Вот тебе, мать, и стишата с музычкой? Получи? Опять чужой человек эти новости ей сообщает, и разве она к ним готова? Сидит, вопросы дурацкие задает… Хотя какой же этот человек чужой? Он и не чужой теперь вовсе…

– Господи, как же так получилось-то, Димыч? Ничего я про своего сына не знаю, выходит. Какая ж я после этого мать, а? Да никакая…

– Ну-ну, чего это ты… Не торопись голову пеплом посыпать. Это ты всегда успеешь сделать. Да и вообще… Раз у тебя такой парень талантливый, значит, и твоя заслуга в этом есть! И то, что он решил уйти в самостоятельную жизнь – тоже тебе, между прочим, плюс! И в своем нормальном материнстве не сомневайся! И знаешь почему? Потому что по-настоящему никчемная мать никогда ни в чем не усомнится…

– Нет, Димыч, ты просто не знаешь всего. Наверное, я и есть та самая никчемная…

– Ладно, не увлекайся самокритикой. Чего уж теперь – сын-то вырос! Ты только верь в него всей душой, и все. Гордись и верь. Верь и гордись. А остальное за вас жизнь сама сделает. А лучше всего знаешь что сделай?

– Что? – подняла на него грустные глаза Ася.

– Нового роди!

– Как это?

– Что, рассказать?.. Как именно: коротко, в общем или со всеми деталями?

– Да ну тебя! – махнула на Димыча рукой Ася и расхохоталась вдруг весело, и покраснела, и схватилась ладонями за щеки. – Я с тобой серьезно разговариваю, а ты…

– Так и я серьезно! Так что не маши на меня рукой, а задумайся. Может, и я в этом вопросе на что сгожусь? А что? Я мужик надежный и невредный. И не обижу никогда. А разлюбишь – тоже не обижусь, пойму…

– Ага? Выходит, я уже тебя как бы и полюбила?

– Ну да. У меня, знаешь, на это дело нюх особый. Я сразу увидел, что тебя торкнуло – как только ты уселась на стул передо мной тогда, в кабинете моем. Ты, может, и не заметила, а я увидел. Нет, не так. Не увидел – почувствовал… Только ты не говори ничего сейчас про мою излишнюю самоуверенность, ладно?

– Да я и не говорю… И на самом деле торкнуло. И что сразу – тоже правда… И что?

– А то! Я кто, по-твоему? Я ж мужик! Мое мужицкое начало моментально и среагировало на эту твою искорку, и вот она тебе – моя любовь! Готовенькая уже, ешь ее с хлебом и с маслом! А теперь смотрю: мне вдвойне повезло! Ты, оказывается, еще и еду вкусную готовить умеешь! Так что не зря я полгода честно отстрадал без женского внимания. Тебя, видно, дожидался. Знаешь, как говорят? Что не твое – отдай, а твое к тебе само придет. Вот ты и пришла – прямо ко мне в кабинет.

– Это как понимать все, Дим? Ты мне предложение делаешь, что ли?

– Ага, делаю. Только сразу предупреждаю: за ментом быть замужем трудно. Меня же дома все время не бывает. Так что придется тебе сидеть и ждать меня долгими вечерами…

– …С радостью… – тихо улыбнувшись, проговорила она, словно продолжила его фразу.

– Что? Что ты сказала?

– А так мой муж погибший говорил, когда в командировки уезжал. Жди, говорил, меня, Ася, с радостью. Ну, я и ждала. Так что я умею…

Димыч откинулся на спинку стула и молча стал смотреть ей в глаза. Долго смотрел. Именно таким взглядом, о каком она совсем недавно мечтала. Как будто кроме нее, Аси, никого больше в мире нет. И комнаты этой нет. И мира этого нет…

Они и не услышали, как в замке тихо провернулся ключ, как в комнату так же тихо вошла Светка. И очнулись от ее удивленного, с настороженными интонациями, голоска:

– Здравствуйте…

Света испуганно переводила взгляд с матери на незнакомого мужчину в голубой милицейской рубашке с погонами, потом, приложив руку к груди, на выдохе, едва слышно, спросила:

– Мам, с Пашкой что?

– Да все в порядке с твоим братцем, не волнуйся! – опередив Асю, махнул рукой в Светину сторону Димыч. – Лучше давай знакомиться, красавица!

– Меня Светой зовут… – все еще продолжала удивленно таращиться на него девочка. – А вы…

– А меня Дмитрием. Можно Димой. Можно Митей. Да как хочешь зови – я не обижусь.

– Простите, а вы кто?

– Я? Я матери твоей жених. Пришел вот просить ее руки, а тебя, понимаешь ли, носит где-то!

– Вы? Жених? Вы же милиционер…

– А что, милиционер, по-твоему, не может быть женихом, что ли? Еще как может! Ну что, согласна мать за меня отдавать или тебя уговаривать придется?

– Да я не знаю… – неуверенно протянула Света и растерянно посмотрела на улыбающуюся Асю. – Если вы меня не разыгрываете…