Закон подлецов - Олег Александрович Якубов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да и «яблочко от яблоньки далеко не укатилось», рассуждал Прутков. В чем в чем, а в этом-то он не ошибался. Твердостью характера Саша явно пошла в отца. И тюрьма не сломила, а наоборот — закаляла ее, с каждым днем, проведенным в этих, казалось, невыносимых условиях, все больше и больше. И тогда Прутков решил ударить сам. Ударить по самому больному — по детям. Вернее, по одному из них. О том, что это прием запрещенный и недостойный, он не думал, такие отвлеченные, сентиментальные понятия никогда не бередили его сознания, не тревожили душу. И уж точно ни сна, ни аппетита не лишали.
Выяснить, в какой школе учатся двойняшки — Сережа и Лиза Лисины, — не представляло ни малейшего труда. Как не представило труда для людей подполковника найти подход к родителям одной из Лизиных одноклассниц. Остальное было, как принято говорить в таких случаях, делом техники. Школьница узнала от мамы с папой, что мама Лизы Лисиной находится в тюрьме, что «скрывать этот факт от одноклассников некрасиво и надо помочь Лизе, открыть ей глаза на правду».
Пруткова ни в малой степени не беспокоила судьба девочки. Ну поплачет, узнав, что мама в тюрьме сидит. Тут главное, чтобы мама правильный вывод сделала и призадумалась, как поскорее выбраться из узилища. Однако детских слез и нервного срыва в бесчеловечном этом плане могло оказаться недостаточно. Но не зря же сам Чингисхан, зная неодолимое коварство своего подручного, держал этого пса на коротком поводке.
Осуществляя сложный, многоходовый замысел, Прутков встретился с депутатом одного из муниципальных округов, на территории которого находилась школа, где училась Лиза. С депутатом их связывало шапочное знакомство, но оно крепло с каждой минутой, вернее с каждой рюмкой, наполненной дорогой французской водкой «Грей гус». Ну а когда народный избранник получил в подарок литровую бутылку этого напитка премиум-класса, то проникся праведным гневом к тому, что какая-то преступница калечит души своих малолетних детей. Он «целиком и полностью согласен с уважаемым Андреем Михайловичем, что это чудовище в женском обличии нужно немедленно лишить родительских прав», и даже вызвался сам, лично, поставить в известность об этом органы опеки.
Когда Тамара Геннадьевна Быстрова узнала, что против ее подзащитной возбуждено еще и гражданское дело — о лишении родительских прав, — она попросту оторопела. Кто, по какому поводу и праву обратился в суд с этим иском? Как вообще могли принять столь абсурдное исковое заявление? Но удивление защитника сменилось неподдельным гневом, когда она увидела, как в суде адвокат отдела опеки Мусаев извлек из своего портфеля перефотографированные страницы судебных документов по делу о незаконном использовании государственных земельных участков. Причем у Мусаева были именно те страницы дела, где фигурировала Александра Лисина. Быстровой не составило ни малейшего труда удостовериться, что в том суде, где слушалось дело об изменении меры пресечения, адвокат Мусаев ни ордера, ни каких-либо ходатайств на ознакомление с материалами уголовного дела не предъявлял. И вообще, ни в бюро пропусков, ни на полицейском контроле фамилия Мусаева в этом году не значилась. Как он проник в здание суда, не через форточку же? Ответ напрашивался сам собой: некто вынес эти фотокопии документов Мусаеву. И вряд ли этот «некто» действовал бескорыстно.
— Откуда у вас, господин адвокат, документы судебного дела? — напрямик спросила Тамара Геннадьевна Мусаева, когда они вновь встретились в суде по гражданским делам.
— Я не обязан вам отвечать, — напыщенно ответил тот.
— Стоит ли мне напоминать, ваша честь, — обратилась Быстрова к судье, — что документы, полученные незаконным путем, в суде рассмотрены быть не могут. К сему добавлю, что Александра Сергеевна Лисина судом виновной не признана, а находится всего лишь под следствием, ее дети живут в комфортных условиях, под постоянным присмотром отца, бабушки и дедушки, людей весьма обеспеченных. Все трое детей исправно посещают школу, успевают по всем предметам, психологически устойчивы. Так что дети гражданки Лисиной ни в чем не нуждаются и на произвол судьбы, как изволил заметить господин адвокат, не брошены. Что же касается предъявленных здесь документов, то я настаиваю, чтобы господин Мусаев дал объяснение, каким путем добыты те, которые являются тайной следствия. Ибо ни судебные, ни следственные материалы на этом этапе дела обнародованию не подлежат.
Иск отдела опеки суд не удовлетворил.
— Больше туда не суйся, — приказал генерал Мингажев Пруткову, когда тот доложил об очередной «накладке». — И так в это дело вцепились правозащитники и журналюги. Узнают, что этот мудак за бабки судебные фотокопии получил, порвут, как бобик тряпку. А тот, спасая шкуру, молчать не будет. Удивил ты меня, Прутков, — своим тихим голосом, которого подчиненные боялись больше, чем крика, упрекнул Чингисхан подполковника. — Я ж тебя предупреждал: в этом деле не на два, а на двадцать шагов вперед ходы надо просчитывать. А ты? Бутылкой водки захотел отделаться…
— И откуда он все знает, — поразился Прутков, более даже досадуя на информированность генерала, чем на свой промах.
…О том, что кто-то пытался лишить Сашу родительских прав, и о подробностях, произошедших в школе, адвокаты решили своей подопечной не сообщать. Бедной женщине и без того горя хватало.
***
С первых же дней, как только началось следствие и адвокаты рассказали Михееву о сути предъявляемых обвинений, он усомнился:
— Не может такого быть, чтобы Саша Аверьянов предложил моей дочери какие-то сомнительные участки. Теперь на покойного что угодно повесить можно, а я этого человека много лет знал и знал, как он и ко мне относится, и к моим дочерям, — возмущался Сергей Анатольевич. — Надо самим все проверить, собственную экспертизу провести.
Адвокаты нашли солидную землеустроительную фирму, которая могла подготовить независимое, тщательно обоснованное техническое заключение. Отправились на место, где находились участки, по версии следствия, якобы принадлежавшие «расхитительнице государственного имущества» Александре Лисиной. По дороге инженер фирмы объясняла Тамаре Геннадьевне:
— Существует так называемый кадастровый учет земли — государственный реестр недвижимости. Такой, знаете ли, земельный ЗАГС, — говорила инженер Лидия Дремова. — В этот реестр вносятся сведения о конкретном объекте, все его характеристики. Если участок приобретается впервые, то ему присваивается индивидуальный номер, по которому один участок можно легко отличить от множества других. И вообще, в кадастре находятся сведения, подтверждающие, что тот или иной участок существует на самом деле, а не только значится на бумаге.
— Это
