Анна Герман - Александр Жигарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь она ехала в студию, где ее ждал оркестр. чтобы приступить к записи. Музыканты встретили ее аплодисментами, и она радостно поздоровалась, будто рассталась с ними только вчера. Звукорежиссер предложил записать отдельно оркестровую фонограмму, а потом отдельно наложить голос. Анна запротестовала: ее принцип - записывать вместе с оркестром, чтобы чувствовать его дыхание, видеть дирижера, слышать каждый инструмент. Она работала над записью несколько часов легко, вдохновенно и радостно. Музыканты невольно забыли, что рядом с ними находится человек, практически "собранный заново", спрятавший в своем теле множество инородных предметов, настолько они были увлечены...
Записи продолжались всю неделю. В комнате звукорежиссера, отделенной от студии стеклянной стеной, собирались почти все находившиеся на студии: композиторы, певцы, оркестранты, уборщицы, курьеры... И после каждой песни они неистово аплодировали.
Анне было очень сложно передвигаться без палки, но она заставляла себя это делать, потому что хотела, чтобы все, кому с ней предстоит работать, прежде всего видели в ней полноценного человека, физически равного себе, без всяких комплексов, не вызывающего ни жалости, ни повышенного интереса. На сочувственные расспросы о здоровье она отвечала, как правило, с юмором, но почти тотчас же меняла тему разговора.
...Ей позвонили с телевидения и предложили снять ее концерт. Анна поблагодарила за предложение, сказала, что пока это несколько преждевременно, но она надеется, что скоро можно будет серьезно поговорить и о телевидении. "Ох, пани Анна! - проворчал редактор телевидения. - Лучше с этим не тянуть, сейчас рано, а потом может стать поздно. Неактуально, понимаете?" - И она услышала в трубке короткие гудки...
Накануне Нового года позвонили из канцелярии министра и сказали, что наконец-то решен вопрос о ее жилплощади. Ей предоставляется небольшая двухкомнатная квартира на окраине Варшавы, зато поближе к природе, к чистому воздуху, вдали от гари и копоти центральных улиц...
Когда она приехала в свою новую квартиру, там уже стояла мебель Збышека - письменный стол, четыре стула, диван и только что купленная новая тахта. Не все умеют по-настоящему радоваться жизни. Кое-кто брюзжит и жалуется, даже когда есть все основания быть довольным. Анна умела радоваться жизни и ценить все ее блага. Наконец-то она хозяйка собственной отдельной квартиры! Без соседей - хороших или плохих, - с ванной, которой можно пользоваться в любое время суток, с кухней, где можно не только готовить, но и обедать... Словом, отдельную квартиру может оценить лишь тот, кто всю жизнь скитался по углам, порой и вполне комфортабельным, но - чужим.
Они уже давно жили в долг. Деньги, которые Анна заработала и в Польше, и в Италии, и в Советском Союзе, были истрачены. Небольшую помощь оказывало Министерство культуры. Маминых денег и зарплаты Збышека не хватало для дорогостоящих лекарств, для ухода, который необходим больному человеку. Уже три года Анна ничего себе не покупала, Платья, которые теперь висели в ее шкафу, вышли из моды... А для того чтобы снова выйти на сцену, нужны туалеты. Она стеснялась сказать маме и Збышеку об этом, а те не догадывались. Тогда Анна решила перекроить старые вещи (благо мама привезла из Вроцлава швейную машинку) и теперь часами просиживала за машинкой, осваивая еще одну профессию - портнихи.
Она уговорила маму поехать в горы отдохнуть. За эти годы Ирма заметно состарилась, и дочь чувствовала угрызения совести, что мать так измотана... Они остались со Збышеком вдвоем. И вот однажды, когда он утром уехал на работу, она самостоятельно спустилась вниз и направилась в ближайший продуктовый магазин за покупками. С непривычки закружилась голова. А поддержать ее было некому. Анна испугалась, что вот-вот упадет и сломает себе руку, ногу или снова позвоночник. Она с ужасом ухватилась за скамейку и так простояла почти час, пока ей удалось сконцентрировать всю волю и убедить себя, что теперь она вполне здоровый человек. Убеждение подействовало. Она начала готовить, мыть, стирать, убирать. И убедилась, что ведение домашнего хозяйства - не только огромный труд, но и искусство, которого еще никто по достоинству не оценил.
Теперь, когда запись пластинки была закончена, она с нетерпением стала ждать ее выхода. Шло время, сотрудники студии грамзаписи оправдывались: "Вы же сами понимаете, мы не виноваты! Производство - вещь долгая, студия сама заинтересована в скорейшем выпуске пластинки".
Вышла в свет ее книга и, к изумлению Анны, разошлась в течение нескольких дней. Значит, успех? Но какого рода? Жажда сенсации? Скрытый интерес к "кухне" эстрады, к закулисной жизни звезд? А может быть, проще? Книжка дошла до адресата - до всех тех, кто писал ей свои теплые ободряющие письма? Листая книгу, Анна внимательно перечитывала страницу за страницей и с радостью обнаруживала, что их почти не коснулась придирчивая правка. Будет ли у этой книги продолжение? Точнее, будет ли продолжена ее певческая биография? На этот вопрос Анна должна была ответить сама. Должны были дать ответ ее мужество, сила воли, жажда творчества.
Оставаясь одна, Анна была уже не в силах контролировать себя: движения ее становились неуклюжими, она напоминала себе сломленную страданиями, с трудом передвигающуюся старуху. Но на людях, даже в присутствии матери и Збышека, она выпрямлялась, делалась стройной и сильной, похожей на ту Анну, которую все знали до катастрофы. Музыканты, присутствовавшие при записи пластинки, рассказывали знакомым, что Анна выглядит превосходно, что она в хорошей форме и, по всей вероятности, скоро снова вернется на сцену. Но это "скоро" все тянулось и тянулось...
Вот уже вышла пластинка "Человеческая судьба", и Анна затаив дыхание слушает ее на проигрывателе. Потом она ставит старую пластинку с "Танцующими Эвридиками", сравнивает записи. Может быть, ее чуткое музыкальное ухо уловит печать болезненности, ведь все пережитое не могло не отразиться на голосе... Но как ни вслушивалась Анна, как строго ни судила себя, разницы в звучании не замечала. Разве что сама себе она казалась старше, может быть, мудрее...
Збышек рассказывал ей, что пластинка, как и книга, расходится с феноменальной быстротой, ее якобы уже продают из-под полы и спекулянты запрашивают бешеную цену.
Месяца через четыре она получила письмо со штампом студии грамзаписи: "Тираж пластинки "Человеческая судьба" побил все рекорды. Пластинка будет объявлена "золотой". Далее следовали официальные поздравления.
Успех пластинки придал ей бодрости и надежды. Теперь она была уверена, что вернется на сцену! Ночью долго не могла заснуть: ей чудился слепящий свет рампы и устремленные на сцену взгляды. В них - удивление, настороженное ожидание...
xxx
Близился новый, 1970 год. Анна уже ходила по квартире без палки. Правда, она еще нетвердо держалась на ногах, и Збышек расставил по ее "маршруту" стулья, протянул канат, чтобы в случае чего ей было за что ухватиться.
Анна приняла предложение редактора телевидения и согласилась сниматься в телевизионной программе, Судя по всему, редактор, которому была поручена передача об Анне Герман, не слышал пластинки "Человеческая судьба" - плод выстраданной жажды творить. "Может, это и к лучшему? - подумала про себя Анна. - В таком случае интересно, что он предложит".
Редактор говорил Анне как будто бы дельные вещи:
- Конечно, телезрители соскучились по вас. Многие песни, которые вы пели, любимы и до сих пор. Но вы взрослый, разумный человек и прекрасно понимаете, что время не стоит на месте. Многое изменилось. То, что делалось на эстраде вчера, - сегодня устарело. Попробуйте "схватить" сегодняшнюю манеру. Посмотрите, как работают Родович и Сосницкая.
- Мне очень нравится, что и как они делают, - призналась Анна, - но я бы не была собой, если бы взялась кого-то копировать. Как я понимаю, вы заинтересованы в успехе передачи? Давайте сделаем ее "хитро". Вот как: я пою несколько песен, совсем новых. А потом... Потом я попрошу ответа у зрителей: какая Анна Герман им больше нравится - та, "прежняя", что была три года назад? Или им нужна другая - "новая" Анна?.. А вообще-то я думаю, честно говоря, что меня пора вышвырнуть на свалку!
- Ну, зачем же на свалку? - запротестовал редактор. - Вы отлично сможете петь еще много-много лет. До пенсии. Будете рассказывать с эстрады о катастрофе, о своих страданиях. Публика это любит...
Анна каменно молчала, но редактору, заметившему ее пронзительный взгляд, пришлось отвести глаза. Шутка была из разряда самых неудачных.
- Ну что ж, к делу, - после паузы предложил он. - Идемте слушать фонограммы.
...Когда телепередача была окончательно смонтирована, устроили просмотр. Собственно говоря, на этом просмотре были только сама Анна, редактор, режиссер и его ассистент. Анна старалась быть самым придирчивым зрителем. Она внимательно смотрела на экран и думала о том, что ее авторский замысел во многом удался: прежде всего не вызывать жалости. Будто она рассталась со своими поклонниками вчера и вернулась сегодня, как всегда, легкая и изящная.