Серебряная рука - Джулиана Берлингуэр

— Может, вас немного развлечет чтение? Господин де Лаплюм был очень рад книге, которую я послал ему, чтобы он мог читать в свободное от гребли время. Может, и вам это будет приятно. Вот, возьмите.

— Тетя не умеет читать.

Еще и это приходится проглотить Шарлотте. Хотя она действительно убеждена, что чтение только засоряет голову матерям и женам, вовсе ни к чему это идиотское сообщение о том, что маркиза де Комарес умеет и чего не умеет, тем более что пират явно кичится своей ученостью.

— Я узнал от господина де Лаплюма, что мадемуазель знает древние языки. Мы могли бы вместе почитать какой-нибудь латинский текст. Или маркиза де Комарес предпочитает стихи испанских поэтов?

— Нет, нет. Латинский текст — это прекрасно. Читайте, читайте, а я послушаю.

Лучше опередить Анну, а то она еще может сообщить, что тетушка едва мямлит на латыни во время церковной службы.

Утомительное чтение длится долго, гораздо дольше, чем может вынести Шарлотта-Бартоломеа, пережившая столько волнений и не очень жалующая поэтов, да еще под убаюкивающий рокот волн.

Хасан удивлен: оказывается, девочка весьма хорошо знает латынь и ей нравится рассуждать о достоинствах старых и новых текстов. Кроме того, Анна де Браес разбирается в лирической поэзии и способна по достоинству оценить изящество стихов.

Анна и Хасан так увлечены чтением и беседой, что даже не замечают громкого, с присвистом, храпа фламандки: все так же прямо тетушка сидит в кресле, несмотря на то что чепец съехал ей на нос, прикрыв половину раскрасневшегося лица.

На рассвете ветер усиливается, два следующих дня корабли треплет настоящая буря и им не удается заметно продвинуться вперед, но на третье, очень холодное, утро со сторожевых постов сообщают, что уже показался африканский берег. Небо по-прежнему хмурится.

Ночью в трюме завязалась драка между пленными и бывшими галерниками. В итоге — четыре трупа. Одного убили крюком во время схватки, остальным троим отсекли головы саблей: по закону каждый, кто затевает драку или подстрекает к ней, немедленно карается смертной казнью. Дисциплина на военном корабле — важнее всего. Едва наступает рассвет, трупы кладут на сходни и, препоручив их милости Аллаха, сбрасывают в воду. Если бы на борту находился христианский священник, он бы мог прочитать заупокойную молитву: по законам берберов каждый имеет право отправиться в царствие Господне в соответствии с обрядами своей религии, но на папских судах нет священника, который мог бы позаботиться о душах членов экипажа.

Комарес и Жан-Пьер де Лаплюм сидели на веслах и потому ничего не знали о случившемся. А о женщинах и говорить не приходится: они выработали для себя удобный распорядок дня и по утрам спят долго, как у себя дома, и даже еще дольше, поскольку им не надо идти к мессе в домовую часовню и выполнять прочие повседневные обязанности. У Шарлотты нет больше слуг, которыми надо командовать, а Анна избавилась наконец от всяких попрошаек и ужасных дуэний — надзирательниц и шпионок.

В общем, когда поднявшееся уже достаточно высоко солнце немного прогревает воздух, дамы вылезают из-под стеганых одеял и, покинув постель, лениво подходят к окну, где их ждет неизменное зрелище — все то же море, на поверхности которого подпрыгивают вторая галера и эскортирующий ее галиот. Но Пинар, который принес на завтрак галеты и анчоусы, сообщает, что скоро они высадятся на земле берберов. Тетушка в ужасе, Анна взбудоражена предстоящим событием:

— Наконец-то сегодня мы увидим что-то новое.

Пинар не посвящает их в то, что произошло ночью, — собственно, мальчик и значения этому не придал: для него такое — нормальное событие корабельной жизни. Зато он напоминает дамам, что на мостике идут приготовления к важной церемонии. К какой именно — он не успевает рассказать.

Анне хочется пройтись по палубе, чтобы посмотреть на берег с юта корабля, но тетушка непреклонна: нужно сохранять достоинство.

Шарлотта-Бартоломеа могла бы облегченно вздохнуть при мысли о скорой высадке на сушу, если бы ее не тревожила неопределенность их дальнейшей судьбы. Но испытание морем все-таки ужасно! Плавание в зимнюю пору не раз оборачивалось для них настоящими муками! Бедная маркиза де Комарес признавалась племяннице, что умереть было бы легче, чем выносить такие страдания, и по полночи проводила на коленях, призывая смерть. Но когда море ревело и готово было разнести корабль в щепки, она немедленно начинала возносить молитвы всем святым, чтобы они сохранили жизнь путникам, которые сейчас на водах, и умоляла ангелов, чтобы они удержали на поверхности всех, кто сам этого сделать не в состоянии.

«Для рая всякая смерть годится, но молю тебя, Господи, не дай мне стать утопленницей!»

Поскольку пребывание на судне подходит к концу, Анна старательно завязывает в узел те немногие вещи, которые она хочет взять с собой, а тетушка пытается привести в порядок свою прическу: накладные пряди отвалились, из буклей торчат папильотки. Ужас!

— Тетя, не мучайтесь зря. Ящики с нашим багажом и все остальное, что есть в трюме, привлекут куда больше внимания, чем наши персоны. Если хотите, я уберу все накладки и распущу ваши косы: они укроют вас как плащ.

Белокурые тонкие волосы Анны, стянутые сзади ленточкой, оставляют совершенно открытым ее худенькое детское лицо с полными любопытства глазами.

«У тебя на личике пять точек будущей красоты!» — говорила ей когда-то няня, но что это за удивительные точки, Анна не знает.

Тетушка никогда не разделяла предсказаний няни. К счастью, высоких титулов и заинтересованного покровительства короля оказалось достаточно для заключения выгодного брачного контракта, который маркиза де Комарес приняла как манну небесную. Увы, мечте этой теперь не суждено сбыться.

Тетушка смотрит на стоящую перед ней с гребнем в руках Анну и думает, что при такой внешности судьба ее будет предрешена раз и навсегда.

— Ты похожа на служанку. Покрой хотя бы голову.

На Анне ее короткая ярко-красная накидка с капюшоном.

Берег, должно быть, уже совсем близко: на мостике поднялась суета. Стучат молотки, с одного конца судна на другой перетаскивают грузы, отдаются команды, дамам совершенно непонятные.

Маркиза де Комарес облачилась в самое лучшее свое платье и решила наконец вопрос с прической, надев единственный сохранивший приличный вид чепец, из-под которого выпустила пару завитков, хорошенько их послюнив. Она снова закуталась в свою мантилью и ждет дальнейшего развития событий, сидя в кресле, напоминающем королевский трон, и стараясь сохранить невозмутимый и горделивый вид. И тут вдруг она подпрыгивает на месте от какого-то непонятного шума в каюте: