Сто лет пути - Татьяна Устинова

— Роль? — опять повторил Шаховской, и они оба на него посмотрели, министр и тайный агент.

— Не мы с Алексеем Федоровичем затеяли эту игру, князь, — сказал Столыпин. — Нет-с, не мы. Нам ее навязали, как и вам, и теперь у нас с вами один выход — доиграть до конца. Впрочем, не поздно еще остановиться и оставить все идти своим чередом. Владимира Николаевича, скорее всего, убьют, сколько с ним вместе людей к Господу на свидание отправится, неизвестно, а мы вернемся к текущим делам. Я в министерство, а вы в Думу.

— Я не отказываюсь, — неприязненно сказал Шаховской. — Но мне дико.

— Как же не дико! Разумеется, дико!.. Но видите сами, как сложилось. Почему-то для этой роли судьба выбрала именно вас.

— Что я должен делать?

— Играть! — с силой сказал Столыпин. — Как на сцене. Вы решили пожертвовать огромную сумму на революционное движение. Сумма эта при вас, и вы готовы с ней расстаться сию же минуту, однако хотите знать в точности, на что именно будут потрачены ваши деньги. С вами явятся объясняться три члена ЦК. Одного даже из Женевы в спешке вызвали! — добавил министр хвастливо.

— Борис Викторов говорил о каком-то товарище Юновском.

— Этот сударь местного, так сказать, значения и должен быть непременно. Крепкий товарищ. Боевик. Нынче главный по сбору денег в партийную кассу. Не припомните, в прошлом году взрыв Железнодорожного банка на Большой Морской?.. Похищено триста восемь тысяч, убиты служащие и посетители, общим числом двадцать два человека, и трое городовых, прибежавших на шум. Его рук дело.

Шаховской внимательно изучал план дома на Малоохтинском, где во втором этаже проживала Венера Тихомирова, мещанка.

— Сигналом к началу операции послужит стул, который уронит Алексей Федорович.

— Как?! Вы тоже там будете?

— Непременно, — сказал Алябьев хладнокровно. — Предполагается, что это я установил контакт с жертвователем и выстроил всю цепочку, как же мне не быть?

— Но это очень опасно для вас!

— Для вас тоже, — вернул подачу Алябьев. — И что же-с?

— Ваша задача: как только Алексей Федорович уронит стул, заговорить особенно живо, отвлечь внимание. Остальное наша забота. Будем надеяться, что операция займет несколько минут, не больше. Самое главное, не дать никому внутри дома поднять шум, тогда вашей жизни вряд ли что-то будет угрожать.

— Да, но, пожалуй, дом придется приступом брать…

— Не придется, — сказал Петр Аркадьевич. — Накануне с патронного завода доставят ящики с гильзами. В ящиках будут наши агенты вместо гильз.

Шаховской взялся за голову. Агенты в ящиках?! Доставленных с патронного завода?!

Столыпин продолжал:

— Ящики будут составлены в подвале. По сигналу агенты покинут подвал и обезвредят террористов.

— Обезвредят — это значит убьют?

— Не обязательно, — откликнулся министр внутренних дел. — Нам бы хотелось избежать лишнего шума. Если все, бог даст, пойдет гладко, обойдемся без ненужных эффектов.

Линия министра внутренних дел была для Шаховского болезненно-неправдоподобной. Дело идет о тайной операции, в которой может погибнуть множество людей, а Столыпин хочет обойтись «без эффектов»!

— Ежели, паче чаяния, откроется пальба, — вступил Алябьев, — вы, Дмитрий Иванович, скроетесь в камине. Глядите, вот здесь в гостиной большой камин в английском вкусе. Начнут стрелять, ваша главная задача добраться до камина и там затаиться.

— Я не стану прятаться в камине, — твердо сказал князь. — Что за чепуха, господа! Кто это придумал?!

— Я, — Петр Аркадьевич посмотрел на Шаховского. — И вы так и поступите, князь.

— Петр Аркадьевич, при всем к вам уважении…

— Прошу меня простить, Дмитрий Иванович!.. Вы депутат Государственной думы, правая рука председателя. Как российское общество отнесется к тому, что эта самая рука в парике и накладных усах участвует в тайной операции охранки против социал-демократической партии?! Участие в деле, особенно в случае вашей гибели, скрыть будет никак невозможно!.. Что скажут в Думе? Что напишут газеты?

Шаховской молчал.

— Ваша главная задача после того, как выманите террористов и дадите нам возможность их обезвредить, остаться неузнанным и незамеченным. Нет и не было в деле никакого князя Шаховского!.. Был некий Семен Михайлович Полозков, сибиряк из старообрядцев, гражданин Канадского Доминиона, большой поклонник русской революции, сделавший капитал на хлебных поставках. Документ мы вам изготовили уже.

— А как же Алексей Федорович и его участие в деле? Он ведь тоже депутат!

— Он член ЦК социал-демократической партии и на тайной сходке вполне может оказаться, так сказать, по праву. Это что касается внешней стороны вопроса, общественности и газет, если в них что-то просочится. Хотя мы сделаем все, чтоб не просочилось. А что касается внутренней, то есть самих господ революционеров, тут риск господина Алябьева куда как выше, и, уверяю вас, сейчас обдумывается специальное мероприятие по укрытию Алексея Федоровича от их мести.

— Не завидую я вам, — пробормотал Шаховской в сторону Алябьева.

— Много лет под ударом, — ответил тот совершенно будничным тоном. — Сказать, что привык, нельзя, конечно, но в нервическое состояние стараюсь не впадать.

— Никакого оружия с собой не берите, — продолжал министр. — При входе в дом вас непременно обыщут. Ценности якобы для передачи должны быть у вас в саквояже. Лучше ничего, кроме ценностей, в саквояж не класть, чтобы не затягивать время досмотра. Ежели ваш маскарад будет раскрыт, вся операция сорвется, не начавшись. Алексей Федорович с изменением внешности вам поможет. Он в таких делах толк знает.

— Я сам вполне… — начал Шаховской и замолчал, понимая, что возражать им не имеет смысла.

Они все решили давно и определенно. Ему отводится некая роль, которую он должен сыграть в точности так, как этого требуют от него знатоки тайных дел. Остальное не его забота.

Он был уверен, что его ждет некое приключение, мало того, что приключение, его поступок еще и благу людей послужит, которых он спасет от ужасной гибели, и отечества, спокойствие которого не будет разорвано взрывом на части. Теперь дело поворачивалось так, что он просто исполнитель чужой воли, как будто тоже тайный агент в парике и накладных усах, к тому же без оружия, без возможности принимать самостоятельные решения, зато с перспективой отсидки в камине!..

Ничего благородного и интересного не было в этой роли.

— Сейчас мы вернемся в мой кабинет, — сказал Столыпин, — как будто никуда и не отлучались. В случае непредвиденных обстоятельств вам протелефонирует Алексей Федорович, в этом нет ничего подозрительного. Надеюсь, вы понимаете, что успех предприятия почти целиком зависит от вас, князь. Я за своих молодцов ручаюсь, будут только самые проверенные и ловкие.

В неуютном кабинете с портретом государя, когда уже пришло время прощаться, министр вдруг проговорил задумчиво:

— Вот ведь какое дело получилось, Дмитрий Иванович. Заговор, смертоубийственное дело, а ответственность вся на вас, лице гражданском, да еще из Государственной думы. Ни наград не получите, ни славы, да еще и собой рискнете. Для меня, как для министра правительства, от Думы одни беспокойства и неудобства происходят, а вот поди ж ты!..

И замолчал, ни слова больше не прибавил.

— Ну, ты артист, Дмитрий Иванович, как есть артист!.. — Никоненко-Анискин покрутил головой туда-сюда и фыркнул. — Пропуск ему закажи, с Варварой ему побеседовать нужно! О чем беседовать-то собрался, а?..

— О жизни, — ответил Дмитрий Иванович безмятежно. Теперь, когда до Варвары было рукой подать, у него опять сделалось прекрасное настроение.

— О жизни-и-и, — протянул полковник, — во-он что! Ну, флаг те в руки, барабан на шею. Беседуй, благословляю.

— Спасибо.

— Чувствую я, завалишь ты мне всю работу. Вот прям чувствую!.. Узнал чего про бриллианты, про министров царского правительства, про кровопийц, которые бриллианты чашками туда-сюда таскали?

— Ничего не узнал. А ты про Бурлакова узнал что-нибудь? Или про отца убитого?

Никоненко вздохнул, подвинул на обитой железными полосами стойке поднос, взял с него салат капустный, покрутил и ткнул на прежнее место.

— Моя супруга утверждает, что осенью надо на капусту налегать, — сказал он с тоской. — Авитаминоз, мол, и всякое такое. А меня, веришь, от любого авитаминоза только куском колбасы можно спасти! Ну, еще яичницей-глазуньей погорячее! Вот почему, скажи ты мне, Дмитрий Иванович, во всех столовых еда всегда чуть теплая, а? Газу в стране не хватает? Погреть не на чем?..

Дмитрий Иванович ответа на этот вопрос не знал и от салата капустного тоже отказался. Ему хотелось повидаться уже с Варварой, понять, что именно он сказал не так, когда пригласил ее сходить «по делу» к полоумной старухе, которая что-то знает про бриллианты в чашке, а полковник, едва Дмитрий Иванович заглянул к нему в кабинет, объявил, что сейчас самое обеденное время и нужно идти в столовую. Пришлось покориться.