Выдача преступников - Александр Бойцов

Можно, конечно, на это возразить, что каждое государство имеет право на самооборону от внешних угроз. Но оно вытекает из международного права. В связи с этим нельзя не заметить, что на первых порах в числе подпадающих под реальную юрисдикцию преступлений часто фигурировали такие, как посягательства на независимость, безопасность, конституцию или органы публичной власти (Дания), подделка денежных знаков, имеющих законную платежную силу на территории государства, или облигаций публичных займов (Итальянский кодекс 1930 г.), посягательства на лиц, состоящих на службе государства, торговля женщинами и детьми, проступки в отношении денежной системы, незаконная торговля наркотиками и порнопроизведениями (Германский закон от 6 мая 1940 г.), преступления против государства (Швейцарский кодекс) и другие деяния, преследование за которые ныне осуществляется на международно-конвенционной основе. В этом качестве реальный принцип являлся, скорее, полумерой, не обеспечивающей полной универсализации, ибо подобные установления внутреннего права, расширяя территориальную сферу действия закона, не подкрепляли его применение необходимой связью нормоадресатов с данной правосистемой.

Эти недостающие связи между правосистемами различных государств со временем стали восполнять международно-договорные механизмы установления уголовной ответственности, обеспечивающие включение индивида в правовые связи универсального характера посредством закрепления защитного критерия в ряде международных конвенций, посвященных борьбе с отдельными видами преступлений.

В тех же случаях, когда осуществление исполнительной юрисдикции охранительного характера за пределами территории данного государства невозможно, реализация судебной юрисдикции возможна только посредством предъявления требования о выдаче со стороны государства, интересы которого нарушены преступлением, совершенным за его пределами и не его гражданином. Такого рода экстрадицию, как оказываемый одним государством другому акт правовой помощи, являющийся юридически обоснованной формой решения проблемы ответственности лиц, скрывающихся от правосудия, следует отличать от неэкстрадиционных, или «альтернативных», методов и процедур решения указанной проблемы, когда во имя достижения цели неотвратимости ответственности получают оправдание вооруженное вторжение в духе «юридического империализма» и другие упомянутые выше противозаконные способы захвата, вывоза и доставки лица из одного государства в другое.

г) Экстрадиция в контексте универсальной юрисдикции

Универсальный принцип заключается в применении национального уголовного закона к находящимся на территории государства иностранцам, совершившим за его пределами преступления, посягающие согласно межгосударственным соглашениям на международный правопорядок. Этот критерий дает возможность любому государству устанавливать юрисдикцию в отношении лиц, уголовно противоправные деяния которых, имея место за его пределами, не затрагивают прямо ни данное государство, ни его граждан.

Первоначально концепция универсального действия закона, или космополитическая теория, выдвинутая Гуго Гроцием, развивает идею права и обязанности каждого государства «всегда и всякого карать за совершенное им злодеяние, без отношения к месту его совершения и подданству преступника, ибо всякое преступление есть посягательство на общий правовой порядок, обнимающий все государства».[394]

Институт Международного права, основанный в 1873 г. в Генте, сформулировал universalprincip в Резолюции Мюнхенской сессии 1883 г. следующим образом: «Каждое христианское государство, где признаются принципы права христианских государств, имея в своих руках виновного, может судить и наказывать последнего, если, несмотря на достоверные доказательства, прежде всего, серьезного преступления и его виновности, место действия не может быть установлено, или если выдача виновного его национальному суду недопустима, или признается опасной. В этом случае суд судит на основании закона, наиболее благоприятного для обвиняемого, имея в виду применение законов места совершения преступления, национальности обвиняемого и самого суда».[395]

В России эту идею поддержало немало авторов. Н. Д. Сергиевский, например, писал: «Прежняя разобщенность государств и национальностей в настоящее время отжила свой век, и стремление новой жизни направляется к тому, чтобы заменить ее идеей общественного интереса, направленной к охранению общего порядка общими силами…Исходя от представления о такой общности интересов всех народов по охранению порядка, теория права может выставить принцип универсальной подсудности, содержание которого выражается афоризмом: всякое преступное деяние, где бы и кем бы оно совершено ни было, может быть судимо каждым государством, во власти которого окажется преступник».[396]

Оригинальную интерпретацию космополитическая идея нашла в послеоктябрьской России. На роль самостоятельного принципа действия уголовного закона в пространстве был выдвинут принцип пролетарского интернационализма. М. А. Шнейдер видел его осуществление в том, что в ст. 581 УК РСФСР 1926 г. (как и в аналогичных статьях УК других союзных республик) контрреволюционными признавались действия, направленные не только против СССР, но и против всякого государства трудящихся, хотя бы и не входящего в Союз ССР.[397]

В каком бы обличьи ни выступала космополитическая идея на ранних этапах развития – будь то возвышенные стремления к господству мирового правопорядка или утопические надежды на мировую революцию, христианская или пролетарская солидарность в борьбе с таким всеобщим бедствием, как преступность, благородная нетерпимость к тому, что бежавший в пределы другого государства преступник остается безнаказанным, или международная вежливость и взаимопомощь, диктуемые чувством дружелюбия, – главное в ней не то, что универсализм призван восполнять недостаточное совокупное действие территориального, национального и реального принципов, а то, что универсальное начало, не могущее быть по своей природе субсидиарным, поглощает собой все остальные принципы. В этом смысле идея космополитизма предвосхитила отдельные направления эволюции межгосударственных отношений в борьбе с международной преступностью, но не имея под собой соответствующей позитивной базы, «заставила некоторых юристов отказаться вовсе от научного обоснования права и обязанности государства содействовать другому в осуществлении карательной власти»[398].

Не получила она широкой поддержки и в законотворческой практике, найдя применение, и то с определенными ограничениями лишь в австрийском Кодексе 1852 г., венгерском Уложении 1878 г., итальянских кодексах 1889 и 1930 гг., норвежском Кодексе 1902 г., югославских кодексах 1929 и 1947 г., русском Уголовном уложении 1903 г. (ст. 9) и Руководящих началах по уголовному праву 1919 г., ст. 27 которых установила, что уголовное право РСФСР действует в отношении иностранцев, «совершивших преступления на территории иного государства, но уклонившихся от суда и наказания в месте совершения преступления и находящихся в пределах РСФСР».

В последующем это положение было отброшено, и действие УК 1922 и 1926 гг. основывалось только на территориальном и национальном критериях. Сохранение же Законом СССР от 25 декабря 1958 г. «Об уголовной ответственности за государственные преступления» (ст. 73 УК 1960 г.) наказуемости деяний, направленных «против другого государства трудящихся»[399], на философском языке может быть названо удержанием ущербной формы с полным изъятием содержания.

Возродился же универсальный принцип, но уже в ином качестве – как основание для юрисдикции за предусмотренные международными договорами преступления, которые государства-участники обязались пресекать независимо от места их совершения и гражданства виновного – в Основах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г.

Действительно, обычные уголовные преступления, хотя бы и совершаемые во всех или большинстве стран, не приобретают от этого международный характер, так как не затрагивают непосредственно межгосударственные интересы, даже если преступник-гастролер, совершив преступление в одной стране, скрывается на территории другой. Уголовно противоправные деяния с «иностранным элементом», которые совершаются либо иностранцами, либо против иностранцев, также не перестают быть от этого общеуголовными преступлениями, не выходящими обычно за пределы национальной сферы.[400]

Таким образом, ни повсеместная распространенность тех или иных преступлений, ни наличие в них «иностранного элемента» сами по себе еще не поднимают эти преступления на международный уровень. Борьба с ними остается внутренним делом каждого государства, осуществляемым на основе национального закона. Однако, перешагивая границы, преступность перестает быть внутригосударственной проблемой. Подобный взаимообмен постепенно приводит к некоторому единообразию определенных форм преступной деятельности во всем мире, порождая всеобщую заинтересованность в контроле за нею. И чем теснее становится сотрудничество между государствами, чем сильнее их интеграционные связи, обеспечивающие свободное передвижение людей и товаров, капиталов и услуг, тем отчетливее проявляются тенденции общеуголовной преступности к стандартизации криминальной технологии, тем явственнее необходимость не только в усилении координации органов исполнительной юрисдикции, но и в соответствующей унификации предписаний национальных уголовных законов, которые должны содержать некоторые общие и согласованные положения по позициям, затрагивающим интересы всех или большей части стран. В этом смысле универсализм можно рассматривать как инструмент канализации мирового унификационного движения, олицетворяемого в сфере уголовного права блоком конвенционно зафиксированных преступлений.