Планета битв - Сергей Волков

– Останови, браток. Все, приехали.

Неожиданно он вспомнил, что у него нет ни талера. Рикша со скрежетом потянул на себя тормозной рычаг, выруливая к бровке. Клим вылез, виновато наклонил голову.

– Тут такое дело, браток. Денег-то у меня того… Нету, в общем. Ты погоди, я сейчас вынесу…

– Гильдия городских перевозчиков со спасителей Отечества денег не берет! – с достоинством ответил рикша и умчался, звеня колокольчиком: «Свободен, свободен!»

Обогнув пекарню, Клим вошел в ворота и остановился. Дом, милый дом, будущее родовое гнездо Елисеевых, предстал перед ним в вечерних сумерках. Здесь все было по-старому: дровяной сарай в глубине двора, пожарная бочка у почему-то распахнутых настежь дверей, скрипучий флюгер над коньком крыши. Несколько озадачивали бешено горящие огнями окна второго этажа, но Клим как-то не задумался, зачем Медея устроила эту иллюминацию.

– Э, посторонись, олух! – добродушно пробасил за спиной у Елисеева сочный голос. Он отскочил в сторону, рука привычно легла на кольцевую рукоять звенча. А в ворота уже вломилась разудалая компания, человек пять, волокущая корзины со снедью.

– Наверх заноси! – распорядился все тот же бас, и странные гости устремились к дверям, откуда им навстречу выбежала толстая женщина в черной хламиде. Клим узнал ее – это была Панагиота, вторая жена Медеиного дяди Стаматиса Киприади.

– Ну где вас носит, бездельники! – Она вскинула дряблые руки. – Гости уже пухнут от голода. Элиас, тебя что, родила черепаха? Скорее, скорее!

У Клима вытянулось лицо. У него в доме явно праздник. Пришли гости – родня жены. Но по какому поводу? Хотя стоп! А его возвращение – это разве не повод, это разве не праздник? Ну конечно! Они узнали, что Клим вернулся, и подготовили ему сюрприз.

Широко улыбнувшись, Елисеев шагнул к дверям. На мгновение мелькнула мысль – вроде бы греческие родственники жены не особо жаловали русского зятя, но Клим тут же прогнал ее. Сейчас, когда он вернулся победителем и, чего уж там, настоящим героем, рикша его вон даже спасителем Отечества назвал, все старые распри – побоку.

«Надо бы тут фонарь повесить, – подумал Елисеев, пересекая двор. – А то свои уже не узнают». Впрочем, узнать его сейчас было бы мудрено. Обросший, в бороде, в меховом пастушьем плаще, он больше походил на бродягу.

На лестнице уже был слышен гул голосов. Отблески пламени из жилых покоев метались по стенам. Клим услышал, как торжествующе взвился голос дяди Стаматиса:

– Ага! Вот и мясо, вот и вино!

Гости ответили дружным ревом.

«Сейчас войду, встану у дверей и буду ждать, пока кто-нибудь не обратит на меня внимание. – От этой мысли Климу сделалось весело. – Интересно, кто меня первым заметит? Медея. Сто против одного – Медея. Ей, наверное, приятно, что все родственники собрались именно у нее».

Мимо, вниз по лестнице, торопливо перебирая ногами ступеньки, пробежала парочка – парень с медным кувшином и девушка, хихикающая в кулачок. Клим перешагнул родной порог и встал у раздвинутого входного занавеса, как и было задумано.

В гостиной, залитой светом двух десятков светилен, бушевало застолье. За овальным, отлитым по собственноручному рисунку Клима столом сидело множество народу. Тут была вся обширная семья Киприади и еще какие-то незнакомые Елисееву люди – мужчины, женщины, старики. По комнате с визгом носилась стайка черноголовых ребятишек, на диване в нише, заботливо укрытый двуцветной шкурой альбы, кто-то спал.

Внимание Клима привлек рослый кучерявый парень, горделиво восседавший в кресле с высокой, украшенной завитками спинкой. В его, Клима Елисеева, кресле. У парня имелся потный баклажанистый нос, покрытая черной шерстью грудь и толстенные, красные лапы, так и мелькающие над столом, над блюдами и кубками.

– Уважаемые гости! Дорогой Петрос! – перекрикивая общий шум, завопил дядя Стаматис, потрясая зажатым в руке ножом. Стало немного тише, несколько человек отложили столовые приборы и приготовились слушать. Кто-то шикнул на детей.

– Дорогой Петрос! – повторил дядя Медеи. – Мой мальчик! Вот ты и вернулся! Для всех нас это такая радость, такое событие. Мы помним тебя во-от таким крохой. Как вы с Медеечкой гуляли, маленькие, во дворе нашего дома в Салониках… Какая вы были пара…

Толстый грек едва не пустил слезу умиления, но сдержался. Клим нахмурился – у него в душе зашевелился червячок сомнения в том, ему ли посвящен весь этот гульбарий. Кучерявый волосатый детина, который, судя по всему, и был «дорогим Петросом», широко растянул в улыбке губастый рот, при этом умудрившись не перестать есть. Разорвав пополам запеченного подсвистка, он откусил громадный кусок – жир потек по небритому подбородку.

– …Мы же похоронили тебя, Петрос! – ревел между тем дядя Стаматис. Нож в его руке уже сменил высокий бокал, из которого выплескивалась на скатерть темная жидкость. – Но ты обманул саму смерть! Ты вернулся! Как настоящий грек, ты не дал убить себя всем этим… этим… злодеям!

– Т-шь! – тетка Панагиота пихнула мужа круглым локтем в бок. – Что несешь, старый?

– Молчи, женщина! – высокомерно ответил ей дядя Стаматис и вытер рукой потный лоб. – О чем это я? Ах да! Дорогой Петрос! Какая вы с Медеечкой были пара! И если бы мой драгоценный брат, мой бедный Константинас, был сейчас жив, он порадовался бы за тебя… И благословил бы! Этот так называемый муж, что окрутил Медеечку, немало выпил моей крови, да лопнет его печень. Но он наконец-то сгинул невесть где и дочь наша – а Медея нам дочь! – теперь свободна. Да отстань ты!

Последняя фраза предназначалась тетке Панагиоте, буквально повисшей на муже.

– Сестра! Уймись! – важно сказал могучий старик с седыми бровями, сидевший по правую сторону от жены Стаматиса: – Дай мужчине кончить!

За столом засмеялись. Громче всех заржал молодец в елисеевском кресле.

– Спасибо, Анаргирос! – с достоинством поклонился старику дядя Стаматис. – Но я могу урезонить свою женщину сам. Ну, почтенные родственники и дорогие друзья, давайте же выпьем за здоровье нашего Петроса и за их будущий союз с Медеечкой, который я, как старший мужчина в роду, благословляю! Амен!

– Спасибо, дядя Стаматис! – заревел Петрос, отшвырнул полуобглоданного подсвистка и вскочил, потрясая ручищами. – Я согласен! И не посмотрю, что Медейка брюхатая, с ребенком возьму! Вот какой я человек!

Гости взвыли. Зазвенели кубки, черное вино полилось на скатерть, на блюда со снедью, на пол.

– Петрос! Петрос!! – скандировало множество голосов.

У Клима на щеках набухли желваки. До него наконец-то дошло, что происходит в его доме. Радовало только одно – за столом не было Медеи. Будь она здесь, он полез бы в драку не задумываясь.