Океан времени - Николай Оцуп

«Мелкий ход часов моих земных…»

Мелкий ход часов моих земныхНежными руками передвинут.Без тебя в пространствах ледяныхНа кого же был бы я покинут?

Если ты умрешь, пока я жив,Или от меня уйдешь к другому,То будет только перерыв,Быть уже не может по-иному.

С жалостью единственной и там(Ты везде собою остаешься),Если голос я тебе подам,Неужели ты не отзовешься?

«Поля молчали за стеной…»

Поля молчали за стеной,И крылья трепеталиОгромной бабочки ночнойНа темном одеяле.

Что предвещала мне она?Откуда прилетела?Звезда из моего окнаМне в сердце поглядела.

Оно забилось от тоскиПо той, кто в отдаленном,В столичном: телефон, гудки…

А в монастырском царстве сонномУ гостьи — белые кружкиНа черном и зеленом.

Исповедь слепого

Мне говорил один монах(Он был в миру поэтом):«Гомер в божественных стихахБыл целым университетомИ был он, как созвездья, прост,Но сам, увы, не видел звезд.

И был еще один слепец —Великий был и он певец,Воспевший ангельские сонмы,Их светлый легион и темный,Но мне, конечно, не даноПобег Гомера и Мильтона.Сближает нас пока одно:Мучений слепоты корона.

Я сам литературный тип,Не столь несчастный, как Эдип,Но кающийся так же страстноВ том, что не менее ужасно».«Но, падре, вы-то ведь святой», —Воскликнул я. «Увы, сын мой.Я грешен был от бессердечья.И кара моего увечьяЗаслуженна». — «Но если в райВы не войдете, кто ж тогда…»«Мой сын, быть может, невзначай,Когда измучусь совершенно,Как Савл, ослепший вдруг, и яВойду в огонь любви нетленной.Вот лучшие мои надежды:Так наконец душой прозреть,Чтоб смели Бога лицезретьМои немеркнущие вежды».

«Я слушал скрип и эхо за рекой…»

Я слушал скрип и эхо за рекой,Когда среди полуденных пейзажейПодпрыгивала в зелени сквознойТелега с громыхающей поклажей.Потом я слушал птичьи голосаИ, глядя на стремящуюся воду,На зыбкие, речные небеса,—В себе самом я чувствовал природу.

И эхо замирающих колес,И дрожь, и ропот зелени кипящей,И гул воды, бегущей под откос,И тени, и лучи в нетемной чаще, —Над чем-то, что на самой глубинеПленительно проносится во мне;И верится, что мы в руке одной:И этот мир, который нас не знает,И все, что называется душой,Что эту землю жизнью заливает.

«Земля, исхоженная вширь и вглубь…»

Земля, исхоженная вширь и вглубь(В пространстве и во времени сегодня),Ты освежаешь бесконечных войнУроки и сказанья о походах.Как «Илиада» и «Война и мир»Нам близки… Агамемнон и Ростовы,Как наши современники, живут.Когда от берегов АрхипелагаНа горе Трое плыли корабли,Когда Наполеон и Пьер БезуховСмотрели хмуро, как горит Москва,Должно быть, многие молчали так же,Как мы сегодня. Человек всегдаОдин и тот же в боли, и тоске,И гордости, спасающей от страха.

«Ты в мире неуютном, как скитанье…»

Ты в мире неуютном, как скитанье,Запомни беспокойные леса,И нищих тягостные голоса,И гул войны, и бунта нарастанье.И если бы обманчивой коройЛавина времени себя сокрылаИ в тихий и расчетливый покойЛюдей усталых погрузила, —Ты, искушенный, оставайся прост,Ты помни о движенье непрестанном,И мудрости научишься у звезд,Горящих над неверным океаном.

«Истории дальние тени…»

О, как на склоне наших лет…

Истории дальние тениЯ вижу, но я вдохновленНе славой чужих поколений,Не видом мечей и знамен.

Мне кажутся как бы роднымиНе те, кто боялся огня,И не победители — с нимиЧто общего есть у меня? —

Но те, в ком последняя нежностьК земному тем стала сильней,Чем явственнее безнадежностьСлабеющей жизни своей.

Холодно чувство сиротстваНа склоне растраченных дней —С тобою печального сходстваИщу я у ближних людей.

«В далеком шествии планет…»

В далеком шествии планетИ звезд и дальних летИ мы участвуем, и час,Который старит нас…И жук, и птица, и трава —Все, чем земля живаИ чем жила: да, мертвецыУчаствуют, отцов отцы…Их труд.Их суд…И мне из этого всегоНичто не может быть важнейСуществованья моего…Ты — сердце сердца моего,Ты — жизни жизнь моей.

«Забор под дубом… Желтый помидор…»

Забор под дубом… Желтый помидор,Растение подперто хворостиной,Все, как могло быть там, у нас. Но горПрисутствие почти везде. МаслинойИ виноградом испещренный долИ то, что в сентябре лишь ночью холод,Напоминают мне, что я провелВ изгнанье двадцать лет. Где был ты молод,Там в эти дни не южная краса —«В багрец и золото одетые леса».

1946–1956