Охота к перемене мест - Евгений Воробьев

Михеич не мог представить себе, чтобы человек, который родился вот в эти дни и который проживет столько, сколько посчастливилось Михеичу, — проживет жизнь более интересно, содержательно.

Воображение и кругозор его — технический, географический, астрономический — не позволяли придумать такие открытия, предвосхитить такие новшества, какие ожидают человечество в ближайшие шестьдесят пять лет.

А то, что ему удалось нафантазировать, не шло ни в какое сравнение с событиями, переменами и открытиями, свидетелем и счастливым участником которых Михеич был.

25

Чем запомнилась Нонне прошлогодняя осень в канун школьных занятий в Москве?

Прежде всего — невообразимой толкучкой в универмаге «Детский мир» и на подступах к нему. Тысячи и тысячи покупателей приглядываются, мнут пальцами, примеряют ученические платья и костюмчики, охотятся за ранцами и портфелями. Магазины школьно-письменных принадлежностей, которые раньше назывались канцелярскими, тоже битком набиты гомонящей детворой. Звенящим ручейком льется в кассы разменная монета, не иссякает очередь за тетрадками, линейками, резинками, ручками, карандашами. Мужчинам в парикмахерской не побриться — в мужском зале тоже ребятишки. Выцветшие на солнцепеке космы, патлы, пряди, привезенные из пионерлагерей, не доживут до первого урока.

Ну а на Приангарск праздничное возбуждение обрушилось с самого рассвета и объяснялось не только приближением учебного года.

Суета и суматоха охватили площадь у гостиницы. Толкучка на автобусной остановке, Окрики, пересвист, треск мотоциклов, лай и повизгиванье псов на поводках. Одного четвероногого пассажира перетаскивали через борт грузовика, другой, видимо бывалый, сам прыгнул в кузов. Собак столько, будто в городе началась перепись собачьего поголовья.

Нонна, разбуженная предутренним гвалтом на площади, посмотрела из окна и не поняла, в чем дело. Мартик спросонья объяснил: сегодня 25 августа, начало охотничьего сезона. Она видит только нерасторопных охотников, любителей поспать. А все одержимые уехали из города еще вчера и ночевали в тайге, охотились на зорьке...

Вслух Мартик не стал делиться с Нонной своим удивлением, но сам терялся в догадках: зачем вдруг, ни с того ни с сего, Пасечники решили позвать их на ужин перед его отъездом?

Хотели как-то узаконить в общественном мнении отношения молодых людей, взять их под защиту, утихомирить кумушек обоего пола из конторы Востсибстальмонтаж?

Или Ирине Георгиевне захотелось поближе познакомиться с Нонной? Она видела Нонну в шести спектаклях, «Бесприданницу» видела дважды: так ей понравилась Кононова — Лариса.

Гастроли в Приангарске неожиданно продлили. В местной газете это объяснили желанием театра пойти навстречу зрителям. Но была и другая причина: в Свердловске не успели закончить переоборудование сцены, и сезон откроется с опозданием.

Как же быть Мартику, ведь он должен в конце недели выехать с бригадой в Братск?

Поначалу он решительно отказался уехать раньше Нонны. Не пробыть с ней до последнего часа, не проводить ее на аэродром — это будет самый постыдный поступок в его жизни.

Не так легко и ей расстаться с Мартиком на неделю раньше. Неделя, прожитая рядом с ним, — это же счастливая вечность!

Бригада работала днем, а актеры заняты вечером, каждый день совместной жизни был разорван, но, спасибо благодетельнице, коридорной Вере Артемьевне, судьба почти еженощно их соединяла.

И, однако, Нонна воспротивилась его желанию остаться: отстать Мартику от товарищей — подвести их. Она будет страдать от сознания того, что по ее милости он переложил свою ношу на чужие плечи, «нас на бабу променял»...

Она вознаградит его и себя за мужественное расставание — прилетит в Братск на неделю раньше намеченной ими январской даты.

А неделю, какую проживет одна в Приангарске, каждодневно будет писать письма. Пусть только Мартик не ждет в письмах открытий ума, тем более любомудрия — как на Руси называли философию еще во времена протопопа Аввакума. Просто ей хочется прикасаться к листку, который попадет в его руки. Это — как заочное пожатие.

Едва гости переступили порог квартиры Пасечников, они ощутили дружеское радушие.

— Если бы я умела фотографировать, — непринужденно, весело заговорила Нонна в передней, снимая плащ, переодевая туфли, поправляя прическу перед зеркалом; ее распирало от утренних впечатлений, — обязательно сделала бы такой этюд. За рулем мотоцикла сидит охотник в болотных сапогах. Позади, впритирку, второй охотник. За спиной у него два ружья, — она сделала размашистый перекрестный жест и тут же потешно изобразила пассажира, сидящего на багажнике. — А в коляске по-барски восседает лайка. Она полна собственного достоинства. Ей уступили лучшее место: Сегодня она — самая главная. Лайка полна нетерпения и, если бы умела говорить, сказала бы: «Когда же окончится вся эта предотъездная возня и мы помчимся навстречу ветру?!»

Маркаров с Николаем Павловичем уединились в кабинете, и уже через минуту оттуда доносились голоса отчаянных спорщиков. А Ирина Георгиевна мобилизовала Нонну себе в помощь: недавно вернулась с работы, и ужин не был готов.

— Я очень рада, Ирина Георгиевна, вашему приглашению. Вы первые признали Мартика и меня семьей, — сказала Нонна, волнуясь.

Ирина Георгиевна ответила ей такой же искренностью. Приготовляя салат, успела рассказать, как непросто складывались их отношения с Николаем Павловичем и как неожиданно для всех они стали семейством Пасечников.

Все началось с несчастного случая на стройке. Лопнул трос лебедки, и сменный мастер Пасечник получил сложный перелом руки. Он жил тогда холостяком, хотя прошло уже девять лет с тех пор, как похоронил в Варшаве жену свою Катю, умершую от родов. Хозяйство вела и воспитывала дочку, названную в честь матери Катенькой, старшая сестра Пасечника, приехавшая из Запорожья.

Ирина Георгиевна с мужем развелась, жила вдвоем с сыном Никиткой — он на два года старше Катеньки Пасечник.

Проведала Ирина Георгиевна в больнице раненого раз, другой и зачастила к нему.

«Мне предложили командировку в Асуан, — сообщила она Пасечнику вскоре. — Никитка проживет год в московском интернате». Она помолчала, ждала, как Пасечник будет реагировать. Но сообщение, казалось, того не тронуло, он не выказал особого интереса. «Мне тоже предлагали, я отказался. Теперь у меня одна проблема — как поскорее расстаться с гипсом».

Однажды, когда он гулял по больничному саду, с рукой на перевязи, она пришла с Никиткой, и тому, видимо, Пасечник понравился, потому что вечером, перед сном, Никитка неожиданно сказал: «Давай, мама, выйдем с тобой замуж. Сколько лет живем без папы. Только — не за тяжелобольного, а то умрет скоро, и мы опять одни останемся... Автомашина у дяди Коли есть?» — «Не знаю, не знаю...»

В следующий раз Пасечник сказал ей: «Ходят слухи, вы навещаете меня, тратитесь на яблоки, конфетки, потому что хотите задобрить, уговариваете взять вину на себя». — «А вы сами как думаете?» — «Я еще не разобрался», — весело ответил Пасечник. Но ей было не до веселья.

Она тоже знала, что такие сплетни-пересуды ходят по стройке, и была глубоко обижена его неуместными шутками. Да, есть работники техники безопасности, которые ходят в травматологические отделения больниц и уговаривают пострадавших так осветить происшествие, чтобы не возникло нареканий на администрацию.

«Как же Пасечник мог обо мне так плохо подумать?!» Она вышла из палаты со слезами обиды, а уходя, точно помнит, понюхала, на прощанье, принесенные ею гвоздики. Гвоздики стояли на тумбочке в банке с узким горлышком, с наклейками «стерильно» и «раствор глюкозы».

Это был последний ее приход в больницу.

Пасечник, как он позже признался, ждал ее каждый день и лишь за неделю до выписки узнал от кого-то из навестивших его, что Ирина Георгиевна уехала в Египет.

Она пришла к печальному выводу, что не нужна ему, и не хотела выглядеть ни смешной, ни излишне расчетливой в глазах всей стройки.

Они встретились в Асуане в начале мая на автобусной остановке в поселке Кима. Наши прозвали остановку Сулико, так как по соседству жили проходчики тоннеля, приехавшие из Грузии. Рядом с остановкой сидел торговец фруктами — помнится, он уже в мае торговал арбузами и дынями.

«А вы как сюда попали?» — спросила она с радостным удивлением. «Приехал извиниться перед вами». Рассказал, что усиленно занимался лечебной гимнастикой и сразу после выздоровления сообщил в министерство, что дает согласие на предложение работать в Асуане...

На их свадебном столе среди самых желанных деликатесов были селедка, черный хлеб, соленые грибы и кислая капуста, привезенные ради такого торжества из России. «Пока еще не поздно, пока еще нам ни разу не кричали «горько», я должен сообщить тебе, Иринка, одну страшную тайну. — И, выдержав длинную паузу, Пасечник признался: — У меня тяжелый характер». — «Я на такую мелочь не собираюсь обращать внимание», — ответила Ирина.