Пленники Сабуровой дачи - Ирина Сергеевна Потанина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понятное дело, — посочувствовал Владимирович.
— Нет, ну а как они 116 человек наших осенью 41-го ни за что ни про что повесили? Никогда не забуду эту жуткую картинку. Первые дни оккупации, некоторые наивные харьковчане перешептываются, мол, может, и не будет при немцах так плохо нам, а возле кондитерской на площади Тевелева на балконе висит шесть человек с табличками «партизан»… И это только то, что я сама, своими глазами в первый же день, как на улицу вышла, увидела. И, кстати, какие они партизаны? Кто там за день мог установить, партизаны это или нет? Хватали первых попавшихся людей и вешали, чтобы остальных запугивать…
— Давайте вернемся к вашему полицаю, — сухо остановил следователь. — Может, все же, это он в вас стрелял? Вы уверены, что там на Дзержинского был именно он?
— Уверена, — твердо ответила Света. — Да и чего ему стрелять-то? Не был он на меня обижен совсем! Даже если узнал бы, что мы с ним не те книги сожгли, — ему-то что? Говорю вам, у нас полный город людей, спасавших книги тем или иным способом. Я вам не дорассказала, но, видимо, придется. Я вот как раз должна была по просьбе одной женщины разыскать закопанный ею еще до войны клад. Догадались какой? Правильно — сундук с редкими книгами. Одна моя знакомая библиотекарь по примеру университетских коллег тоже спрятала самые ценные издания в сундук… Самой ей откопать его теперь не под силу, обращаться в органы бесполезно — все заняты своим. А ей, конечно, очень хочется скорее проверить, сохранились ли книги. Если сохранились, она готова все отдать библиотеке Короленко. Я должна была помочь. Вернее, Ларочка должна была меня подстраховать и пойти за сундуком, но в нее стреляли, потому дело застопорилось. Мы с Ларочкой еще когда карту рассматривали, диву давались — надо же, такое сокровище прямо под носом у немцев столько времени пролежало! Карта, конечно, вместе с сумкой моей канула в лапы злополучного стрелка, будь он неладен, но я и так место помню. Собиралась сходить за книгами сама, но тут приехал Коля, — Света счастливо улыбнулась и немножко покраснела. — Я забегалась… Не знаю даже, когда теперь до этих сокровищ доберусь.
— Стоп-стоп-стоп! — наперебой закричали Коля с Владимировичем. — Вы с Ларочкой собирались выкапывать какой-то сундук и вам обеим помешали это сделать? Ты ведь помнишь, что преступник явно охотился на твою сумку? Оказывается, в сумке была карта?
— Ну да… — растерянно заморгала Света. — В том личном письме, о котором я всем вам давно говорила. Библиотекарь Демидова передала мне карту в конверте. Но разве может кто-то стрелять в людей из-за сундука с книгами?
— Кто знал про этот сундук? Насколько ценные книги в нем хранятся?
* * *
В редакции Морской почувствовал облегчение. Крепкие рукопожатия старых знакомых, обмен последними новостями, вести об общих друзьях, ощущение собственной нужности и принадлежности к общему важному делу окрыляли. Знакомые стены — до войны в этом самом особнячке на улице Карла Либкнехта[2], 54 размещалась редакция родного Морскому «Красного знамени» — пробудили множество воспоминаний и желание действовать.
Никакого конкретного задания он, как и все вновь прибывшие, еще не получил, но уже успел выяснить, что у газеты «планов громадье», и каждому найдется самая что ни на есть ответственная должность. Не говоря уже про то, что сотрудников редакции обеспечивали обедами в соседней столовой и даже теплым питьем: в вестибюле на тележке стоял огромный чан с безвкусным, но регулярно пополняемым и теплым варевом. Расторопная Галочка успела выхватить последний чистый стакан с подноса и протянула его мужу.
— Хорошо, когда жена такая заботливая, — хмык-нул рядом обозреватель Синивицкий. Сам он постеснялся брать последний стакан, поэтому пил «чай» прямо из половника. — Моя вот — другое дело, все дай да дай, а чем-то поделиться — да ни за что!
— Да я стакан Владимиру дала, чтобы он мне чаю налил, — засмеялась Галочка. — Не могу же я сама у вас половник отбирать…
Морской не очень понял, шутит жена или нет, но половник на всякий случай из рук коллеги изъял. Синивицкий не возражал, задумчиво оглядываясь.
— Оторопь берет, когда понимаешь, что приходится находиться в этих проклятых стенах, да? — внезапно сообщил он. И разъяснил: — Вы ведь в курсе, что именно тут немецкая комендатура базировалась. Как подумаю об этом, всякое желание работать пропадает…
Морской нахмурился, но взял себя в руки и снова переключился на жену. Галочке надо было убегать к машинисткам, поэтому времени на общение оставалось немного. Впрочем, они уже и так все обсудили. Оказалось, большая часть редакции, так же, как они, были вызвана в Харьков совсем недавно и под самыми разными предлогами. Всем обещали хорошее снабжение. Всех призывали работать не покладая рук. Кстати, под прикрытием Толстого было выписано, как минимум, трое из старых знакомых Галочки и Морского. И все они тоже пытались первым делом собрать материалы, полезные для предстоящего публичного судебного процесса над фашизмом. Увы, безрезультатно.
— В известных и доказуемых злодействах некого обвинять — виновники сбежали во время немецкого отступления. А те, кто не сбежал, — уже арестованы. Ребята говорят, тут журналистам делать нечего, работа для милиции и только.
— Журналистам всегда есть что делать! — на всякий случай начал спорить Морской, многозначительно подмигивая Синивицкому. Хотя по сути возражать было глупо. Сам Морской на поприще сбора материалов для партийного графа тоже остался ни с чем. Главврач Сабуровой дачи беседовать отказался, сказав, что времени на разговоры не имеет, тем более, что все необходимые сведения можно получить в органах НКГБ, куда он сдал подробнейший отчет. И даже Двойра тоже подвела.
— Свою подборку вырезок из «Новой Украины», как выяснилось, она уже носила куда следует, но ей сказали, что и без нее уже таких заметок нанесли с лихвой. И местное население несет, и архив газеты в сарае возле редакции обнаружился. Редакция, кстати, сразу напротив бывшего дома твоего дедушки располагалась, сразу за Клубом работников связи, — пояснял Морской жене. —
