Клетка для мятежника - Кейт Якоби

— Держи все, что узнал, в секрете. Мне совсем ни к чему, чтобы все в Гильдии узнали о расколе. Я вернусь через два часа.

Стоило Годфри перешагнуть порог спальни Брома, и на него, как всегда, обрушилось зловоние. Большую часть комнаты занимала огромная кровать. Четыре резных столбика поддерживали полог из великолепного алого бархата, пол был скрыт под зелеными, синими, золотистыми коврами. В огромном камине жарко пылали дрова, занавеси на окнах, отгораживая унылый сумеречный свет, были плотно задернуты. Над столом, заваленным баночками мазей, бинтами, склянками с разнообразными снадобьями склонились двое докторов. Неподвижное тело Брома казалось еще более громоздким из-за многочисленных одеял.

Годфри постарался взять себя в руки.

— Вы посылали за мной, ваше преосвященство? Маленькие красные глазки взглянули на него, рука слабым жестом велела докторам отойти подальше.

— Годфри? Подойдите...

Стараясь дышать только ртом, Годфри приблизился к кровати. Годы невоздержанности лишили Брома природного здоровья. Уже почти два года он не покидал дворца и шесть месяцев не поднимался с постели. Дыхание со свистом вырывалось из груди Брома, пока тот с трудом поворачивался к Годфри; тот заметил черные раны, покрывавшие ноги епископа.

Только вот был ли он отравлен? Отравлен чем-то, кроме собственной прожорливости? А может быть, болезнь уже достигла мозга, затуманив сознание призрачными образами?

— Годфри, вы должны поговорить с этими лекарями. — Несмотря на болезнь, голос Брома сохранил властность. Этот человек добился высокого положения не благодаря благочестию или талантам, а только угождая королю Селару, и вот уже четырнадцать лет наслаждался роскошью, управляя церковью, которая никогда не хотела видеть его своим главой. И все эти годы Эйден Маккоули, законно избранный епископ, считался бунтовщиком и изгнанником и должен был опасаться за свою жизнь.

Маккоули никогда так не посрамил бы своего сана. С другой стороны, если бы ему оказалось позволено сохранить его, он теперь наверняка был бы уже мертв — казнен за вызов, брошенный королю.

Как, впрочем, может случиться и с Бромом. Кто мог бы подумать, что у толстяка вдруг появится мужество?

— Ваше преосвященство, ваши врачи весьма искусны, они — самые лучшие в столице. Я уверен, что они делают все, что могут, чтобы облегчить ваши страдания.

— Отошлите их, Годфри!

Подавив вздох, Годфри кивнул врачам. Он дождался, пока дверь за ними закрылась, и только тогда снова повернулся к Брому.

— Умоляю вас, ваше преосвященство, не волнуйтесь. Вам нужен отдых.

— Годфри, вы единственный, кому я могу доверять.

— Ваше преосвященство...

— Сядьте. Да сядьте же!

Годфри придвинул кресло к постели и сел. Как получалось, что подобные обязанности всегда выпадали ему? Может быть, на нем лежит проклятие? Или таково наказание, посланное богами, за ту двойную жизнь, которую он вел?

— Годфри, — выдохнул Бром, пытаясь повернуться; его болезненно-серая плоть всколыхнулась вокруг подбородка, как недопеченное тесто. — Кенрик требует, чтобы я подписал бумаги не позже конца месяца. Я оттягивал сколько мог, но, боюсь, дольше ждать он не станет. Я...

Бром умолк. Ему все-таки удалось приподняться. Теперь он сидел, опираясь на подушки; так ему лучше было видно лицо Годфри. Бром прокашлялся и промокнул губы кружевным платком. Казалось, у него уже давно заготовлен перечень того, что он должен сказать.

— Вы должны понять: король решил изменить саму структуру церкви. Он уничтожит нас всех! Проктор Осберт уже поддался нажиму и внес изменения в законы Гильдии, но я, боюсь, не могу сделать того же.

Годфри разрывался между двумя желаниями. Как священник он жаждал воспрепятствовать Кенрику в столь несвоевременных церковных реформах, но как человек, как патриот Люсары надеялся на помощь именно со стороны колдунов. Пусть Бром уступит — может быть, это хоть немного поможет Роберту.

— Ваше преосвященство, если вы уверены, что не желаете...

Маленькие глазки, почти погребенные в складках жира, метнулись в его сторону. Красные пятна превращали лицо Брома в зрелище, которым можно было бы пугать детей.

— Вы слышали новости из Шан Мосса? Насчет отшельника?

— Да, ваше преосвященство. — Годфри с трудом подавил вздох. От духоты у него начинала болеть голова.

— Тогда вы должны понимать, что Минея скоро явится нам, может быть, даже уже явилась. Когда она обнаружит себя, мы будем готовы сражаться с ней рядом, готовы еще раз выступить против зла, которым является колдовство. Когда-то это было святым долгом Гильдии, теперь стало нашим. — Бром протянул руку и вцепился в рукав Годфри. — Мы должны быть готовы ее встретить, Годфри. Вы... вы должны быть к этому готовы!

Годфри понял, как одержим этой мыслью Бром.

— Что вы хотите, чтобы я сделал? На лбу Брома прорезалась морщина.

— До меня дошли слухи о злодеянии. Я уверен, что Кенрик травит меня. Если я не представлю ему желаемого до конца месяца, он разделается со мной окончательно, а потом поставит на мое место человека, который выполнит его желание. Годфри, я хочу, чтобы этим человеком стали вы.

Годфри окаменел. Несколько ужасных секунд он был не в силах дышать, не говоря уже о том, чтобы пошевелиться. Потом Бром дернул его за рукав, заставив взглянуть на усеянную кольцами руку, на которой начали открываться новые нарывы.

Епископ? Он, Годфри?

О милосердная Минея, что угодно, только не это!

— Вы должны согласиться, Годфри! Вы должны составить новые законы. Вам хватит ума и хитрости провести Кенрика и его приятелей-колдунов. Напишите церковный устав так, чтобы он не оскорблял богов и легко мог быть повернут в нужную сторону. Уступите Кенрику в мелочах, а остальное замаскируйте так, чтобы, когда придет день, церковь могла выступить против зла во всей своей славе.

— Ваше преосвященство, вы сами должны изменить законы! — Годфри наклонился к Брому, приняв наконец решение. — Вы оказали необходимое сопротивление, гораздо большее, чем сумел Осберт. Боги поймут. Я готов всеми силами помогать вам, но пусть подпишет новый устав ваша рука. Пусть Кенрик увидит, что вы нужны ему живым. — Чего больше боялся Годфри: опасности для жизни епископа или перспективы оказаться на его месте? Что он за священник, если задает себе подобный вопрос?

Бром усмехнулся, закрыл глаза и откинулся на подушки.

— Я покойник, убьет меня Кенрик или нет. Однако муки совести отнимают у меня последние силы. Я... виноват... перед своим предшественником. Я хочу искупить свою вину, прежде чем предстану перед небесным судом. Я не могу выполнить желание Кенрика.