Слепые души - Алана Инош

 Её пальцы вытирают мне слёзы, она улыбается, но от её улыбки мне ещё больше хочется плакать. Я стискиваю её что есть сил, а она гладит меня по спине.

 – Настенька... Ну, пусти. Мне правда надо идти.

 Я плачу, бормочу глупое и ненужное «прости». Она устало улыбается.

 – За что?

 – За то, что так всё получилось...

 Она целует мои мокрые ресницы.

 – Ты не виновата. Просто так получилось.

 – Я очень тебя люблю, – всхлипываю я.

 Она сначала замирает, потом тихо гладит меня по волосам. Отпускает, надевает шапку, надвинув на глаза козырёк. Я хватаюсь за дублёнку:

 – Я провожу тебя!

 – Нет, не надо, – мягко говорит она. – Не стоит.

 Я всё-таки провожаю её. Мы идём по снежному накату, скрипя каблуками. Я поскальзываюсь, Ника меня подхватывает и предлагает опереться на её руку. Стоим на остановке, ждём транспорт, и она заслоняет меня собой от пронзительного ветра. Влезаем в маршрутку. По радио – весёлая песня. Люди едут по своим делам, никого не интересует, куда едем мы. Обычный день.

 Когда выходим из маршрутки, она подаёт мне руку. Наши шаги снова скрипят по снегу – последние шаги, которые мы делаем вместе. Вот оно, крыльцо, и вот дверь, в которую Ника должна войти. Две милицейских машины во дворе, расчищенные ступеньки. Где-то едут машины, идут люди, и им нет дела.

 – Ну, вот и всё, – говорит Ника. – Дальше не надо провожать.

 Я ёжусь: пронзительный ветер.

 – А может...

 Она качает головой.

 – Нет, всё. Спасибо тебе.

 Её губы прижимаются к моим, хотя нас видят. Их прощальная тёплая ласка пронзает мне сердце, слёзы снова катятся по холодным щекам, а она вытирает их мне, сняв перчатку.

 – А письмо? – спохватываюсь я.

 – Не надо.

 Она рвёт письмо, и клочки летят по ветру. Я вздрагиваю:

 – Зачем ты?..

 – Маме я позвоню, – говорит Ника. – Если разрешат. Ну, всё... – Она набирает воздуха в грудь, выдыхает, решительно глядя на дверь. – Я пошла. Ты иди, не жди меня.

 – Я подожду, – говорю я.

 – Нет, не стоит ждать, – качает она головой. – Неизвестно, как всё обернётся. Иди домой. Иди и не вини себя ни в чём. Ты не виновата.

 Она поднимается по ступенькам, берётся за ручку двери. Я хочу броситься за ней, но её взгляд меня останавливает. Перед тем как её чёрная куртка, кожаная шапка с козырьком и сапоги скрываются за дверью, она в последний раз мне улыбается.

 До Нового года остаётся неделя.

Глава 10

 Тащу из магазина тяжёлый пакет, и как раз в этот момент – поразительная точность! – из снежной пелены выныривает чёрный джип. Дверца открывается, и на снег ступает нога в зимнем ботинке – удобном и тёплом, но с женской точки зрения не слишком-то изящном: его обладательница – не кокетка. Она носит брюки и короткую стрижку, не пользуется косметикой, а духами – самую малость, но зато водит шикарный чёрный джип.

 – Здравствуй, золотце. Что такая невесёлая? Новый год на носу.

 – Здравствуйте, Диана Несторовна, – отвечаю я, останавливаясь. – И вас с наступающим.

 Поставив машину на сигнализацию, она подходит ко мне, в чёрной короткой шубке и широких чёрных брюках – клёш от бедра. Ей достаточно одного взгляда на меня, и она сразу делается серьёзной.

 – Пойдём-ка, угостишь чаем. Заодно на пару слов.

 Ей возражать бесполезно. Она несёт мой пакет, другой рукой приобняв меня за плечи, и на нас сыплется из низких туч снег. «Пара слов» начинается ещё по дороге к подъезду.

 – Ну, что случилось? Зачем Альку мучаешь? Почему не разговариваешь с ней? Что за блажь?

 Всё-таки она иногда бывает резковатой. Вот так – с ходу в наступление – её привычная манера, которая не всегда приятна. Мне тяжело отвечать, когда на меня «наезжают», я тоже становлюсь в позу.

 – Вы специально приехали ко мне, чтобы об этом спросить?

 Она хмурится, её глаза – как льдинки.

 – Но, но, полегче, дорогуша... Кто тебя учил так со старшими разговаривать? – В голосе тоже льдистый перезвон.

 – Извините, – бурчу я.

 – То-то же, – смягчается она. – Отвечаю на твой вопрос... Приехала я просто так, чтобы тебя увидеть. Ну, и заодно узнать, что у вас с Алькой случилось. Что за обиды? Поссорились, что ли?

 Мы поднимаемся по лестнице: я – чуть впереди, чтобы справиться с внезапно навернувшимися на глаза слезами до того, как Диана Несторовна их увидит. Но от неё ничего нельзя скрыть, она тут же всё подмечает.

 – Так-так, всё вижу, не отворачивайся, – говорит она. – Что за слёзки?

 Её рука просовывается под мой локоть, прижимает ласково, но крепко. Объяснений не избежать. Торопливо смахиваю солёные капли, открываю дверь.

 – Проходите...

 Я раздеваюсь, она тоже скидывает шубку. Я тащу пакет на кухню, она следует за мной. Видимо, она привыкла, чтобы на её вопросы отвечали незамедлительно, поэтому требует:

 – Ну-ка, посмотри на меня. Что случилось, солнышко?

 – Всё в порядке, – пытаюсь соврать я.

 Она неодобрительно качает головой.

 – А врать не умеешь, милочка. Хватит валять дурака, говори правду.

 – Нет, правда, – вздыхаю я. – Никаких обид, мы с Алей не ссорились. У нас всё по-прежнему.

 – Если бы это было так, ты бы не пряталась от неё, – возражает Диана Несторовна. – Ты бы, моя лапушка, перестала наконец передо мной притворяться!

 Всё-таки её обращение действительно жестковато, ничего не поделаешь. Но если к этому привыкнуть и не принимать близко к сердцу, она вполне славный человек. Теперь, когда она сняла шубку, я замечаю, что её фигура изменилась: она похудела и стала меньше сутулиться, костюм сидел на ней гораздо лучше и был подогнан плотнее по силуэту. Она выглядела элегантно.

 – С Алей это не связано, – объясняю я. – Просто я чувствую себя неважно... Ни с кем не хочется разговаривать.

 – Так, в чём дело? – озабоченно спрашивает она, заглядывая мне в глаза. – Ты что, заболела? Что с тобой?

 – Да нет, не в том смысле, – морщусь я. – Не физически... На душе скверно. Но с Алей это не связано. Просто когда мне плохо, я залезаю в свою раковину... Что я хотела? Ах да, чай. Сейчас заварю. Вы присаживайтесь, в ногах правды нет.

 Я ставлю чайник. Некстати вдруг вспоминается, что точно так же я заваривала чай, когда приходила Ника, и пожалуйста – глаза опять на мокром месте.

 – Так, сядь, – говорит Диана Несторовна властно.

 В сущности, я человек строптивый и не люблю, когда мной командуют, но властность в её голосе не раздражает, потому что в её глазах искренняя озабоченность. В отличие от прохожих на улице, ей не всё равно, и я это чувствую. Я сажусь, и Диана Несторовна накрывает мою руку своей тёплой ладонью с крепкими, ровными пальцами хорошей формы.