Паразитарий - Юрий Азаров

Неожиданно старуха засветилась.

— И я так часто себе загадываю, и всегда как сделаю что-нибудь из загаданного, так ко мне сторицей возвращается утерянное. Дай Бог вам помощь. Всякое в жизни бывает.

— Давайте ваши паспорта, пропишу вас к себе, а себя в вашу халупу, а там решим, что делать.

— Да как же без Нюрки я отдам паспорта?

— Ну и хорошо без Нюрки. А что ж она, против вас пойдет?

— Против меня не пойдет, а все ж нехорошо. Она теперь старшая в доме. Мало ли что случится.

Паспорта старуха не дала, да я и не настаивал. Со светлым чувством отправился домой и приступил к работе.

65

Я думал, если бы христианство было принципиально новым учением, оно бы не захватило народы. И вместе с тем оно принципиально новое учение, потому что, сумев вобрать в себя все лучшее, что было в предшествующих системах, захватило все глубины человеческого духа, все стороны жизни человечества.

Я думал и ошибался, когда считал, что христианство — это отказ от тела. Отказ от плоти. Отказ от дионисизма, деметризма, орфизма, пифагорейства, стоицизма, платонизма.

Сейчас я убежден, что христианство — это принятие всего того, что служило Благой Вести. Братьями Христа являются Будда и Кришна, Заратустра и Мухаммед. А великими посвященными — Гомер и Платон, Софокл и Вергилий. В один присест я написал несколько глав об искривленном, но не таком уж наивном античном мире полубогов, получудовищ.

66

Все проходит и все изменяется в этом мире. Было время, когда паразитарием боги называли жизнь, полную неги и удовольствий. Это было задолго до того, как двуногие открыли огонь и нарекли обезьян своими предками. Это было тогда, когда был жив Кронос, отец Зевса. Это сейчас мы освоились с Единобожием, а тогда богов было столько, что нам их невмоготу сосчитать. Каждый из них занимался своим делом, кто правосудием, а кто земледелием, или целомудрием, или любовью. Порядок был. Кронос был Богом неба и его чтили во всем мире, и, как теперь говорят некоторые толкователи истории, его называли восходящим к индоевропейской культуре. Он был Богом, но ничто человеческое ему было не чуждо: он был по совместительству и верховным жрецом, и царем. Кронос жил безбедно в своем Паразитарии, а словом «паразит» тогда называли человека, который находился в застолье. Попросту паразитами называли сотрапезников, и это сущая правда, о которой каждый может узнать из самой куцей истории о греко-римских делишках на заре человечества.

Кронос был злым стариканом, и у него был предлинный язык, он всякое болтал, пользуясь тем, что ему все дозволено. Но высшие силы поставили его на место и, кроме всего прочего, внесли в жизнь всего олимпова племени постоянный раздор, убийства, казни, доносы и предательства. Кронос был одним из первых живых существ, кто стал убивать близких. А дело было так. Высшие силы ему предсказали, что он будет свергнут одним из своих сыновей. И свержение произойдет за одной из трапез. Причем в убийстве будет участвовать одна из жен Кроноса.

— Но как мне узнать, о Небо, какая из моих ста тысяч жен и кто из трехсот тысяч моих сыновей убьет меня?

— Вот этого никто тебе не скажет, — отвечало Небо. — Ты заслужил мучительную казнь в своем Паразитарии и умрешь от руки одного из своих паразитов.

— А если я замету следы, укроюсь на острове Крит, скрою свое имя, назовусь, скажем, Юпитером, меня все равно убьют?

— Убьют, — отвечало Небо.

В этот вечер к Кроносу пришла любимая жена Рея. Она была прекрасна, как утренняя заря. Ее дыхание было ароматнее алой розы. Она сказала:

— Что печалит тебя, мой господин? Позволь мне поцеловать твою могучую грудь, позволь мне прикоснуться к твоим божественным кудрям, и от твоей грусти не останется и следа.

Кронос поглядел подозрительно на прекрасную и невинную Рею: нет, глаза ее чисты, голос приятен, а нежность ее искренна и сладка, как мед с острова Делос, что в Эгейском море. Однако подумал: сейчас убить ее или потом? Но Рея опередила его:

— Я готова умереть, мой господин, лишь бы твое чело не омрачалось печалью, — и аромат ее души смягчил гнев Кроноса.

— Нет, живи, дорогая, — сказал он. — Тут врагов у меня много развелось, и кто-то из них попытается меня убить.

— Кто же это осмелится поднять на тебя руку? — возмутилась Рея.

— Говорят, один из моих сыновей, — шепотом сказал Кронос. — Сын пойдет против отца, отец пойдет против сына, вот такое бедствие постигнет землю.

— Что же делать, мой ненаглядный?

— Я тут посоветовался кое с кем, и мне подсказали: надо не убивать, а поедать своих сыновей. Дочки — те пусть растут на радость будущим своим мужьям, а мужичков всех к стенке, то есть к верхнему нёбу…

— О божественный мой царь царей, как мудр ты в своем решении…

С тех пор Кронос каждый день съедал по одному сыну, и Рея, главная его паразитка, помогала ему, подсказывала, кого и в какое время он должен проглотить. По этому поводу было принято в первом чтении постановление.

Надо сказать, что Кроносу было крайне неприятно заглатывать собственных детей, но зато было больше надежности: как-никак все проглоченные дети болтались в его огромном желудке и не могли совершить рокового преступления: отцеубийства. Так прошло немало лет, и среди паразитов, то есть сотрапезников Кроноса, не было ни одного сына. И вот однажды Кронос обнаружил, что его любимая Рея должна родить сына.

— Почему ты думаешь, что это будет сын? — спросила опечаленная Рея.

— Потому что я Бог, — ответил Кронос. — А боги все знают.

— Уж лучше тогда я умру до родов, — сказала Рея. — Пусть еще один возможный убийца погибнет в моей утробе, так и не увидев света.

— Нет, моя возлюбленная, мне велено проглатывать сыновей, но не жен. А ты всегда была верна мне, всегда помогала мне в трудные минуты. Ты настоящая супруга, и потому я спасу тебя и нашего отпрыска от гибели…

— О, мой великий повелитель, ты так благороден. Но не делай ничего такого, что может омрачить твою жизнь. Я готова умереть хоть сегодня, только прикажи, и я это сделаю.

— Я лучше стану паршивым гладиатором, поганой тыквой, межрегиональным демократом и грязным вольноотпущенником, чем соглашусь предать смерти мою возлюбленную Рею. Век мне свободы не видать, клянусь всеми своими паразитами, если я нарушу данное тебе обещание.

— Но ты будешь жить в страхе и постоянно думать о том, что рядом с тобой живет твой убийца и преследователь. И мне будет горестно наблюдать за тем, как растет твое подозрение. Кроме того, от такого рода нервных потрясений у тебя может расстроиться кишечник и желудок станет плохо переваривать проглоченных сыновей.

— Да, я этого как-то не учел, — ответствовал Кронос, поглаживая свою седую козлиную бородку.

— Ты должен всегда быть в отличной спортивной форме. Ничто не должно омрачать твоего бытия. То, что мы, твои паразиты, называем бытием-в-тебе-для-себя, есть сущность всех прочих-для-них-в-них-через-них. Явление переходит в сущность, а сущность — в явление, когда небо меняется местами с землей, отчего наступают сумерки, а потом рассвет, который и есть тьма для себя-в-себе-и-через-них…

— Ты так сильна в философии, что я теряюсь в догадках, что бы это значила твоя абракадабра. Но так тому и быть, я спасаю тебя от смерти. А твоего Зевсика, так, надеюсь, ты назовешь нашего отпрыска, отправлю вместе с кормилицей на остров Крит, где он будет жить под именем Нинон.

— Но Нинон — это женское имя, — возразила робко Рея.

— Вот и прекрасно. Под хитоном, который он никогда не будет снимать, будет спрятано его истинное половое различие. Никто не будет знать, что он мужчина, а всей службе, всем этим моим нахлебникам я прикажу, чтобы они следили за нашим сыном и никому не говорили, что он мужчина…

Вот именно тогда-то впервые Кронос и назвал своих сотрапезников нахлебниками, тогда впервые термин «паразит» был употреблен с отрицательным смыслом. Но об этом никто не знал, а вскоре и сам Кронос забыл и о Нинон, и о нахлебниках. Он зажил свободной жизнью, и трапезы его в кругу приближенных паразитов длились неделями и месяцами.

А между тем кормилица Амалтея так полюбила своего питомца, что рассказала ему всю правду о нем. Молодой Зевс крепко задумался и потом три дня и три ночи мучился над тем, убивать ли ему своего отца или принять какое-то другое решение. Так как он был вскормлен хорошей кормилицей и рожден доброй матерью, то и сам был добрым и справедливым Богом. Сразу он подумал о своих проглоченных братьях: о Посейдоне, Аиде и многих других.

— Промедление смерти подобно! — вскричал он, вынимая из ножен огромный меч. — Надо немедленно, как скажут через двадцать тысяч лет, брать почтамт и телеграф. Надо захватить Олимп и установить через демократическое устройство мою настоящую диктатуру.