Девушка с Рублевки - Наталья Баклина

– Нет! Я очень устала и еду домой!

– А где у вас дом?

– На Рублевском шоссе.

– Соседи, значит. Вы на машине?

– Нет, меня Алена привезла.

– Алена... Знаете, вы не похожи на девушек, с которыми дружит Алена.

– А на кого я похожа?

– Если честно, на мою маму.

– Вот спасибо! Я такая пожилая?

– Да я не в том смысле! Вы похожи на мою маму, какой она была в молодости, правда. Слушайте, насколько я знаю Алену, она будет тусоваться до последнего. Хотите, я вас подвезу?

– Хочу, – честно ответила я.

– Тогда пойдемте.

Петр перехватил у гардеробщицы плащ и подал мне, помогая одеться. Мы прошли немного пешком, огибая ограду, к ряду припаркованных под фонарями машин. Интересно, какая из них его? Я почти ничего не понимала в марках и загадала на внешний вид. Если вон та, черная, зверского вида, то этот Петя – нехороший человек. А если вон та, серебристая, то он...

– Лариса, нам сюда.

Он подошел к машине цвета темно-зеленого бутылочного стекла. Открыл мне дверцы, я скользнула на переднее сиденье.

И замерла.

Над лобовым стеклом на тонкой серебристой цепочке висела моя бабочка. Та самая! Та самая, что я купила в Тунисе и так досадно обронила ночью на пляже, прощаясь с тем незнакомцем. Так мне что, не померещилось? Я закрыла глаза. Когда Петр заговорил, мне показался тот же голос, что и в ночи на пляже. Но не может быть этот лысоватый крепыш тем самым человеком! Просто не имеет права! Я закрыла глаза, вспоминая, как все было.

– Лариса, вам плохо? – прозвучал его голос.

Тот самый. Это он! Мужчина на ночном пляже...

– Откуда это у вас? – Я открыла глаза и потрогала свою бабочку.

– Нечаянный трофей. Недавно в Тунисе встретился на пляже с прекрасной незнакомкой. И она, убегая, уронила на песок вот этот кулончик.

– Почему вы решили, что незнакомка была прекрасной? Там ведь было абсолютно темно!

– Потому что таким голосом могла говорить только прекрасная...

– Брунгильда, – вырвалось у меня. – Петр, верните мне бабочку. Пожалуйста! Я ее потом все утро на пляже искала.

– Лариса, это ты? Это была ты? – Петр резко затормозил.

– Получается, что я. Так можно я заберу свой кулончик?

– Ну конечно! Просто мистика какая-то. То-то я сразу почувствовал, что мы уже встречались. И голос знакомый, и внешность. Знаешь, а я ведь потом долго думал, какая ты. И по голосу тебя представлял похожей на мою маму.

– А я с твоей внешностью не угадала. Ты должен быть высокий, поджарый и с копной темных волос над выпуклым лбом.

– Ну прости! – Петр весело рассмеялся. – Какой есть.

А я почувствовала, как меня волнует его близость. Мое тело бунтовало и требовало этого мужчину. Зазвонил мобильник.

– Алло, Лариска, ты где?

– Алена, я уехала. Мои вещи в твоей машине остались, я их потом заберу, хорошо?

– Какие вещи? Ты хочешь сказать, что свалила с тусовки сейчас, когда все только начинается? Когда тут полно богатых мужиков и самое время ими заняться?

– Аленка, я очень устала. Извини, что оставила тебя, но я за день вымоталась до предела.

– Лариска, ты неисправима. Я тащу ее на самую козырную московскую тусовку, а она, видите ли, устала. Ладно, спокойной ночи, малыши, завтра позвоню, расскажу, чего ты лишилась.

– Бушует? – Петр включил радио и настроил на джаз.

– Да, говорит, что я пропускаю самое интересное.

Какое-то время мы ехали молча, и только когда показались знакомые окрестности, я сказала, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно:

– Мне надо вон в тот дом, на другой стороне шоссе.

– Так, здесь нам не развернуться. Придется до МКАД ехать и там кругаля давать. – Он молча проехал еще немного, затем спросил: – Лариса, а что ты скажешь, если я тебя к себе приглашу? Тут недалеко, минут двадцать.

– Нет, Петя, я к тебе не поеду.

Мужчину этого я хотела безумно. Но пополнять его коллекцию девочек? Нет уж, увольте!

– Ларисочка, не отказывайся. Это ведь чудо, что мы с тобой во второй раз пересеклись. Или ты меня боишься?

«Я себя боюсь!» – подумала я, встретившись с ним взглядом, который манил и затягивал, словно в омут.

– Лариса, я обещаю, все будет так, как ты захочешь, – спокойно сказал Петр, и я сдалась.

Больше всего я боялась, что он живет в одном из безобразных псевдозамков, натыканных возле Рублевского шоссе, как куличи в детской песочницы. Этот поселок напоминал дачный кооператив, владельцы которого решили возвести дворцы на своих шести сотках. И вот теперь дворцы заглядывали друг другу в окна и кичились один перед другим башенками и зубцами. Когда я впервые увидела их, теснящихся между сосен, я подумала, что в таких домах, наверное, живут в основном быстро разбогатевшие, но лишенные вкуса люди.

Если Петр – один из них, это будет очередным моим разочарованием. Я чуть не застонала, когда он свернул на дорожку, ведущую в этот «кооператив». Но его машина проехала мимо «куличей» и, углубившись в сосновый лесок, остановилась возле кирпичного забора с чугунной оградой поверху. Фонарь освещал ворота, за которыми угадывался довольно большой участок.

– Приехали. Вот здесь я и живу.

Петр щелкнул пультом, и ворота стали разъезжаться. Машина проехала за ограду и вскоре уже тормозила у крыльца белого двухэтажного коттеджа с мансардой, размерами напоминающего сельский клуб средней руки.

– Это твой дом? – удивилась я. – Какой большой! А сколько народу в нем живет?

– Постоянно – двое, я и Анна Георгиевна. Это моя тетушка. А так... друзья иногда зависают.

– И подруги? – не удержалась я.

– И подруги, – согласился Петр и открыл дверь. – Заходи!

Сразу за дверью Петр щелкнул выключателям, по стенам зажглись светильники. Справа сквозь арку была видна кухня с барной стойкой. Слева начиналась лестница.

– Проходи, можно не разуваться, – пригласил Петр, помогая снять плащ.

Я прошла прямо и оказалась в гостиной. Все как полагается: у одной стены камин, вторая – сплошь окно, возле третьей – антикварный секретер и торшер в виде нагой негритянки, держащей над головой абажур. Перед камином – диван, на полу – серый пушистый ковер. Каблуки утопали в густом ворсе. А сниму-ка я эти сапоги, утомили они меня окончательно. Я села на диван и начала стаскивать сапог.

– Подожди. – Петр подошел бесшумно и сел на ковер возле дивана. – Я тебе помогу.

– Не надо. – Я посмотрела ему в лицо, но никаких особенных эмоций не увидела, лишь легкое удивление в глазах: «Почему?» – А вдруг у меня там колготки лопнули? Они рвутся иногда на пальцах. Хороша же я буду в рваных колготках и в таком роскошном интерьере!

Боже, что я несу! Кажется, у меня есть все шансы сойти за дуру.

– А мы и колготки снимем, если захочешь, – улыбнулся Петр, взялся за мой сапог и потянул его очень аккуратно. Потом так же осторожно снял второй.

– Какие маленькие у тебя ноги!

Мои ступни в абсолютно целых колготках поместились на его ладони. От ладоней шло тепло, и я почувствовала, как оно жаром отозвалось сначала в ступнях, затем в лодыжках, коленях, поднялось до бедер, груди, а потом ударило в голову. Я откинулась на спинку дивана. Потолок холла терялся где-то высоко-высоко. И мне показалось, что я вижу сквозь него звезды.

...Петр спал очень спокойно. Впрочем, кровать в его спальне была такой огромной, что даже если бы он метался, все равно бы мне не помешал. Он и не мешал – с вечера сгреб меня к себе на плечо, а наутро я, проснувшись, обнаружила, что лежу с краю. Я тихонько повернулась. Петр спал на середине кровати, обняв подушку. Лицо его было расслабленным и оттого немного детским. Лоб высокий, нос немножко, совсем чуть-чуть, картошкой, губы четко очерчены, подбородок с легкой впадинкой. Кажется, я где-то читала, что такой подбородок – признак упрямца, а такой лоб – примета интеллектуала, а нос картошкой говорит о добродушии его владельца.

Эй, Петька, Петр, а ты какой? Добрый, упрямый интеллектуал, да? Я ведь ничего про тебя не знаю, кроме того, что ты смог целый год прожить с Аленкой и, расставаясь, подарил ей квартиру. А еще я знаю, что ты самый восхитительный из тех немногих мужчин, которые у меня были. Так, как сегодня ночью с тобой, я еще никогда и ни с кем не летала. Высоко-высоко, до самых звезд...

Утреннее солнце застревало в оконных жалюзи, но в комнате хватало света, чтобы видеть его лицо. Петр почувствовал мой взгляд, открыл глаза и улыбнулся:

– Привет!

– С добрым утром. – Мой голос звучал хрипловато.

– Ты простыла? – слегка нахмурился он.

– Нет, осипла с чего-то.

– Ну еще бы! Ты так вчера звучала. – Теперь его улыбка стала самодовольной. (Вот поросенок, довел до такого состояния, что я кричала от наслаждения, а теперь намекает.) – Иди ко мне.