Патриот. Жестокий роман о национальной идее - Алексей Колышевский

Жизненные вероятия вологодского паренька круто изменились после того, как мать Славика, симпатичная, между прочим, и умная женщина, съездила в Москву на какой-то не то конгресс, не то слет учителей. И там, в Москве, совершенно немыслимым, космическим образом пересеклись пути ее и генерала Пети, который тогда еще ходил в майорах, но уже успешно отработал к тому моменту в трех странах: в одной — дружественного социализма и в двух капиталистических. Так вот, майор Петя вышел как-то раз «размяться на Бродвей», так называли в то время Тверскую, и в ресторане «Арагви», за столиком, четвертым от входа, слева, он увидел маму Славика, ужинающую в компании таких же скромных, но слегка потерявших это качество учительниц, выпивших вина и позволяющих себе иногда довольно громко посмеяться. Что, согласитесь, для женской компании не токмо нормально, но и необходимо. Оркестр «Арагви» тут же заиграл что-то медленное, танцевальное, не то «Сулико», не то «The Girl», и майор Петя, приосанившись и отставив в сторону пивную кружку свою, подошел к приглянувшейся ему женщине и пригласил ее на танец.

…Нет, она не вышла за него замуж, да он и не звал: жена разведчика, вернее, любящая жена разведчика — это все равно, что вдова при живом муже: он «где-то там за горизонтом», она «цыц, тихо, обо всех подозрительных контактах докладывать непосредственно по телефону такому-то». Но привязались они друг к другу крепко. Да и Славик, 11-летний пацан, был рад приездам «дяди Пети из Москвы» и вовсе не ревновал по-сыновьему, когда майор Петя оставался ночевать у матери в комнате. Сеченов, у которого было своих двое мальчишек и дочь такого же, как Славик, возраста, легко нашел путь к сердцу паренька, тосковавшего по отцу. Майор Петя научил его рыбачить, мастерить самопалы из куска дерева и трубки от железной кровати и курить. Они часто гуляли все вместе, и сплетницы-соседки завистливо шипели вслед: «Вот Надька-тихоня, а какого хахаля себе в столице оторвала. Усищи-то о-го-го! Сразу видно, что военный, семейный и положительный».

Шли годы, Славик рос. Майор, полковник и, наконец, генерал Петя не забыл дороги на тихую вологодскую улицу, где жила «его Наденька», все так же продолжающая учительствовать. Когда Славику исполнилось 17 и он окончил школу, генерал Петя вызвал его телеграммой из Вологды, встретил на вокзале и поселил в номере гостиницы «Москва» на шестом этаже, из окон которого открывался замечательный вид на Манежную площадь и «устье» Тверской. На следующий день генерал Петя за руку отвел его в кабинет декана восточного факультета МГУ, именуемого Институтом стран Азии и Африки.

— Вот, — сказал генерал Петя декану, показывая на Славика пальцем, — хороший парень. Алгоритмы для вычислительных машин пишет, химией интересуется, на двух языках говорит. Правильный парень. Не испорченный. Не то что все эти, которые у тебя тут учатся.

— А кто это у меня такие уж учатся, что ты о них так говоришь, Петр?

— Кто? Да известно кто: шлаебень да накипь центровая. Такие родину за квотер продадут, дай им только допуск и выезд.

Декан с Сеченовым связываться не хотел. Когда просят такие люди, как Петя-Торпеда, то лучше, от греха подальше, все сделать, а не то ни с того ни с сего можно на улице в колодец какой-нибудь провалиться или люлька строительная на голову рухнет. Да ну его, в самом деле! Вот так Слава Пронин стал студентом факультета, после которого ему была прямая дорога в красивый дом, выходящий титульным фасадом на широкую площадь, с которой как-то раз убрали статую человека в шинели и с бородкой клинышком. Однако до красивого дома Славик не добрался, а вместо этого он встретил Кристу.

На дворе трещал морозом новорожденный 94-й, а в Москву по программе обмена прикатили американские студенты из университета Питсбурга и заселились в общежитии МГУ на Вернадского. Среди них была и Криста — наполовину итальянка, наполовину еще кто-то, но «красивая, зараза, до невозможности», как сказал генерал Петя, когда Славик представил ему Кристу.

Спустя три месяца Слава сделал Кристе предложение, и она, не особенно долго думая, согласилась. Самым сложным в этой ситуации было объяснение с генералом Петей, и Славик целых три дня раздумывал, говорить благодетелю о своем твердом намерении стать американцем или нет. Но был он честным и порядочным парнем, никому и никогда не делал никаких подлянок и камня за пазухой не прятал, поэтому решил, что лучше будет все рассказать, как оно есть, и точка.

Генерал Петя не расстроился, во всяком случае, виду не подал, а, наоборот, поздравил Славу с тем, что он вытянул, возможно, единственный предназначенный именно для него счастливый лотерейный билетик из барабана жизни, в который некоторым и руку-то нельзя засунуть — оторвет.

— Поезжай, конечно, чего тут рассуждать. Я тебе помогу, деньжат подкину, а то чего ради тебе с молодой женой по углам клопов кормить? Только вот, Слава, разговор у меня к тебе есть серьезный. Мужской разговор. Готов?

Слава кивнул, мол, готов, а чего тут такого?

— Ты года через два получишь гражданство полное. То есть паспорт, избирательные права и все такое. А пока что будешь жить в Америке по грин-карте. Сразу начинай искать работу и старайся попасть в госсектор. Куда угодно: в любое министерство. У тебя же с компьютером не на «вы» общение?

Слава улыбнулся:

— Вообще-то я не последний программист в этом городе, дядя Петя.

— Во-от! А в Америке на наших программистов большой спрос. Ты по этой линии и действуй.

— Так, а на фига я пойду в госсектор, там, небось, и не платят ничего?

— Ты, Славик, чем слушаешь-то? Сказано тебе: я тебе помогу, а когда я так говорю, то это не значит, что я тебе дам один раз сто долларов и скажу, чтобы ты мне был здоров, нет! К тому же госслужащий в Штатах получает тысяч сто в год — это, согласись, не самые плохие деньги. Так что за материальный счет не переживай. Все у тебя будет на нормальном уровне, а жену пинай, чтобы тоже работала, дома не сидела, а то она, такая домоседка, тебе остоебенит через полгода и разбежитесь чего доброго. А баба она у тебя красивая — в Штатах это большая редкость. Это тебе не у нас в России, откуда, помимо нефти, теперь еще и баб экспортируют по всему миру, потому как симпатичные, душевные и с головой дружат. В общем, обживайтесь, обзаводитесь хозяйством, чтобы детишки там и прочее.

Слава Пронин был очень неглупым парнем. Он понимал, что дядя Петя еще не перешел к основной части своего монолога, и терпеливо ждал, не торопил его.

— А говорю я все это тебе затем, чтобы ты, Слава, не забывал о России. Она у нас, конечно, не такая сытная, как Америка, не такая теплая, много чего в ней нет. Умом, как известно, Россию не понять, аршином общим не измерить, в ней остается лишь бухать, грустить и верить, верить, верить. Оно все, конечно, так, но ты все равно о Родине помни. Мне звонить не стоит, я сам время от времени как-то буду о себе напоминать, но тревожить тебя понапрасну не стану. Как только получится пристроиться в госучреждение, сразу же бегом за американским образованием. Денег не жалей, они потом все к тебе вернутся — не сосчитаешь. Учись, сдавай на степени, получай магистра администрирования — одним словом, набирай вес. И помни, что лучше всего тебе будет пристроиться куда-нибудь поближе к Госдепартаменту, а то и в ЦРУ. Для этого сдашь тесты, какие положено, получишь клиренс, то бишь допуск, и вперед. Помни, что нет ничего невозможного, и даже если станут тебя пробивать, то на тебе ничего такого: из неполной семьи, из глубинки, все сам да сам. Жена — стопроцентная янки-дудль, так что шанс тебе пролезть в святая святых есть. Я больше на свою контору не работаю, стал чинушей, как ты знаешь, и эксплуатировать тебя, если ты, как я по глазам твоим вижу, опасаешься, не собираюсь. Но кое о чем, если все пойдет так, как мы сейчас с тобой мечтаем, я тебя, конечно, стану просить, тут я с тобой должен быть честен. Пока не знаю, о чем пойдет речь, но и у старухи бывает проруха. Подписывать ничего не надо, просто скажи, согласен ты или нет.

Славик послушно кивнул:

— Конечно, согласен, дядь Петь.

— Ну и зашибись…

…Прошли долгих девять лет. Сеченов стал работать в администрации, а Славик Пронин, внявший его советам, сперва проработал в Департаменте энергетики США, где дорос до начальника «айтишного» отдела, затем с отличными рекомендациями перешел в Центр национальной компьютерной безопасности, получив попутно тот самый клиренс, о котором говорил генерал Петя, и уже в Центре сдал на топ-клиренс: высшую форму государственного допуска к секретным документам. Людей, имеющих подобную форму допуска, в Штатах не так чтобы очень много, и все они, что называется, «при деле», то есть работают с этими самыми секретными документами и на расспросы о месте своей работы отвечают что-то вроде «работаю начальником отдела в «Кодаке» или как-то так. В ЦРУ всегда ценили специалистов из России, хотя и относились к ним с известной долей настороженности и недоверия, просвечивая таких сотрудников, словно рентгеном. Ничего «такого» в биографии Славика не нашлось, кроме, пожалуй, его факультета. Но и «восточный» факультет, хотя и стал для многих советских и российских разведчиков трамплином в шпионскую жизнь, для Пронина остался всего лишь местом, где тот получил свое первое высшее образование. В общем, после девяти лет, прошедших с момента Славиной эмиграции, он получил работу в лингвистическом отделении ЦРУ, в Лэнгли, что в двух милях от Вашингтона, если ехать по шоссе 193, свернув на него с шоссе № 7.