Всадник - Юрий Валерьевич Литвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пляшет небо под ногами
Пахнет небо сапогами…
Сразу вспомнилась армия. Выпил за тех, кто в сапогах. Пива. И устыдился.
Потом стал осматриваться, как следует. Так, что тут у нас? Ага. Два мрачных типа с другой стороны, лица их темны, не разглядеть, да и пусть им. И в центре как на витрине веселая разношерстная компания. Седой старик изрядно пьяненький что-то вещает о Пунических войнах, все разумеется хохочут. Странная тема, для этой «Цирцеи», а может и нет. Может, принято у них тут о Пунических войнах. Принесли водку, шашлык естественно задерживался, а как жен иначе, фирменный ход хозяина заведения. Клиент дозревает раньше шашлыка и начинает метать икру, в смысле капусту…Пошло, то как, но скажу вам действенно. О! То есть. Чу!
Ты будешь мертвая принцесса
А я твой верный пес…
Мне стало смешно даже после пива, что неудивительно, учитывая последние стрессы. Я махнул на все рукой и налил из графинчика под хлебушек, ну за Египет!
Шашлык появился одновременно со стариком, ну тем пуническим. Его все-таки поперли, или не поняли.
«Ну, вот начинается»,– успел подумать я и не ошибся. Поток красноречия моего нежданного собеседника обрушился на меня, как обычно. Везет мне по жизни на подобных субъектов. Наверное, это судьба. Интересно, что бы сказал по этому поводу мой крылатый Хранитель?
Старик был похож на Паниковского в бессметном исполнении Зиновия Гердта. Ну вы можете себе представить. Зрелище еще то. Причем как выяснилось позднее, он был в курсе этого сходства и оно, не раз его по жизни выручало. Самое смешное или грустное в этой истории то, что разговор начал я:
– Жалкие ничтожные люди?– это был вопрос.
Он понял правильно, кривенько и жутковато усмехнулся и отхлебнул прямо из графинчика. Я одобрительно крякнул, несмотря на неадекватность ситуации.
Мы закусили шашлыком. Моим, но это уже было не важно, я чувствовал себя богатым и благотворительным. К тому же старик показался мне не лишенным чувства юмора, а сие качество в людях я ценю как наиважнейшее. Он заговорил, и появилось чувство, что знакомы мы по-крайней мере лет триста.
– Вы правы, молодой человек, правы как Цезарь. Именно жалкие и именно ничтожные. Мало того, что этот хам Жора пролил мою водку, он еще имел наглость заявить, что обладает расширенным сознанием. Жора! Представляете?
Я представил и улыбнулся, скромно.
– Не стесняйтесь,– широким жестом предложил старик ,– это действительно достойно широкой улыбки. Простите, не представился – профессор истории Бемзе Конрад Карлович, уж извините…
Тут я уже не стал сдерживаться и заржал как конь Буцефал при виде бегущих противников Великого Александра.
Бемзе ничуть таким поворотом не расстроился и продолжил как ни в чем ни бывало, налегая на шашлык.
– И эти с позволения сказать господа, смеют что-то лепетать о расширенном сознании…
Я прокашлялся и вставил свои роковые пять копеек:
– Извините, любезный Конрад Карлович, за мое неуместное веселье, но что вы подразумеваете, под термином расширенное сознание?
Старик чуть наклонил голову в изящном поклоне:
– Насколько приятно побеседовать с воспитанным человеком. Это такая редкость в наши дни.
Несмотря на изысканность манер, я заметил. Что он внимательно отслеживает движения моей правой руки, руки разливающей, и, честно скажу, знающей свое дело. По завершении процесса, историк удовлетворенно кивнул и продолжил:
– Знаете уважаемый молодой человек…
– Саша…– подсказал я.
– Очень приятно, Александр. Так вот. Видите ли, в этом вопросе, как я считаю главным отличием человека обычного сознания, от человека сознания расширенного, является все-таки его сердешного восприятие мира. Бытия, стало быть. В первом случае мы наблюдаем процесс поглощения сознания некого индивидуума окружающей его реальностью. Так вот, ни больше и не меньше. А в случае втором…Индивидуум получает возможность, как бы выразиться поточнее… Ну да! Формировать реальность согласно своим представлениям о ней. И значиться жить, то есть существовать не в той реальности, которую он сам себе нарисует. И аки следствие сего, воздействовать на нее силою своего разума. Ну, это если расширение позволит. Такая вот хренотень.
Я задумался: «Действительно, хренотень»,– и кажется произнес это вслух. Шашлык меж тем исчезал стремительно. Но это уже было не важно. Повторим.
Тем более, что сменивший «Агату» Мумий Тролль затянул свое:
Неважно, все уже не важно…
Вот ведь гад, как обычно к месту.
А старик, ну Конрад Карлович гнул свое.
– Тут ведь вот какая штука получается, не реальность твое сознание захватывает. А наоборот, сознанием своим ты над реальностью возносишься, над бытовухой этой, над Жориками с ихней водкой. Будь они неладны. И мир пред тобой разворачивается иной, твой, собственный и ты его Бог и центр мироздания. А скоты эти…– он махнул рукой, словно не желая продолжать, и все же продолжил,– А реальность, батенька, это такая скверная я вам скажу штучка, изменчивая. Но силу чует. А сила в чем?
– В чем?– отозвался я, мне уже становилось интересно, а может быть, просто водка вошла в контакт с пивом, не знаю…
– Сила прежде всего в способности возвыситься над окружающей нас паскудной сучкой реальностью, и тогда она как проститутка прогнется под нас и станет там, чем мы прикажем ей быть… Вот тут и начинается самый интересный этап. Этап формирования новой реальности. Личной. По совести, как говориться и любви…
«Ну ни хрена себе»– успел подумать я, и тут нас прервали самым бессовестным образом. А мне уже становилось интересно. Толи Жорик, толи еще какая-то тварь нависла над столиком и попыталась начать выяснять, кто я такой и чего тут забыл, короче денег захотел, наверное, закончились они у него. И тут со мной стали происходить странные вещи. Вообще-то я человек мирный, и попадая в подобные острые ситуации, всегда старался их сглаживать по возможности, ибо, не обладая особой физической мощью и наглостью, всегда оказывался в тени этих придурков из популярных кинофильмов, которые парой эффектных апперкотов разрешали подобные ситуации себе на пользу. Но сегодня на мне был плащ. Прекрасный, и наверное ужасно дорогой плащ маньяка, а из-за изрядного количества выпитого я почувствовал себя по крайней мере одним из этих героев и тело мое стало действовать самостоятельно. Пока мозг пытался осмыслить ситуацию, спина моя распрямилась, глаза недобро сощурились, а правый кулак с зажатым в нем пивным бокалом непонятным образом врезался в ухо неизвестного, следом на него обрушился стул и мой противник удивленно стал заваливаться на пол. Кто-то завопил, типа, наших бьют, а мне уже было все равно.
