Неоконченные предания Нуменора и Средиземья - Джон Толкин

— Может быть, — сказал Турин. — Но в одном гном не солгал — это когда назвал тебя дурнем. Зачем тебе говорить вслух все, что думаешь? Молчал бы, раз уж любезные речи не идут у тебя с языка — так было бы лучше для всех нас.

День прошел спокойно. Никому из изгоев не хотелось выходить из убежища. Турин шагал взад–вперед по лужайке на уступе; он смотрел на восток, на запад и на север и дивился, как далеко отсюда видно в ясную погоду. На севере различал он Бретильский лес, взбирающийся по склонам горы Амон–Обель, что стояла посреди него; и глаза Турина все время обращались туда — он не знал, отчего: сердце влекло его скорее на северо–запад, где, как казалось ему, он мог за многие и многие лиги различить вдали, на краю света, Горы Тени, ограждавшие его дом. Но вечером, когда алое солнце опускалось в дымку над дальними берегами, Турин устремил свой взор на закат, туда, где скрывалась в глубокой тени Долина Нарога.

Так Турин сын Хурина поселился в чертогах Мима, в Бар–эн–Данведе, в Доме Выкупа.

Историю Турина от прихода в Бар–эн–Данвед до падения Нарготронда см. в «Сильмариллионе», а также в приложении к «Нарн и Хин Хурин», см. ниже, стр. 150.

Возвращение Турина в Дор–ломин

Наконец, измученный спешкой и дальней дорогой (ибо он без отдыха прошел более сорока лиг), Турин в первый морозный день достиг заводей Иврина, где некогда был он исцелен. Но теперь на месте озера была лишь замерзшая грязь, и Турин не смог снова напиться из него.

Оттуда вышел он к перевалам, ведущим в Дор–ломин[54]; с Севера налетела жестокая метель, и дороги завалило снегом, и пути стали опасны. Двадцать лет и три года минуло с тех пор, как Турин шел этой дорогой, но он отчетливо помнил каждый шаг — так велика была печаль расставания с Морвен. И вот наконец вернулся он в земли, где прошло его детство. Все было пусто и голо; жители той земли оказались малочисленными и неотесанными, и говорили они на грубом языке истерлингов, а былое наречие сделалось языком угнетенных — или врагов.

Поэтому Турин пробирался осторожно, пряча лицо и ни с кем не заговаривая; и наконец нашел он тот дом, что искал. Дом стоял пустым и темным, и поблизости не было ни души: Морвен ушла, и Бродда–Пришелец (тот, что силой взял в жены Аэрин, родственницу Хурина) разграбил ее дом и взял себе все, что осталось из ее имущества, и всех ее слуг. Дом Бродды был ближе всех к старому дому Хурина, и туда–то и отправился Турин, измученный скитаниями и горем, и попросился на ночлег; и его впустили, ибо Аэрин все еще поддерживала в этом доме некоторые добрые старые обычаи. Его усадили у огня со слугами и несколькими бродягами, почти такими же мрачными и измученными, как он сам; и Турин спросил, что нового слышно в этих краях.

Услышав его, все умолкли, и кое–кто отодвинулся подальше, косо глядя на чужака. Но один старый бродяга с клюкой сказал ему:

— Если уж говоришь на старом языке, господин, так говори потише и не спрашивай о новостях. Ты хочешь, чтобы тебя избили, как вора, или вздернули, как соглядатая? С виду ты сойдешь и за того, и за другого. Хотя это значит всего лишь, — продолжал он, придвинувшись поближе и понизив голос, — что ты похож на человека из добрых старых времен, на одного из тех, кто пришел с Хадором в золотые дни, когда люди еще не обросли волчьей шерстью. Здесь еще остался кое–кто из таких, только теперь все они либо нищие, либо рабы; кабы не госпожа Аэрин, не видать бы им ни очага, ни похлебки. Откуда ты, и что за новости хочешь узнать?

— Была здесь знатная женщина по имени Морвен, — ответил Турин. — Давным–давно я жил у нее в доме. После долгих скитаний пришел я туда, надеясь на радушный прием, но нет там ни огня, ни людей.

— Уже больше года нету, — ответил старик. — Тот дом со времен страшной войны был скуден и огнем, и людьми; она ведь была из прежних — да ты знаешь, должно быть, — вдова нашего владыки, Хурина сына Галдора. Однако они не смели тронуть ее — боялись: была она гордая и прекрасная, как королева, пока горе не согнуло ее. Ее звали ведьмой и обходили стороной. «Ведьма» — на нынешнем языке это значит всего лишь «друг эльфов». Однако ж ее ограбили. Пришлось бы ей с дочкой голодать, кабы не госпожа Аэрин. Говорят, она тайком помогала им, и этот хам Бродда, ее муж поневоле, часто бивал ее за это.

— А что же в этом году? — спросил Турин. — Что они, умерли, или их сделали рабынями? А может, орки на них напали?

— Наверное никто не знает, — ответил старик. — Но она исчезла вместе с дочерью. А этот Бродда ограбил ее дом и растащил все, что еще оставалось. Все забрал, до последней собаки, а людей ее сделали рабами — кроме нескольких, кого, как меня, выгнали побираться. Я ведь много лет служил ей, а до нее — великому Владыке; зовут меня Садор Одноногий: будь проклят тот топор — кабы не он, лежать бы мне теперь в Великом Кургане. Как сейчас помню тот день, когда отослали Хуринова мальчика, — как же он плакал! — и она плакала, когда он ушел. Говорят, его отправили в Сокрытое королевство.

Тут старик прервал свою речь и с подозрением покосился на Турина.

— Я всего лишь старый болтун, — сказал он. — Не слушай меня! Приятно поговорить на старом наречии с тем, кто говорит на нем чисто, как в былые годы, но времена теперь дурные, и надо быть осторожным. Не все, кто говорит на светлом наречии, светлы душою.

— Это правда, — ответил Турин. — Моя душа мрачна. Но если ты принимаешь меня за шпиона с Севера или с Востока, немного же мудрости прибавили тебе годы, Садор Лабадал!

Старик, остолбенев, уставился на него; потом проговорил, весь дрожа:

— Выйдем на улицу! Там холодней, зато безопасней. Для дома истерлинга ты говоришь слишком громко, а я слишком много.

Когда они вышли во двор, Садор вцепился в плащ Турина:

— Ты говоришь, давным–давно ты жил в этом доме… Господин мой, Турин сын Хурина, зачем ты вернулся? Наконец–то мои глаза и уши открылись: ведь у тебя голос отцовский. Лабадал — только маленький Турин называл меня так. Он не хотел меня обидеть, — мы тогда были добрыми друзьями. Что же он ищет здесь теперь? Мало нас осталось, и все мы стары и безоружны. Те, что лежат в Великом Кургане, счастливее нас.

— Я не сражаться пришел, — сказал Турин, — хотя после твоих слов, Лабадал, мне захотелось драться. Но это потом. Я пришел за владычицей Морвен и Ниэнор. Что ты знаешь о них? Говори скорее!

— Почти ничего, господин мой, — ответил Садор. — Они ушли втайне. Ходили слухи, что их призвал к себе владыка Турин: мы ведь были уверены, что за эти годы он стал могучим владыкой, может, даже королем где–то в южных странах. Но, похоже, это не так.