Неждана (СИ) - Родникова Ника

— А что Морица-мокрица? — спросила Нежданка у Балуя. — Голосить из терема не станет?

Тот затрещину не дал, а пальцем пригрозил:

— Отвыкай, Озар. Нас всех за твои дразнилки по головке не погладят.

— Особенно в Граде, — уточнил Свиря.

— Так что с ней? В Цвельные края отбыла сызнова? — допытывался младший скоморох.

— Да, откуда ж мне знать? — попытался соврать огневой.

Даже плечами пожал, но как-то с перебором.

— Балуй, не балуй! — завопил Жердяй. — Не ври нам.

— Чего Небалуй сразу? — откликнулся тенью брат.

— Все хорошо, Небалуй, отдыхай, — хлопнул его по плечу Пересмяк.

— Да, Морице не до нас, — нехотя ответил старший.

Не привык он своих людей обманывать, не любил этого.

— Замуж вышла? — поинтересовался Озар.

Шульга встрепенулся, посмотрел испуганно да сдержался, ничего не сказал.

— Влюбилась Морица, кажись, — так Ванда еще весной наворковала, — наконец, Балуй что-то пояснил. — То плачет, то смеется, полдня наряжается, потом куды спешит… И горло полоскать зверобоем с подружками перестала, и матери с отцом не перечит, ходит по терему вся такая загадочная, глазюками зыркает.

Шульга совсем нос повесил, остальные заржали. Урюпа ткнул приятеля в бок:

— Не дождалась тебя краса, почти заморская, — наконец, изрек он. — Для другого эта кошка мурчит…

Взрыв хохота из угла скоморохов заставил оборотиться весь трактир.

Урюпа-таки получил по шее от старшОго.

— Жарко чего-то сегодня да пыльно, — зевнул Телепень. — Мож, в баню?

— Да, точно! Давайте попросим баньку истопить? — заворочался на своем месте толстый Пересмяк.

— А давайте, наоборот, — попросим сильно не топить, — подмигнул кому-то Урюпа. — Пусть Озар с нами хоть разок отмоется.

Нежданка напряглась. Последние две седмицы постоянно какие-то шутки про баню соромные начались, чего уж давно не бывало.

— Сдохну я в бане — будешь сам барабан тягать, — пригрозила она.

— Да, не сдохнешь…я тя умоляю, — снова зевнул Телепень. — Еще никого не знаю, чтобы в бане задохся.

— Потому и не знаешь, что схоронили всех, — огрызнулся Озар.

— Давай мы тебя тепленькой водичкой побрызгаем, спинку потрем… — как-то нехорошо улыбался Урюпа.

— Может, лучше мы с Шульгой тебе прямо здесь шею намылим, да и дело с концом? — предложил Озар со своей стороны.

Нежданке надо было во что бы то ни стало притянуть Шульгу на свою сторону. Никто с тем верзилой связываться не станет, Шульга за последние два года так возмужал, прямо в былинного богатыря превратился. С медведем на ярмарке борется понарошку, да потом Гуляша на руках уносит под вопли толпы.

— Правда, Озар, в Град едем, перед князем будем выступать — надо тебя в мыльне отпарить хоть раз нормально, — изрек Балуй. — Пойду я все ж-таки договорюсь, и костюмы в постирку сдам.

Не нравилось это Нежданке, ох как не нравилось…

На этот раз сам Балуй баню на постоялом дворе отменил. Посчитал, что слишком расточительно два раза за мыльню платить — в Кузовках, а потом еще и в Граде. Потому как после дороги в такую жару сызнова на них столько пыли осядет, что придется в Граде в баню ийтить по-любому. Велел пока всем пред поездкой в речке искупаться, а мыльню уж в Граде закажут.

Опять Урюпа с собой на речку Озара звал настойчиво, чуть не волоком тащил. Мальчишка сам напомнил, что нонче его очередь костюмы в повозку складывать, да другой скарб скоморохов грузить. Бежали обычно все от такой работы, отлынивали, пришлось и очередность установить, чтобы каждый раз ругань не начиналась.

Ушел Урюпа на реку со Свирей да Жердяем, а Озару пообещал, что вот ужо в Граде он его точно, как следует, намылит. Собственноручно.

Потом уж, как все готово было, барабан, трещотки и бубны в телегу погружены, костюмы в сундук сложены, сундук в повозке стоял, тогда уж мальчишка один на речку сбегал искупнуться.

В Граде Озар на ходу соскочил с телеги и попросился отпустить его на терем поглазеть, а то в прошлый раз он его и не рассмотрел толком. Балуй не возражал.

Был у Нежданки план простой, как кочерыжка, — найти где-нибудь мыльню, да явиться в трактир уже намытым и прибранным, что жених перед свадьбой.

Присмотрел он на улице бабу одну, что с веником банным наперевес шла, да и потопал за ней по пятам. Авось, и выведет, куды надобно. Не подумал, правда, что в женскую парную его никто не пустит, покуда он скоморохом обряжен. Ну, да, ладно. Война планы покажет, как говорится.

Баба с веником не подвела, привела к мыльне. Стал Озар поодаль да начал присматриваться, какие тут порядки.

На скамеечке у крыльца сидели двое ребятишек в одних рубашонках. Волосики мокрые, щеки румяные, еще капли на ресницах дрожат, — видать, только что намыли мальцов.

А тут старуха мимо шла, такая страшная, неприятная, — глаза выпучены, юбка темная в пестринку, кофтенка драная, тоже темно-серая, платок бурый до самых глаз повязан. Лето в самом разгаре, все вокруг такое светлое, яркое, радостное, а бабка эта, как черный сморчок на лесной полянке.

Присела бабка перед ребятушками на скамеечке, и стала им что-то сказывать. Начала Нежданка не слышала, но видит, что дети куксятся, ручонками от страха закрываются, решила подойти поближе, узнать, чем старуха малышню пугает.

— …А живут дивьи люди на краю света, — шамкает та. — У них у кажного токмо один глаз, одна нога и одна рука…

— А как же они ходят, бабушка? — спросил мальчонка, что постарше да посмелее.

— А ходют они так… — старуха вытянула вперед костлявые руки, пальцы пауком растопырила. — Они складаются пополам!

И тут она как клацнула своими граблями прямо у детишек перед носом — что капкан захлопнулся.

Мальчишки оба заревели, рукавами от страха укрываются.

— Да, что ж вы мои, родимые… — елейным голоском запричитала старуха. — Испугалися? Не надо слезки ронять, ужо вас бабушка утешит.

Она порылась в своей котомке и достала двух петушков на палочке — красного да золотого.

— А что у бабушки есть… — говорила она так, словно ворона пытается ворковать голубкой.

Да, выходило плохо.

— Скушайте леденчиков, ужо я вас угощу, — протянула бабка петушков детям. — Кушайте, кушайте…Хороши леденчики медовые.

Нежданку как дятел в темечко тюкнул. Выхватила она у мальцов те леденцы да в пыль на дорогу бросила.

— Не берите угощения от чужих людей, — строго сказал скоморох. — На тех леденцах мухи сидели, я видел.

Малыши совсем в стенку вжались — не знают, кого бояться, — старуху мрачную или скомороха ряженого.

Да тут как заревут оба в голос, мамки-няньки из бани повыскакивали. Одна даже голышом на двор вылетела, да ее обратно затолкали. Старуха темная засеменила куда-то, да среди люду растворилась, как и не былое ее вовсе.

— Ты почто княжичей пугаешь, обормот ты эдакий, — напустились все на Озара.

— Нас бабушка напугала, — всхлипывая, доложил старший.

— Какая еще бабушка? — строго спросила самая толстая, уперев руки в бока.

— Старуха божевольная проходила, сказку мальцам страшную рассказала, — попытался объяснить скоморошек. — А потом еще петушков им сунула из своей котомки.

Мамки-няньки нахмурились, друг на друга зенками зыркают — виноватых средь себя ищут, кто такое допустил.

— Ну, и где те петушки? — недоверчиво спросила одна из них.

— Да, вона, — показал Озар. — На дорогу я выбросил леденчики.

Бросились мамки-няньки в пыли искать, что куры в Поспелке, засуетились. Да, нашли сразу же двух петушков.

— Прозору снести надобно, — побледнев от страха одна сказала.

— Он с нас три шкуры и спустит за то, что княжичей без присмотра оставили, — заспорила другая. — Уж поверь мне.

— Да, я ж всего чуточку попросила их на скамеечке посидеть, чтобы за гребешком сбегать, — всхлипывала молодая деваха.

Поняла, что ее недогляд, с нее спрос будет.

— Все равно надобно Прозору сказать, — мрачно вступилась третья. — Коли мы не скажем, а он сам дознается, хуже будет.