Трогать нельзя (СИ) - Зайцева Мария

Он тоже почему-то в кабинете продюсера.

Стоит в стороне, голову задрал, как верблюд, смотрит на всех свысока. Особенно, на меня свысока смотрит. Не любит меня, уродец. Помнит, что я его прыщом помойным обозвала в первый же день, как приехала на шоу. А потому что нечего было меня по заднице хлопать. И мерзко скалиться. Я к такому, благодаря своему братику, с его длинными тяжелыми руками и дурным нравом, не привычная. Так что должен радоваться, что сумкой с размаху не ушатала, а только плохо назвала и на кроссовки фирменные плюнула. Вот Элька бы точно подпрыгнула и по морде съездила.

В кабинете, кроме, собственно, бедного Юрика, сидят еще мой куратор, реальный, а не звездный, и сам продюсер.

— Тата, как у тебя дела? — издалека начинает продюсер, молодой мужик, с непонятной разноцветной прической и тоннелями в ушах.

— Нормально, — осторожно отвечаю я.

— Слушай, ты, может, заметила, что рейтинги твои упали…

Заметила, чего ж не заметить.

Удивительно, до какой степени мне на это плевать.

— У нас есть предложение. Мы заметили, что вы с Юрой… Не особенно любите друг друга.

Ха, слабо сказано!

— Мы предлагаем повысить вам рейтинги историей любви.

— Чегооо???

Ну не смогла сдержаться, каюсь. Провинция, что с меня возьмешь. Но, может, они не в курсе, что Юра у нас — гей? И проститутка?

— Да, — воодушевляется продюсер, — прекрасная история «От ненависти до любви». Вы сначала ругаетесь, потом деретесь даже, а потом мы ставим вас в один номер, и вас связывает музыка!

Я, открыв рот, перевожу взгляд на куратора Сашу, нормального парня, который нам всегда помогает и вообще душка. Он отвечает мне кислым взглядом и солидным кивком.

— Да, Тата, это оживит и ваши с Юрой рейтинги, и шоу. Нет ничего лучше, чем история любви, родившейся на проекте.

— Так. — Продюсер начинает сразу накидывать варианты, — делим на три, а, возможно, и четыре программы. Экскурс в прошлое, надо в архивах глянуть. Потом отдельно снимаем спор. Нужно будет сделать по парочке интервью, где вы признаетесь во взаимной ненависти. Потом пишем ваш спор, отдельно взгляды злые, ну ты понял, Саш?

Тот кивает, записывает.

— Дальше, — продолжает продюсер, — идет драка. Ты, Тата, налетаешь, Юра тебя сдерживает, вообще ведет себя по-мужски, надо продумать конфликт, дай задачу сценаристам, Саш. И потом уже совместная песня… В перерывах еще мнения других участников, противоположные, естественно, нагнетаем… А вот потом…

— Подождите!

Мне приходится повысить голос, чтоб прервать поток бреда.

— Но это же… Ну… Неправда!

— И что?

На меня смотрят три пары невероятно удивленных глаз. Они реально не видят ничего особенного в подстроенной для рейтингов истории любви. В том, что мы, реальные люди, будем изображать непонятно что, кривляться, а, возможно, даже и целоваться на камеру, ненавидя друг друга.

И мои родные… Черт! Мой Сережа, мой медведь, будет на это смотреть… И верить? В то, что я с этим..?

Я смотрю на Юру, надеясь, что он хоть как-то даст понять, что это все бред, но натыкаюсь на оценивающий холодный взгляд. Он ухмыляется. Кривит полные, чуть подправленные филерами губы.

Я, помимо воли, представляю, что мне с ним нужно будет целоваться, и сразу чувствую дурноту.

Бред. Это же бред!

— Это же бред!

— Тата, — мягко, уговаривающим тоном, произносит Саша, — это не бред. Это шоу. Ты знала, на что подписывалась.

— Нет! Я подписывалась участвовать в конкурсе и петь! А не… Торговать собой! И участвовать в таком дурдоме!

— Тата, надо быть более гибкой, если хочешь добиться успеха, — наставительно говорит продюсер, — у тебя есть задатки, и сама понимаешь, в этом шоу у всех основная цель не победить, а засветиться. Чтоб тебя заметили. А потом уже будут и контракты на рекламу, и другие шоу, и, возможно, кто-то из серьезных людей тобой заинтересуется, у тебя внешность очень привлекательная, мордашка, фигурка, надо это использовать… Да вон хоть у Юры спроси, он понимает правила игры, уже десять лет крутится в шоу-бизнесе. Еще немного, и будет известным, как Лазарев…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я смотрю на Юру и дико хочу сказать матом, что он как раз — антипример. Потому что за десять лет в шоу-бизнесе, не гнушаясь ничем, приобрел только славу безотказной соски. И что никто давно уже не смотрит на его вокальные данные, очень хорошие, кстати, потому что разменял он себя на другое.

И что я так делать не собираюсь.

И не собираюсь дурить головы зрителям, таким же молоденьким девочкам, какой я была когда-то, наивняшкам, искренне верящим в любовь и дружбу на камеру.

Я хочу сказать, что то, что они мне предлагают — мерзко. И что участие в шоу не стоит таких жертв.

Я открываю рот…

Смотрю на Сашу, который все это видел миллион раз, который знает это все и давно смирился.

На продюсера, не видящего в этом ничего особенного, тасующего нас, как режиссер — игровой фильм, думающего только об успехе проекта, о деньгах.

На Юру, типичную жертву, считающую, что он — идет к цели. И для этого любые средства хороши.

И просто говорю:

— Я не буду этого делать.

Продюсер смотрит на Сашу, тот коротко кивает мне:

— Хорошо. Иди. И ты ведь понимаешь, что договор о неразглашении и в этой ситуации актуален?

— Да, конечно.

Я выхожу из кабинета, меня тут же ловит Вано, и, пользуясь моим оглушенным состоянием, опять лапает и делает сториз.

— Моя девочка… — урчит он сексуально, так, что, наверняка, тысячи его поклонниц будут это короткое видео пускать на повтор и дрочить. Бедные наивные дурочки.

— Ну, что там было? — волнуется Стася, отпихивая Вано и цепляя меня за локоть.

Я говорю что-то неопределенное, хмурюсь.

Следом выбегает Юрик, идет ко мне, злой и красный.

— Ты… Сучка провинциальная… — шипит он, — не вздумай встать у меня на пути! Я не вылечу из-за тебя с шоу, поняла, тварь?

И в этот момент он все же выхватывает от меня по лицу.

Хватается за красную физиономию, визжит неожиданно пронзительным голоском: «Ах ты, тварь, царапины мне оставила!» и замахивается. Я машинально группируюсь, как учил когда-то давно Серега, потому что Юрик, несмотря на свой визг, под два метра ростом и накачанный. Ударит — улечу в уголок.

Но тут на его руке виснет Стася, он откидывает ее, как котенка, она пищит и летит прочь. Я кидаюсь к ней, забыв про все, а Юрик все пытается меня достать, матерится на весь коридор, кто-то уже зовет охрану, Вано снимает это все на смартфон, похоже, стримит, Стася приземляется прямо в руки подбежавшего на шум Ильи, тот ловит, смотрит на нее мгновение, потом белеет, ставит аккуратно на пол и, подскочив к размахивающему руками, как ветряная мельница, Юрику, с одного удара вбивает его в ламинат.

После этого все уже прыгают вокруг визжащего еще громче Юры, оттаскивают от него Илью, думая, что тот еще добавить захочет. Но Илья только брезгливо встряхивает ладонью, демонстративно плюет на лежащего Юрика, и, бросив короткий взгляд на Стасю, обнимающую меня, уходит прочь.

Потом прибегает охрана, вылетают продюсер и Саша из кабинета, и история сразу приобретает масштаб.

Надо ли говорить, что на следующем голосовании я покидаю проект?

Надо ли говорить, что, когда мне, еще до съемок субботнего шоу, пишут из компании, занимающейся производством и продажей косметики для молодежи и предлагают контракт, я всех посылаю нахер?

Надо ли говорить, что в тот же день, в субботу, покупаю билет домой и, поцеловав заплаканную Стасю, с облегчением уезжаю обратно?

Надо ли говорить, что мой сводный брат, мой медведь, мой Сережка мне не звонит и не пишет все это время?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Когда уже не больно.

— Сергей Юрьевич, там клиент буянит…

Я поднимаю взгляд на администратора и страшно жалею, что сменил персонал полностью две недели назад. Те ко мне с такими тупыми вопросами не бегали.

— И?

— Требует владельца.