Колдовской квест - Кирилл Кащеев

Продолжая хихикать, ксендз снова заскрипел пером по бумаге:

– Извольте, отец Герман! Дьявольская гордыня, выразившаяся в желании заниматься недоступными женскому уму учеными штудиями. В школе она учится! – ксендз фыркнул. – Нахалка!

Капюшон отца Германа согласно кивал.

– Признаешь ли ты также, обвиняемая, – снова начал отец Герман своим мягким голосом, – что чародейством лишила жизни добрую каменецкую горожанку, каковая нежданно-негаданно умерла ночью в своей постели, причем на теле ее не обнаружено никаких ран или болезненных язв?

– А сама по себе она умереть не могла? – поинтересовалась Ирка.

– Хватит запираться, девчонка! – снова сорвался на крик ксендз. – То такая бабка была, что ее оспа не тронула, чума обошла, восемьдесят пять лет она прожила, двух сыновей и трех внуков схоронила, двигаться уже не могла совсем, все зубы у нее выпали, а она себе все жила и жила, а тут вдруг взяла и враз померла! А говоришь, ты тут ни при чем? Почему тогда в ту же ночь через три улицы от дома умершей, на Подзамче, найден труп молодой женщины, полностью лишенный крови, а на шее у нее – дырочки от двух острых клыков?

– Так это упырь! – вскричала Ирка.

– Вот! – торжествующе вскинув палец, провозгласил ксендз. – Обвиняемая даже по словесному описанию способна опознать следы упыриных укусов, что явственно изобличает ее сообщничество с сим мерзким кровососом!

Ирка почувствовала, что у нее сейчас начнется самая настоящая истерика.

– Слушайте, что вы мои слова каждый раз выворачиваете? Вот уж точно: «Все, что вы скажете, будет использовано против вас!» Я вообще вам больше ничего не скажу!

– Молчание и нежелание отвечать на вопросы судей суть явственное и непреложное свидетельство вины обвиняемой. Ибо если она имеет возможность обелить себя, зачем бы она стала молчать? – нравоучительно сообщил ксендз, не переставая скрипеть пером. – Молчание не поможет вам, обвиняемая, ибо ваши сообщники также схвачены. Привести сообщников, отец Герман?

Капюшон утвердительно склонился.

Пузатенький ксендз вскочил, просеменил к дверям и постучал в них кулаком. Железная створка немедленно распахнулась. Сперва на пороге появился отчаянно ругающийся стражник, волочащий за рога не менее отчаянно брыкающуюся черную козу с белым пятном на лбу. А следом показались еще две очень знакомые фигуры.

– О-ба! – невольно вырвалось у Ирки.

– Да не оба! – возмутился ксендз. – Не оба, а все три твоих отвратительных сообщника здесь, и уж их-то мы заставим рассказать о ваших преступлениях, ведьма!

Облизывая губы, в кровь разбитые кулаками стражников, и поглядывая на Ирку одним заплывшим глазом (второй не открывался), у железной двери переминался цыганенок лет одиннадцати. Богдан!

Ирка почувствовала мгновенное облегчение – не потерялся, встретились! – и тут же себя выругала. Хорошенькое местечко для встречи!

Рядом с Богданом, тихо причитая, топтался старичок в зашморганном длинном одеянии, со вставшими дыбом седыми волосенками. Тот самый, которого Ирка уже встречала как официанта в ресторане «Под брамою» и как пана шинкаря в цыганском таборе. То еще наказание! То пропадает, будто его и не было: вот куда он из табора исчез, и главное – когда? То опять появляется, причем в самом неподходящем месте!

Коза встала на дыбы, запрокинула рогатую голову и… гневно заржала.

Глава 24

Попытка – не пытка

– Ржущая коза – это, конечно, серьезно. Ржущая коза – это очевидные происки дьявола. Думаю, для ведьмы дело кончится костром, – задумчиво заключил отец Герман. – Однако же, пан ксендз… – в голосе отца Германа зазвучало явственное недовольство. – Не забыли ли вы, что суд духовный, защищающий добрых обывателей от ведовства, дело суть благое, но не благотворительное? Позволю напомнить, что расходы по ведовским процессам возмещаются из конфискованного имущества осужденных. А о каком имуществе здесь может идти речь? – широкий, полностью скрывающий даже пальцы рукав рясы махнул в сторону переминающихся у дверей камеры мальчишки и деда. – Ведьма из самых простых, юный кочевник, что уж и вовсе смешно, и какой-то нищий старик? Кто будет платить за избавление города от леденящего ужаса ржущей козы – магистрат?

– Ой, правду говорили люди добрые на базаре, что приехал из земель немецких судья истинный, всю правду на три аршина вглубь видит! – неожиданно возопил фальцетом старикан и, рухнув на колени, через всю камеру пополз к судейскому столу. – Ой, правду! Все как есть пан судья видит – нищий Хаим Янкель, нищий, как блоха в бороде Авраама, Исаака и Иакова! Да я эту ржущую козу первый раз в жизни вижу! Да я знать не знаю, откуда она такая затесалась в моем стаде! Да тьфу ей на рога три раза! Все мои козы – честные мемекающие козы. Или вы моих коз не знаете, пане ксендз? – старик дополз до стола и ухватил ксендза за рясу. – Или не вы заезжаете ко мне за козьим сыром на все христианские праздники, и на все еврейские праздники, и просто когда случается проезжать мимо?

Физиономия ксендза стала кислой, Ирка поняла, что, кажется, напрасно старикан упомянул про этот самый сыр. А тот тем временем бросил подол ксендзовой рясы, на четвереньках обогнул стол и обеими руками обхватил сапог хорунжего:

– И девчонку эту я первый раз вижу… Или вы меня не знаете, пан хорунжий? Или не вы у меня сто германских талеров занимали, и тьфу, тьфу, тьфу, чтоб вы были здоровы, за пять лет ни одного так и не отдали?

Суровое худое лицо хорунжего неожиданно стало удивительно похожим на бульдожистую физиономию ксендза.

Почему хоть в реальности, хоть в любом из туров квеста этот дед вечно болтает, чего не надо? Старый, а не соображает!

– Правда-правда, – торопливо вмешалась Ирка. Смотреть на старика, тискающего сапог хорунжего, будто тот ему родной, было стыдно и очень неприятно. – Он меня не знает, – таким гадам, как здешние судьи, и соврать не беда, но в этот раз она даже не врала. Этот старик ее не знал. Его воспоминания об их встречах остались позади, на первом и втором турах магического квеста. Эх, чувствовала же она еще тогда, раньше… Или наоборот, позже? Как ей, из окружающего сплошного Средневековья, называть день перед квестом, когда и Богдан был при памяти, и Танька не исчезла, и сидели они дома, перед компьютером, в нормальном мире и нормальном времени?.. Короче, чувствовала ведь – не надо им ехать!

– А вы, обвиняемая, молчите, с вами и так все ясно, – рассеянно бросил ей отец Герман, небрежным взмахом рукава указав на лежащий перед ксендзом протокол Иркиного допроса. – Теперь следует разобраться с вашими сообщниками. Говорите, козы у него, сыр… И сто талеров может одолжить? – задумчиво разглядывая старика, проронил он. – Неплохо, неплохо… А цыганенок здесь при чем?

– Сей язычник крутился поблизости. Может, соучастник, а может, просто стащить чего хотел по их вечной цыганской привычке, – небрежно бросил ксендз. – Выпороть перед костелом, и будет с него.

Богдан не упал на колени, наоборот, выпрямился, и его по-цыгански смуглая физиономия стала пронзительно невинной и детски обиженной, а из карих глаз, словно по команде, поползли крупные, как горох, слезы:

– Ай, святой человек, божий человек, а такую напраслину на бедного рома возводит! Не такой человек Богданка, чтоб красть! Из табора ушел, своим путем-дорогой идет, никого не обижает, батьку родного по белу свету ищет…

– Где ж твой батька, что его искать надобно? В другом таборе или в королевской тюрьме? – с усмешкой разглядывая мальчишку, поинтересовался хорунжий.

Богдан горделиво выпятил грудь.

– Батька у меня большой человек! – прижимая кулак к сердцу и не обращая внимания на Иркины предостерегающие гримасы, выдал он. – Инженер!

В мгновенно воцарившейся тишине Ирка безнадежно поглядела на приятеля. Ну что ж, одно радует – хотя бы прошлый тур квеста у Богдана в памяти сохранился.

А потом стражник за спиной у мальчишки коротко прыснул. Через секунду хохотала уже вся камера. Скарбник Витек при козе заливался так, что чуть не падал на угрожающе выставленные рога. Но пуще всех, держась за ходящие ходуном бока, ревел от хохота пан хорунжий:

– Инженер! Ой, не могу! Уж не сам ли славный шевалье Гийом Лавассер де Боплан, благородный рыцарь, что прислан от короля французского к его величеству королю польскому для строительства великой фортеции Кодак! Уж не он ли твой батька, а, цыганчонок?

– А может, и он! – обиженный этим смехом, взвился Богдан. – Меня маленького цыгане украли, вот батька с тех пор по всему свету и ищет! А теперь и я его ищу! И найду!

– Ага, украли! – чуть не хрюкая от смеха, простонал хорунжий. – Прям из Франции… Из родового замка… Ой, уморили совсем! То девчонка в школу ходит… То цыганский мальчишка самому Боплану в наследники просится… Пане ксендз! У вас на дознаниях этих… ведовских… всегда так весело?