Курортный роман с продолжением - Галина Полякова

– Ну… что ж… вы взрослые мужчины, родные по крови и близкие по духу, – скрывая отчаянье, сказала Катя. – Надеюсь, простите бестолковую девицу, покусившуюся на ваше монолитное братство? Но теперь опасность позади. Братья вновь слились в экстазе родственного единения и отстояли твердыню от происков самозванки. Поздравляю с победой! – она осеклась, еще раз взглянув на равнодушное чужое лицо, и с трудом договорила – Проводи меня, пожалуйста. В последний раз…

В молчании они дошли до санатория и остановились у корпуса. Прямо на них по асфальтовой дорожке надвигалась обнявшаяся парочка. Высокий мужчина наклонился к хохочущей спутнице. Георгий и Катя замерли, узнав Аркашу. Тот скользнул по ним безразличным взглядом и вновь повернулся к симпатичной хохотушке. Веселые молодые люди, не оглядываясь, прошли мимо.

– Ну вот, и здесь порядок, – глядя на удаляющуюся парочку, усмехнулся Георгий. – В услугах телохранителей надобность отпала.

– Сколько я должна вам за труды? Отпускные, правда, уже тю-тю, но как приеду, сразу вышлю. Не привыкла одалживаться у малознакомых людей…

Ее слова улетели в пустоту. Георгий отвернулся и разглядывал редких старичков, прогуливающихся в парке. Дождавшись окончания ее тирады, он невнятно попрощался и заспешил к выходу.

Катя смотрела ему вслед. Сердце болезненно вздрагивало от каждого шага. Неужели, все только почудилось ей? И всему виной эта расслабляющая феерия с пахучими цветочками, укачивающими волнами и солнечными лучиками, добродушно приукрасившими действительность? Вот и она сподобилась – завела однодневную интрижку с самым востребованным кобельком на побережье. И все-то она напридумывала с этим яблоком. Оказалось ее яблочко жестким, кислым, да еще и червивым. Бывалый червячок Мишутка умело выгрыз самую его сердцевину…

Глава 22. Окончание юбилейного дня

Катя поднялась в номер и достала чемодан. Она бросала в него вещи, срывая их с вешалок, и вдруг упала на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Ничего ей не изменить. Не будет в ее жизни ни волшебного яблока, ни истинного дома. Она вернется на знакомый перрон и вновь застынет там в ожидании поезда, то ли уже промчавшегося, то ли задержавшегося в пути, то ли давно отмененного, о чем хриплый вокзальный колокольчик не удосужился известить одинокую пассажирку.

Впервые за долгое время она вышла из корпуса без сопровождения. Брела без плана и цели по разогретым улицам, направилась было к морю, но вспомнила, что не захватила купальник, и повернула в другую сторону. Перекусила в кафетерии и вновь отправилась бродить по городу, стараясь не думать, не вспоминать… Часы на площади показывали семь вечера. Она не заметила, как свернула к знакомой лачуге. В тенистом дворике было безлюдно. Амбарный замок на хлипкой двери, казалось, вдавил хибару в землю. Катя присела на стул под деревом и задумалась. Востроглазая хозяйка наблюдала за ней из кустов.

– Ты чего здесь? – не выдержав, обнаружила она свое присутствие. – Не пошла в ресторан-то? Или опоздала? Они давно ушли, все трое.

– Трое? Кто третий?

– Деваха какая-то. Высокая, белобрысая. Не видела раньше. Я думала, ты с ними пойдешь. Вы ведь не разлей вода в последнее время.

– Меня не пригласили.

Хозяйка шагнула из-за куста и встала перед Екатериной, с любопытством спросив:

– А ты с кем из них? Твой-то кто?

– Никто. Мы просто приятели. Братья меня от одного ненормального спасли. Есть у вас здесь такой – Аркаша.

– Слыхала. А я думала, у тебя со старшим любовь. Очень уж он тебя нахваливал – серьезная, мол, хозяйственная, и внешность подходящая. Правда, нет ли, но вроде даже жениться предлагал? Или брехня?

– Предлагал.

– А ты, значит, не стала с ним, – утвердительно кивнула хозяйка. – Ну да, конечно, он для тебя староват. Зато мужик справный, солидный, при деньгах. Я его много лет знаю. Они каждый год ко мне ездят. Я уж сарайчик этот никому не сдаю, знаю, что обязательно прибудут. Мужчины положительные, трезвые, и женщин серьезных водят. А Жора этим летом вообще не приводил. Где-то на стороне устраивается. Вот, и прошлую ночь не ночевал. Михаил все глаза проглядел, обыскался его. Пропал, не предупредил. Жорик-то с чудинкой маленько. Все смешит меня, замуж зовет. Всю жизнь, говорит, мечтал с такой замечательной женщиной на море жить. Такой балагур разбитной, веселый! Правда, вчера вот…

– Что вчера? – нетерпеливо прервала ее Катя.

– Поругались крепко, кричали громко. Никогда не слышала, чтоб ссорились они. Михаил все наступал на Жору, предателем называл. Нарушил он клятву какую-то. Все повторял «Кто ты есть-то, забыл? Коротка память у тебя. Чем ты ее удивишь? Диагнозом своим или шрамами боевыми? Ты и жив-то еще, благодаря мне, подлый иуда!». Так раскипятился, боялась, драться полезет.

– Жора тоже ругался?

– Все больше помалкивал. Или тихо что-то говорил, не разобрать. А Михаил разбушевался, кричит «Ты в бабах никогда не смыслил, хорошему человеку жизнь сломал – и все, с гуся вода. Пацана-то не строй из себя, разуй глаза! Ты ж ничего о ней не знаешь. Кто она, что? С кем живет? Как? На какие? Все на интуицию свою надеешься? Тут тебе не чемпионат на первенство и не село Куделькино. Это Москва, брат! Там все бабы тертые-перетертые. Думаешь, эта не из таковских, раз ноты знает? Это со мной петуха не дашь, а ты вечно ушами хлопаешь. Надсмеется она над тобой и над фамилией нашей, а мне опять раны твои зализывать, из петли вынимать».

– Из какой петли? – похолодела Катя.

– Не знаю. Это, по-моему, он для красного словца так сказал, чтобы убедить Жору не связываться с ней.

– Ао ком речь-то шла? Называли они ее?

– Ни разу не назвали, я слушала. Но, наверно, об этой, с гитарой-то. Она у них из Москвы знакомя.

– Ольга?

– Вот-вот. Она ведь артистка. Поет хорошо, выступает, и Жоре нравится, я заметила. Может, пообещался ей, слово дал, а от Михаила скрыл? А тот узнал и осерчал – пропадет ведь брат. Известно, какие у артисток порядки. А слово у Жоры верное. В прошлом годе грозился лекарство одно прислать. Думала, болтает. Все здесь, пока живут, горы золотые хозяевам сулят, а уедут – ищи-свищи. А этот нет, вспомнил, прислал и денег не взял. Хороший мужик, добрый, хоть и шебутной.

– А потом помирились? Перестали ругаться?

– Утихли. Михаил только сказал «Все остается в силе. Столик на четверых заказан, отменять ничего не будем». Думала, ты у них четвертой будешь. Ходила с ними, суп им варила. Ан нет, с другой пошел. Обиделся, должно, раз отказала. А она тоже женщина неплохая, видная.

– А Жора с гитаристкой? – Катя затаила дыхание.

– Отсюда ушли без нее. Она прямо к ресторану подойдет. Только, думаю, ничего у нее теперь не получится. Михаил мозги-то хорошо брату прочистил. Небось, побоится теперь, поостережется ее.