Повести и рассказы - Аександр АБРАМОВ

Ответ, должно быть, ищут сейчас, исследуют белую слизь медуз. Найдут? Вероятно. Не сразу, конечно, не озарением - поисками, может быть, долгими и трудными: океан таит много загадок. А какие это загадки? Кто знает?.. Он и загадывает-то их не последовательно, а вдруг, внезапно: бах - и морской змей длиной в тысячу метров, гроза кораблей. Еще бах - и дельфиний свист, не поддающийся расшифровке. А теперь бах - и миллиарды медуз у побережий всех континентов… Что мы знаем о больших глубинах? Да ничего мы не знаем о больших глубинах. Мы и о малых-то знаем с гулькин нос. Только то, что в наших океанариумах видно… "А океанариумы и океаны - две большие разницы, как сказал бы мой горячо любимый шеф", - подытожил Вадим и вдруг остро почувствовал свою оторванность от мира: грустно ученому узнавать об открытиях из газет или из громкоговорителя.

Он порылся в карманах и нашел клочок бумаги с редакционным телефоном. Заместитель редактора оказался на месте.

– Слушайте, - сказал Вадим. - Я должен быть сейчас в институте. Вы понимаете?

– Понимаю, - грустно констатировал зам. - Небось, билет на самолет нужен?

– Нужен.

– На сегодня - не смогу. Завтра устроит?

– Устроит, - сказал Вадим. - Только пораньше.

– Первым рейсом. Через часок зайдите в кассы "Аэрофлота", спросите билет на свое имя.

Вечером, упаковав свои пожитки и расплатившись с хозяйкой комнаты, Вадим решил в последний раз посмотреть на медуз. Он вышел на улицу, и его неприятно поразила пустота проспекта, обычно, в эти вечерние часы до отказа забитого праздношатающимися юнцами, девочками в мини - и макси-юбках, иностранцами в шортах. Не было даже машин на мостовой, только со стороны моря доносился неровный гул - разноголосица толпы, слившаяся в один прибой и, как прибой, разбивающаяся на сотни, тысячи звуков-нот. Мимо Вадима пробежал мальчишка и крикнул на ходу:

– Дяденька, чего стоишь? Дуй на море!

Вадим рванулся за ним, обогнул зеленый "пароход" гостиницы "Морская", выбежал на набережную и остановился, пораженный, - нет, не огромной толпой у парапета, а тем необычным, невиданным зрелищем, которое собрало здесь эту толпу. Море светилось.

Ах какая чепуха! Подумаешь, зрелище: да ведь оно каждый вечер светится, переливается, фосфоресцирует, в миллионах водяных линз отражая и преломляя свет, а по лунной дорожке, говорят, можно прийти к своему счастью, если есть оно в конце этого светящегося морского пути.

Но все дело было в том, что светилось не море: светились медузы, горели медузы, мигали медузы - как тысячи лампочек в иллюминированном городе, как неоновые буквы на доме "Известий" в Москве.

Только теперь Вадим уловил в расположении белых шляпок определенный порядок: линии - не строго ровные, будто прочерченные световой рекламой, а прихотливо изогнутые, ломаные, чуть качающиеся, словно какой-то художник-великан создал свою картину прямо на воде. Была закономерность и в том, как загорались и гасли белые точки: группами и поодиночке, целыми скоплениями света и провалами темноты, а потом темнота становилась огнем, а на месте светового ровного пятна возникали бегущие искры. Кто руководил этим строгим хаосом, - несомненно строгим, и несомненно хаосом, как это ни парадоксально звучит? Ибо как еще назвать эту игру света и мглы, эту мозаику, переливающуюся на черно-синей поверхности моря, будто светящаяся азбука Морзе. Только здесь не тире и не точки - всплески света, волны света - прочитай, если сумеешь!

И Вадим усмехнулся: что знаем мы о больших глубинах?

И Очень Большая Глубина опрокинула перед ним свою черную глушь.

Кто расскажет нам о мгновении открытия? Об озарении идеей? Кто напишет алгоритм мгновенной гипотезы, заложит его в вычислительный механизм и подарит нам любую тайну - пользуйся, человек! Идея не алгоритмизируется, иначе асфальт у нас под ногами, как осенними листьями, был бы усыпан идеями и гипотезами. Но асфальт набережной под ногами Вадима был сух и жарок, а гипотеза была даже не гипотезой, а ее эмбрионом - страшным и странным. Вадим увидел его и испугался, закрыл глаза. Но перед ним по-прежнему плясали горящие цепи морских огней, а в голове звучала фраза, услышанная сегодня днем и, казалось, забытая: "Новая преступная акция может иметь опасные последствия…"

"Ну-ну, - сказал себе Вадим, - до чего ты еще додумаешься, отпускник? Или у тебя от жары мозги размякли?" А потом опять и опять сверлила одна и та же мысль: "Что знаем мы о больших глубинах?.."

Он пробыл на набережной до утра, когда бледно-серый рассвет погасил море, и оно, как и прежде, стало ровным и белым от шляпок медуз. Они отсветились за ночь, отмигали-погасли, и от необычно прекрасной и странной ночи на берегу остались только смешные и вполне человеческие следы: оторванные пуговицы, окурки и смятые сигаретные пачки, потерянные в толпе носовые платки - суета, суета… А сейчас - мирные сны без сновидений, сладкие предутренние сны без медуз и без тайн, с храпом и потаенным призывом подсознания: забыть, забыть эту чертовскую всенощную!

Но как же ее забыть, если медузы - вот они, за волнорезом, если в институте сейчас наверняка полным-полно ребят, уже прослышавших про ночной феномен, уже вызванных по звонку и уже рвущихся сюда в командировку - с аппаратурой, с блокнотами, с идеями, конечно, гениальными и единственно правильными: ну, как же может быть иначе?

Около дома Вадим встретил заспанного почтальона.

– Козлова знаете? - спросил тот, прикрывая зевок ладонью. - Телеграмма ему. Срочная. Из Москвы.

– Это я, - сказал Вадим. - Где расписаться?

Телеграмма была от шефа: Вадим на всякий случай сообщил ему свой "курортный" адрес.

Текст телеграммы - вполне в его стиле, строг и лаконичен:

"ОСТАВАЙТЕСЬ НА МЕСТЕ ТЧК ГРУППА ВЫЛЕТАЕТ СЕ- ГОДНЯ РЕЙС 787 ЛОБОВ"

"Вот и все, - подумал Вадим. - Вот и не нужен мне билет в Москву: зря только зама беспокоил. Надо бы позвонить, извиниться".

Лишь сейчас он почувствовал, как хочет спать.

"Когда же прилетает самолет? Встретить, что ли? А-а, пусть… найдут и так…"

Стараясь не шуметь, он вошел в свою комнату и, повернув верньер репродуктора, поймал конец сообщения:

"…скопления неизвестных науке существ в районах Тихого и Атлантического океанов, Средиземного и Черного морей. Ученые полагают, что человечество встретилось с новым типом "медузы глубоководной", несущей в себе электрический заряд, который позволяет ей излучать свет.

Профессор Харпер Льюис из Калифорнийского университета считает, что свечение медуз есть не что иное, как закодированное сообщение. "От кого оно?" - задает он вопрос и сам же отвечает на него газетным корреспондентам: "Здесь возможны два варианта. Или мы столкнулись с так называемыми "космическими пришельцами", во что я слабо верю, ибо прилет их не был зарегистрирован ни одной обсерваторией мира. Или - что вероятнее, хотя и совершенно неожиданно - с фактом существования на Земле еще одной цивилизации - глубоководной. Тогда появление медуз у берегов сухопутных "хомо сапиенс" - попытка связаться с нами. Меня спросят, почему они не пытались связаться до сих пор? Видимо, различие путей, по которым пошла наша эволюция и их - глубоководная, не зарегистрированная в анналах науки, - настолько велико, что они, возможно, и не считали нужным сообщать нам о своем существовании. И только какой-то толчок с нашей стороны побудил их послать нам эти световые сигналы".

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});