Корпус - Виталий Каплан

— Одно маленькое добавление, Сумматор, — произнес он с печальной усмешкой. — Я знаю, как такие дела делаются. Через какое-то время окажется, что «поместье», клубника и здоровые игры на свежем воздухе подразумевают одно маленькое условие. Давайте уж говорить прямо. Вас интересует канал, по которому прошел Посланник. А для этого вам нужен объект РС-15. И вы знаете, что кроме как от меня, ни от кого помощи не дождетесь. Только я могу восстановить объектную программу. Именно поэтому вы и устроили нынешний спектакль. Но без толку. На меня не рассчитывайте — я ничего восстанавливать не буду. И еще один пикантный момент. Самый главный. Вы должны понять, что «методами» вашими ничего не добьетесь. Это же не явки и пароли из человека вытянуть. Воссоздать программу — серьезный творческий труд. Для которого нужно, во-первых, желание, а во-вторых, ясные, здоровые мозги. Но в том-то и фокус, что после «методов» я ни на что не стану годен. От меня останется тень, оболочка. А вы все-таки рационалисты. Вам не оболочка нужна, вам я нужен. В полном сознании. Не сырье для палача, а союзник.

Ну, а все прочее я выдержу. И вы это тоже знаете. Мне терять нечего, я ничего больше не хочу и ничего не боюсь. Считайте, что меня уже нет. И кончайте беседы о клубнике и дерьме. Мы друг друга насквозь видим. Зовите вашего Ярцева — и привет.

На сей раз Старик молчал долго. Потом вздохнул и произнес:

— Да, похоже, вы правы. Не получился у нас разговор. Поверьте, мне вас очень жаль, Сережа, — и нажал едва заметную кнопочку на своем столе.

7

Сзади раздался шорох, еле слышный — словно где-то вдалеке рвали на части какую-то ткань. Поначалу Костя решил, что померещилось. Наверное, галлюцинация. Попросту говоря, глюк. В памяти всплыла глупая детская поговорка: «Если в поле видишь люк — не пугайся, это глюк.» Такой вот стишок. Тоже ведь пришел из прежней жизни, из нормального мира. Что ж, если даже такие мелочи возвращаются — это неплохо. Легче будет привыкнуть там, в Реальности.

Вскоре звук повторился. Будто кто-то невидимый прошмыгнул сзади и исчез. Костя резко обернулся, но что толку? Темнота кромешная, как ни напрягай глаза, ничего не разглядишь. Да и вообще, наверное, это шумит в ушах. Видимо, купание в ледяной воде не прошло ему даром. Похоже, поднимается температура, а если она повышенная, в ушах всегда звенит.

Шорох послышался вновь, на сей раз ближе и громче. Нет, это вовсе не звон в ушах. Звон — он же нудный, монотонный, все на одной и той же ноте. А этот звук слишком уж какой-то подозрительный. То ли слабые щелчки о камень, то ли чье-то торопливое дыхание. Там, в темноте, несомненно было что-то живое.

Но откуда оно взялось? Смешно и думать, что здесь, во тьме и холоде, может водиться хоть какая-нибудь живность. И чем бы ей питаться? Ну ладно, червяки, мокрицы, плесень — оно бы еще куда ни шло. Но это, судя по всему, не червяк.

Это слегка коснулось его ноги. Теплое — и в то же время скользкое, увертливое… Костя мгновенно отскочил, врезался в стену и едва сдержал крик — он и сам не понял, то ли от испуга, то ли оттого, что локоть зашиб.

Существо — он теперь уже не сомневался, что это существо — пробежало вперед. И тут же сзади раздался не то шепот, не то смех. Он звучал недолго, пару секунд, но Костю обволокло мутным облаком страха. Он зашагал быстрее, надеясь выбраться из этого облака, но без толку. Казалось, что-то вязкое, тягучее сгущается вокруг него, какая-то липкая мерзость. Заныло в животе, а под ложечкой вырос плотный комок. Если бы хоть чуть-чуть света… Пусть всего лишь пламя спички, на тысячную долю секунды… Со светом стало бы легче. Но вокруг висела тьма, а во тьме скрывалось неизвестное.

Костя зашагал еще быстрее, но страх не отпускал его. Напротив, он раздувался, густел, огромной слепой тенью нависал за спиной и гнал, гнал вперед. Странные звуки время от времени повторялись, и каждый раз Костино сердце словно протыкало тонкой безжалостной спицей.

Он и сам не заметил, как перешел на бег. Узел с мокрой одеждой пришлось бросить, в голове пульсировала лишь одна мысль: успеть, успеть бы, проскочить! Что именно проскочить, куда успеть, он не понимал, но думать было некогда. Быстрее, еще быстрее — иначе смерть.

И опять послышался смех, совсем рядом, но где — Костя так и не понял. И хотя от разгоряченного в беге тела валил пар — из-за этого смеха его продрано холодом.

А сзади раздался оглушительный грохот. Что-то падало, валилось за его спиной, что-то рушилось, сотрясая всю пещеру низким тревожным гулом. Скорее, скорее успеть!

Потом у него перед глазами точно мина взорвалась — и Костя упал животом на острые камни.

Когда он открыл глаза, темноты уже не было. Пещеру заливал тусклый свет. Грязно-лиловый, неживой, как в ту последнюю ночь. И вновь Костя не мог понять — откуда сочится мертвенное, угрюмое сияние? Вроде бы ни ламп, ни факелов — а свет меж тем неспешно стекает с потолка, струится по стенам, седыми испарениями поднимается с пола.

Не так уж и много его было, света, но все же Костя смог оглядеться. Отовсюду нависали угрюмые каменные своды, такие же красновато-бурые, как и у входа в пещеру. А над головой, очень высоко, едва видные, громоздились друг на друга неровные, покрытые змеящимися трещинами плиты. Казалось, они держатся там из последних сил, еще мгновение — и обрушатся вниз, со свистом рассекая сырой лиловый воздух.

Внизу повсюду валялись угловатые, с острыми краями, обломки породы, перекрещивались, наползали друг на друга словно исполинские древние ящеры. Словно они, окаменевшие миллионы лет назад, не умерли тогда, а лишь затаились, в любую минуту готовые принять свой истинный вид.

И что-то еще смущало Костю. Какая-то странность, что-то неправильное, нелепое. Сперва он никак не мог сообразить, в чем дело, но потом понял — и вздрогнул.

Туннеля, по которому он вбежал сюда, больше не было. Повсюду, со всех сторон нависали стены — сплошные, непробиваемые. Ни входа, ни выхода, ни даже каких-нибудь щелей. Он заперт в каменной ловушке, и выбраться отсюда невозможно.

А вскоре Костя увидел их. Сперва не глазами, нет — кожей почувствовал на себе колючие взгляды маленьких, беспощадных глаз, а потом уже понял, кто это. Из памяти послушно выплыло забытое слово.

Крысы! Огромные черные крысы глядели на него из дальнего угла пещеры. Их было множество — сотни, если не тысячи. Откуда они взялись? Ведь еще секунду назад пещера пустовала. Костя же ее всю осмотрел, ища выход! И вдруг — крысиные полчища.

Они глядели на него, глядели нахально и уверенно. Крысы знали, что бежать Косте некуда. Лишь теперь он понял, что за звуки пугали его раньше, в густой черноте туннеля.

Все рассчитано. Его гнали именно сюда, в ловушку, которая станет для него и могилой. С крысами не справиться. Будь их всего десяток, ну пускай два — еще оставался бы какой-то шанс. Но такое… Черная шевелящаяся масса… Здоровенные твари, побольше кошки, с красноватыми бусинками-глазками, скалящие грязно-желтые зубы.

Крысы не торопились. Они буравили Костю наглыми взглядами и медленно, невыносимо медленно приближались. Как это у них выходило? Вроде бы ни одна из них не двигалась с места, но черная масса с каждой секундой становилась все ближе и ближе.

Костя вдруг понял, что это не простые крысы. Слишком уж черные были у них тела. Такие черные, что казалось, исчезни мрачно-лиловый свет, крысы все равно остались бы видны, потому что они темнее даже самой непроглядной тьмы. Словно они — черные дыры в самой жизни, какие-то глухие провалы, гибельные трещины в пространстве.

Нет, они были куда опаснее, чем стая диких голодных тварей. Хотя куда уж опаснее — все равно ведь сожрут.

Но Костя чувствовал, что сожрут не просто. И не сразу. Имелась какая-то неразгаданная связь между этими полчищами и всем, что случилось с ним раньше. Какая-то неизбежная связь. И крысы о ней знали. Они держались как хозяева — и потому не спешили.

Липкие нити страха вновь коснулись его. Казалось, этот страх, эта грязная паутина выползает из крысиных глаз. Костя чувствовал, как стягивает его невидимая сеть. Он попробовал шевельнуться — и не смог. Тело не слушалось. Попробовал вскрикнуть — из горла вырвалось едва слышное шипение. А ужас нарастал, сгущался темным облаком.

Крысы неумолимо приближались. Костя уже чувствовал отвратительный запах гнили, видел оскаленные челюсти, готовые впиться в его тело, в кожу, в мясо, и грызть, и рвать, захлебываясь теплой солоноватой кровью.

«Вот и все, — неожиданно спокойно подумал он. — Вот и конец.» В голове промелькнули обрывки прежней жизни — длинные коридоры Корпуса, увешанные стендами про гигиену, размазывающий по щекам слезы Мишка Рыжов, стальная холодная лента реки, бесконечное белое поле из полузабытых снов… Белое поле, где ждал его Белый… Белый! Ну где же ты?