Светлейший князь 3 (СИ) - Шерр Михаил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лонгин хорошо подготовил своих разведчиков, почти все они познакомились с вооружением русской императорской армией, видели воочию европейскую артиллерию, сигнальные пушки наших сторожевых постов, и кремневые ружья русской армии. Но в Сибири еще хватало и допотопных фитильных мушкетов, которыми и были вооружены китайцы. Поэтому наши лазутчики смогли точно доложить, чем вооружены наши противники кроме луков, копий и мечей. И мы точно узнали численность вражеской армии, почти сто тысяч если считать всё-всё-всё, численность боевых подразделений, или как говорили во время Гражданской войн число штыков и сабель, составляла около пятидесяти тысяч. Стволы разных калибров, почти сто штук, в основном были навьючены на верблюдах, пушек, установленных на колесные лафеты, наши разведчики насчитали три десятка, они были в своей массе достаточно древними. Лишь среди лафетных оказалось несколько штук, отлитых несколько лет назад по чертежам иезуитов Фердинанда Вербиста и Феликса да Роша.
Мы с Лонгином много раз прикидывали какими путями может к нам пройти большая армия и решили, что такой армией, да еще и с артиллерией реально идти одним маршрутом, на ставку амбын-нойона в Самагалтае и затем между хребтами Восточный Танну-Ола и Остроконечный Танну-Ола. И вскоре мы убедились в своей правоте, свою армию Чжао Цзинбао повел именно поэтому маршруту, на всех других маршрутах были лишь немногочисленные монгольские отряды.
Как только пришли первые достоверные известия о грядущих военных потрясениях, я решил собрать военный совет. Ерофей, Лонгин, граф Казимир, Панкрат, Петр Сергеевич, Яков, Шишкин, Леонов, Степан, Мерген, Леонтий и Мария Леонтьевна, все люди известные и проверенные, собрались первого мая, когда уже не было ни каких сомнений в предстоящей войне. После выздоровления Машенька полностью взяла бразды правления в свои руки и не только в моё отсутствие руководила всем и всеми, но и в присутствии редкий вопрос решался без её участия и одобрения. Полгода назад супругу ввели в Совет, я предложил оставить мне один голос, передав второй Машеньке.
Зайсан Ольчей передал все свои полномочия Мергену и с Ермилом Нелюбиным срочно поехал в Тоджинскую котловину, надо было определиться, кто будут Тожу-найон, друг или враг. Тоджинцев было от двух до трех тысяч и от Тожу-найона я ждал строжайшего нейтралитета.
Но еще важнее было провести инспекцию раскольников «несогласников», ушедших в дикие места, за все эти годы в Тоджинскую котловину и окружающие её хребты, через нас ушло несколько сотен этих людей. По подсчетам Степана там должно быть одних мужиков от 18-ти до 50-ти почти двести пятьдесят человек. Им мы передали почти три сотни ружей.
Оснований сомневаться в данном ими слове не было. Раз в два года мы их инспектировали, проверяли в первую очередь переданное оружие, выясняли их отношения с тоджинцами и аккуратненько присматривали за порядками среди них. Про жуткие нравы и беспредел беспоповцев я знал очень много и не собирался допускать ничего подобного.
«Несогласники» слово держали, за все эти годы не было ни одного инцидента с оружием, даже не пропало ни одного донца от стрелянных гильз, Отношения с тоджинцами у них были великолепные, Тожу-нойон был в восторге от таких соседей. Еще бы не быть в восторге. Почти весь пушной налог он выплачивал тем, что ему отдавали раскольники, получая свободу разных промыслов в его владениях. Нам пушнины от них тоже перепадало, но главным товаром было кричное железо очень приличного качества. Его они вместе с тоджинцами продавали нам несколько тонн в год, получая за него много всякого провианта и всяких товаров, включая и электрические фонари, но особенно ценились наши топоры и ножи.
И вот теперь пришло время выполнения главного пункта наших договоров, идти служить у нас с оружием в руках.
Ожидая своих товарищей, я размышлял и анализировал, всё ли было сделано для должной подготовки к столкновению с огромной империей.
Собственное наше население составляло почти десять тысяч в долине, это не считая Усть-Уса и сторожевых постов. В Усть-Усе вместе со сторожевыми постами от Дедушкина порога до Уса и дальше до первого саянского порога — Староверского, сразу же речкой Большие Уры на левом берегу Енисея, население составляло полторы тысячи, треть из них были тувинцы. На постах выше устья Уса проживало по три-четыре семьи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})В Туранском округе, так мы стали называть русскую часть хошуна Ольчея, проживало около четырех тысяч, половина из них были пошедшие служить нам тувинцы и почти пятьсот китайцев. Совершенно немыслимым для меня образом, горстка китайцев, когда-то сдавшаяся нам в плен и поселившаяся на реке Элегест, в поселке Усть-Элегест стала достаточно большим чайна-тауном. Часть из них нашла старые китайские угольные штольни и возобновила их работу. Другая часть начала мастерить большие и маленькие лодки, постепенно увеличивая их размеры. В Усть-Элегест стали селиться и тувинцы, а затем как из-под земли стали появляться китайцы. Сначала по одиночке, а когда стала налаживаться торговля, то и семьями.
Сначала я не знал, что с ними делать, но пораскинувши умишком, поехал к ним для беседы. Со мной поехали Лонгин и Ольчей. Цинские власти запрещали китайцам даже появляться в Урянхае и все эти китайцы были преступниками по цинским законам. Мы поставили китайцам жесткие условия, безоговорочное подчинение нам, предательство — смерть или выдача в Улясутай, где тоже ждала смерть. Ольчей от управления китайцами сразу же отстранился, Мерген сказал мне, что у него плохие детские воспоминания.
Несколько китайские семей, принявших православие, попросили разрешения поселиться среди русских и в Усинске и Железногорске появилось по одной семье, а в Туране целых пять. По этому поводу в Совете была бурная дискуссия.
Под дланью зайсана Ольчея было почти двенадцать тысяч тувинцев в собственно его хошуне. Всего с воинами примкнувших кочевий левобережий Биг- и Улуг-Хемов, он мог выставить почти четыре тысячи воинов.
Под ружьем у нас постоянно было шесть десятков гвардии, один десяток Мирского острога, два в Туране, два в Саяногорске и один в Усинске. Наша артиллерия насчитывала шестьдесят стволов 76-ти миллиметровых орудий, пятнадцать четырехорудийных батарей. В артиллерии был большой постоянный состав, шестьдесят командиров орудий, шестьдесят наводчиков и пятнадцать командиров батарей. С командным составом гвардии получилось ровно двести человек.
Ерофея мы произвели в полковники и у него стало четыре капитана: Шишкин — главный начальник Туранского округа, Панкрат — военный комендант Усинска, граф Казимир — первый заместитель Ерофея и капитан артиллерии. Командиры батарей стали лейтенантами артиллерии, командиры орудий сержантами артиллерии, наводчики младшими сержантами. Леонов стал именоваться лейтенантом Усть-Уса, а Михайлов Железногорска. Они рулили и военными и мирными делами в своих владениях. Первые орудия с длиной ствола двадцать пять калибров были размещены стационарно в Усть-Усе и мы их в расчет не брали, как и личный состав сторожевых постов на Енисее. Их задача была надежно прикрыть долину со стороны Енисея.
На Енисее мы построили двенадцать фортов от устья Сесерлига до реки Эйлиг-Хем у входа реки в Саянский коридор, где планировалось размещение артиллерии. По нашим расчетом огнем орудий мы перекрывали весь Енисей от начала Саянского коридора до енисейской стрелки и выше по Бий-Хему до устья Шивилига.
Всего у нас было в моей юрисдикции русского и тувинского населения пятнадцать тысяч человек, не считая китайцев и народ на сторожевых постах. Я предложил всех мужиков от 18-ти до 45-ти считать военнообязанными, то есть обязанными воевать при необходимости. Это получалось почти четыре тысячи солдат. Всех мужчин мы обязали отслужить полгода срочной службы в подготовительном разряде для обучения военному делу, а потом регулярно проходить военные сборы раз в год или два, по необходимости и в зависимости от возрастного разряда.
Мы успели всех наших мужчин пропустить через созданную нами военную машину и два раза провели учебные мобилизации. Естественно не все подлежали мобилизации, были не подлежащие по здоровью, как например Лаврентий, но их было очень и очень мало. Были такие как Петр Сергеевич, их тоже было раз, два и обчелся. Сразу же в нашем обществе сложилось презрительное отношение к наслуживших и пришлось придумывать «облегченный» разряд службы для больных. Но совершенно негодных у нас оказалось меньше десятка, даже Лаврентий прошел службу в «облегченном» разряде и оказался редкостным стрелком. Это было неудивительно, учитывая сколько стволов прошло через его руки.