Такое короткое лето - Вторушин Станислав Васильевич

— Чего скис? Сядь, мне надо с вами поговорить.

Я сел на стул, стоящий около стены. Ольга сцепила пальцы и вывернула ладони, щелкнув суставами.

— Не знаю, с чего и начать, — сказала она. — В общем, ребятам надо задержаться еще на пару дней.

— Ну и что? — ответила Маша — Пусть перебираются к тебе.

— Во-первых, их пятеро, — сказала Ольга. — А, во-вторых, если они перейдут ко мне, я буду вынуждена перейти к тебе. Что от этого изменится?

У Маши задрожали губы. Она положила гладиолусы на стол и, словно слепая, шаря за собой рукой, села рядом со мной. Ольгины слова стали для нее полной неожиданностью. Я лихорадочно начал искать выход из положения. Первой мыслью было взять Машу и уехать к Гене. Нина — женщина умная, она все поймет и устроит нас с почестями, достойными лучшего друга мужа. Но у них в семье свои проблемы. У Гены не ладится с работой и я не знал, завершился его развод с газетой или нет.

В любом случае настроение у них не самое лучшее. Одного меня они примут без всяких слов, а с Машей все гораздо сложнее. Заявившись без предупреждения, можно поставить ее в неудобное положение. Я нагнулся к ней и тихо произнес:

— Может поедем в гостиницу?

— Нет, — тряхнула головой Маша. — Я останусь здесь.

— Почему? — спросил я.

— В гостинице я буду чувствовать себя девкой. — Она положила руку мне на колено и прошептала: — Не заставляй меня это делать, милый. Давай потерпим один день.

— Ты не расстраивайся, — сказала Ольга, панибратски взъерошив волосы у меня на макушке. — После такого медового месяца короткий пост пойдет только на пользу.

— Давай накроем на стол, — обратилась к Ольге взявшая себя в руки Маша.

Она поднялась со стула, сходила на кухню, принесла вазу с водой и поставила в нее гладиолусы.

За несколько минут они навели в комнате лоск. Глядя на них, я только удивлялся женскому умению приводить в порядок самое запущенное место. Для этого надо было лишь поставить цветы так, чтобы их сразу увидели, небрежно бросить на покрывало и подушку салфетки, передвинуть стол. Я сидел на стуле у стены, молча наблюдая за волшебством, которое они творили.

Пришли три медсестры, по всей вероятности, близкие Машины подруги. Все три молоденькие и смазливые в упор расстреляли меня красивыми глазками. Особенно внимательно рассматривала кареглазая шатенка Надя, тонкая, как соломинка, с круглым лицом и большими, похожими на опахала ресницами. Маша заметила это и, чтобы отвлечь внимание не в меру любопытной подруги, достала из сумки книги Марека Томашевского и Ласло Фаркаша с дарственными надписями. Девушки долго рассматривали их фотографии, потом Надя заметила:

— Поляк, наверно, злой и сердитый. У него такие тонкие губы.

— Ну что ты, — сказала Маша. — Он такой обаятельный и так хорошо танцует.

— Ты с ним танцевала? — спросила Ольга, глядя через Надино плечо на портрет Томашевского.

— До тех пор, пока в замке не завыли привидения, — сказал я.

— Неужели? — Ольга повернулась ко мне, изогнув тонкие брови. — У вас разыгралась сцена?

— Ну вот еще, — сказала Маша и, обняв меня за плечо, демонстративно поцеловала в щеку.

— А вы действительно были в замке с привидениями? — спросила Надя, все еще разглядывая фотографию Томашевского на первой странице книги.

— Еще с какими, — сказал я, почувствовав, что у Маши улучшилось настроение. — Замок был старинный, без электричества. Вдоль стен на специальных подставках горели толстые свечи.

И вдруг их пламя затрепетало и на стенах появились тени людей в старинных одеждах. В углу замка зазвенели рыцарские доспехи, словно кто-то начал их надевать.

— Это действительно так было? — глядя на Машу, спросила явно заинтересованная рассказом Ольга.

— Второго такого вечера не будет никогда в жизни, — произнесла Маша.

— Ты нам потом все расскажешь подробно, — сказала Надя.

Маша достала мою книгу и положила на стол. Медицинские сестры хорошо знакомы с латинским шрифтом, они сразу прочитали имя и фамилию автора. Ольга раскрыла книгу, разгладила пальцами разворот первой страницы. Все взгляды устремились на портрет. Я думал, что девчонки начнут сравнивать мое обличье с фотографией, но они, как по команде, уставились на Машу и замолчали. Словно на фотографии был изображен не я, а она. Обстановка в комнате сразу переменилась. Главной героиней спектакля с этого момента стала Маша. Когда мы садились за стол, Надя даже отодвинула стул, чтобы ей было удобнее пройти на место. А Ольга деловито разлила вино по фужерам, чокнулась с Машей и сказала:

— За тебя. — Как будто меня в этой комнате не было вообще.

Девчонки поняли это, переглянулись и выпили без энтузиазма. Зато ели они с большим аппетитом. Ольга, постоянно бросая взгляды на Машу, тоже налегала на еду. Заметив улыбку на ее лице, сказала, кивнув на тарелку:

— Одна радость в жизни осталась.

Маша отодвинула от себя еду и пристально посмотрела на подругу.

— Чего ты, — нервно произнесла она. — Ушел мой Коленька. Позавчера здесь была его жена. Такой скандал устроила. — Ольга вздохнула и мотнула головой. — Все. С женатыми больше не связываюсь.

Положив салфетку на стол, она откинулась на спинку стула и, сузив глаза, пристально посмотрела на меня. Словно хотела узнать, не обманываю ли я Машу, прикидываясь холостым. Я перевел взгляд на сидевших рядом с ней девушек и подумал, что все они несчастны потому, что одиноки. Каждая из них уже на чем-то обожглась. Женское общежитие, хотя и комфортабельно обустроенное, лишь временное прибежище для отчаявшейся души. Каждая старается хоть как-то устроить свою судьбу и вырваться отсюда. Мы с Машей здесь уже не то же самое, что они. Мы здесь лишние. И чем дальше, тем больше будет нарастать отчуждение. Маша им всем наглядный пример того, какими они могли стать, но не стали. Это — как вечный укор.

Мне показалось, что лучшим выходом для нас обоих будет, если она останется здесь, а я уйду. Через час ее подруги забудут о моем существовании. Маша будет казаться им одной из них.

Застолье получалось натянутым, у нас не находилось общей темы для разговора. Поняв, что вечеринку пора заканчивать, Ольга повернулась к Маше и сказала:

— Ты тут оставайся, а я переночую у девчонок.

— У них же нет лишней кровати, — заметила Маша.

— Одну ночь я пересплю на полу, — Ольга зевнула, как-будто ей очень захотелось спать.

Я понял, что никуда она отсюда не уйдет, потому что уходить ей действительно некуда. Она лишь хотела проверить мою реакцию.

— Не ломай голову, — сказал. — Я обещал сегодня Гене быть у него. Если не приду, он обидится.

Гене я не только ничего не обещал, но даже не сообщал о своем приезде. Но это был единственный дом в Москве, где меня принимали без приглашения в любое время суток. В гостиницу идти не хотелось, меня бы там замучило одиночество. Маша повернулась ко мне, в ее глазах застыла настороженность. Я взял ее ладонь в свою руку и сказал:

— Завтра созвонимся и договоримся обо всем.

Я достал из кармана бумажник, в котором кроме документов и денег хранил визитные карточки самых необходимых людей, нашел Генину и протянул Маше:

— Позвони завтра, как только выспишься. Если меня не будет, тебе скажут, где я.

Я взял свою сумку, сунул в нее две бутылки велтлинского и направился к двери. Маша пошла вслед за мной. У лифта она сказала:

— Мне так не хочется, чтобы ты уходил.

— Мне тоже, — сказал я. — Но думаю, что у нас нет выбора.

— Может быть ты и прав. Сегодня у девчонок нервозное настроение. — Она осторожно поцеловала меня в губы и легонько подтолкнула ладонью к лифту. — Я позвоню тебе завтра, милый.

Двери лифта захлопнулись, закрыв от меня Машу. Я ощутил, как лифт стремительно опускается вниз. Мне показалось, что я лечу в пропасть.

До Гены я добрался на метро. Дверь открыла Нина, одетая в длинный, похожий на японский, халат и мягкие тапочки.

— Ну вот, явился и блудный сын, — сказала она, увидев меня на пороге. И крикнула, обернувшись в коридор: — Гена, к нам гости.