Тавриз туманный - Мамед Ордубади

Дверь вновь открылась. К нам вышел Саллах-Сулейман, а за ним Тутунчи-оглы и другие. Увидав меня, Тутунчи-оглы растерялся и стал извиняться.

- Теперь не место, потом! - успел я шепнуть ему на ухо.

Вышедшие стали уговаривать нас войти в дом, но мы отказывались.

- Свет очей моих, - сказал, наконец, Саллах-Сулейман, обращаясь ко мне, - пожалуйте в комнату, проведем время. Не беспокойтесь, с головы вашей и волосок не упадет, за это отвечает Саллах-Сулейман.

- Мы сами можем ответить за себя, - сказал я и переступил порог.

Саллах-Сулейман посмотрел на меня. Он понял, что я хотел сказать, и объяснил товарищам.

Я знал, что Фарханг-заде вооружен, а у меня был русский наган и две ручные гранаты.

На Фарханг-заде можно было вполне надеяться. В случае чего и Тутунчи-оглы стал бы на нашу сторону.

Пройдя узкий коридор, мы вышли на небольшой дворик, оттуда попали во второй коридор, освещенный маленькой лампой. Встретивший нас хозяин дома Самед-даи тепло приветствовал нас:

- Пожалуйте, дети мои, повеселитесь!

Мы вошли в просторную комнату, освещенную большой лампой, где застали картину разнузданного веселья. Здесь было около десяти муджахидов и столько же женщин, лица которых были закрыты густой белой вуалью.

В одном углу комнаты стояла жаровня, и были приспособления для курения опиума, а в другом - спиртные напитки и сладости.

Были и музыканты с двумя мутрибами - красивыми юношами в женских платьях.

Я и Фарханг-заде сели у окна и стали осматриваться.

Один из мутрибов начал танцевать. Содержатель притона Самед-даи рассказал нам краткую биографию своих мутрибов.

- Это один из известных мутрибов города Урмии Гасан-Али-хан. Его в Урмии называют "Юсиф-шикен", что значит "победивший Юсиф", а Юсиф-хан из Урмии был мутрибом покровителя вселенной Мамед-Али-шаха. Теперь он начальник арсенала в Тегеране. Что же касается второго мутриба, то он - младший брат известного Урмийского мутриба Гейдар-хана, Гулам-Гусейн-хан.

Перед тем, как мутрибы начали танцевать, Саллах-Сулейман подозвал их к себе и что-то шепнул им на ухо. Я не понял, в чем дело, но Фахранг-заде объяснил, что по здешним обычаям мутриб после окончания танца садится перед гостем и кладет голову к нему на колено, а гость, поцеловав его, дарит деньги.

Саллах-Сулейман из особого уважения к нам поручил мутрибам этого не делать.

Мутрибы кончили танцевать и, сев посреди комнаты, начали петь:

"Глаза мои чернее очей девушки,

ай балам, ай гюлюм*.

______________ * Ай балам, ай гюлюм. - припев

Юбка моя из шелковой парчи,

ай балам, ай гюлюм.

Не прикасайся к груди моей, она ранена,

ай балам, ай гюлюм.

Скажи, где место мое,

ай балам, ай гюлюм".

Они пели хорошо, но слова песни и все поведение мутрибов напомнили мне другую картину - дом Абдулла-хана и переодетых в мужское платье молодых женщин.

Когда мутрибы кончили петь Саллах-Сулейман достал из кармана полную горсть кранов и, высыпав их в бубен, сказал:

- Это вам за здоровье дорогого гостя!

Подали чай, но пили его только я, Фарханг-заде и одна из женщин; остальные курили опиум и пили водку.

Каждый из мужчин подымал рюмку и передавал рядом сидящей женщине, а та, не открывая руки, брала рюмку и пила под покрывалом, после чего щелкала жареные тыквенные семечки.

Женщины, курившие опиум, держали трубку, а любовники подавали им огня с жаровни.

Оружие муджахидов было снято и сложено в свободном углу комнаты.

Когда чаепитие кончилось, в комнату вошли четыре женщины в золотых и серебряных украшениях с бриллиантами.

Это были певица и музыкантши из Тегерана. Они не знали по-азербайджански, только певица кое-как, коверкая слова, по-азербайджански объяснялась гостям в любви. Это была рябая, но красивая женщина с прекрасным голосом. Пела она на слова Хафиза, Баба-Фагани и Туей* и, видимо, была грамотна.

______________ * Хафиз, Баба-Фагани, Туей - знаменитые иранские поэты.

Послушав пение, гости снова начали пить. Они старались соблюдать приличие, но хмель делал свое дело.

Молодой муджахид по имени Мамед-ага сидел между двумя закутанными в чадру женщинами. Он был сильно пьян, болтал много лишнего и вел себя беспокойно. Вдруг он протянул руку и сорвал с одной из женщин покрывало.

Из-под покрывала выглянуло белое лицо тавризянки, похожее на залитое лучами заходящего солнца белое облако.

Женщина была пьяна и, нисколько не смущаясь, смеялась.

Взглянув на лицо женщины, Мамед-ага выхватил кинжал.

- Ах, ты... твою!.. Тути! Это ты?

Он замахнулся кинжалом, но не успел опустить его, Саллах-Сулейман, ловко выхватил у него кинжал и стал избивать его.

Выяснилось, что жена Мамед-ага Тути пришла развлекаться с Саллах-Сулейманом, а Мамед-ага ничего не подозревая, привел с собой другую женщину.

Некоторые муджахиды, вскочив с мест, поспешили на помощь Мамед-аге, и началась общая свалка.

Я встал, чтобы вмешаться в дело и прекратить драку, но, увидя, как Саллах-Сулейман бросился к тому углу, где было сложено оружие, я одним ударом распахнул окно и, встав перед ним с гранатами в руках, крикнул:

- Руки вверх! Не то взорву весь дом.

Все замерли на местах.

- Вы сами можете защитить себя, не так ли? - пробормотал Саллах-Сулейман, повторяя слова, сказанные мною у ворот.

Фарханг-заде обезоружил всех. У Саллах-Сулеймана оказались австрийская винтовка и револьвер маузер. Забрав все оружие, мы понесли его в мою квартиру.

Муджахиды, до самого дома провожали нас, умоляя вернуть им оружие, но все было безрезультатно. Даже слова Саллах-Сулеймана: "Герой так не поступает с героем" не оказали никакого воздействия.

ПОРАЖЕНИЕ ЭЙНУДДОВЛЕ

Нина ехала в фаэтоне. Ее сопровождал один из слуг консульства. Я почувствовал недоброе, так как Нину без причины не стали бы сопровождать.

Я пошел за фаэтоном.

Не успел я войти за ней в комнату, как она взволнованно бросилась ко мне.

- Сегодня всему конец! Эйнуддовле вступает в Тавриз!

- Не волнуйся, - сказал я. - Расскажи спокойно, в чем дело?

- Дело в том, что Эйнуддовле вступает в Тавриз! - повторила она.

- Ну, что же? Пусть попробует. Революция еще живет. Не бойся, милая, бомбы наши готовы заговорить снова.

- Как? Вы приготовились? Ведь сегодня начнется общее наступление. Девечинские контрреволюционеры, и те, кому покровительствует русское консульство, устраивают в честь Эйнуддовле банкет. В консульстве составляли список приглашаемых гостей.

Выслушав Нину, я попросил ее пойти к Мирза-Алекбер-хану и узнать последние новости, а сам поспешил в военно-революционный совет, чтобы рассказать о случившемся.

Саттар-хан тотчас же затребовал сведения о расположении наших сил, еще раз проверил по телефону, где и как расставлены военные отряды. От Хиябана и Гёй-мечети до Амрахиза на протяжении семи километров были устроены окопы и траншеи.

Вокруг Стамбул-дарвазаси были установлены шесть крупных и мелких орудий. У сада Гаджи-Мир-Багира были поставлены две пушки последней системы, а далеко впереди еще два легких орудия.

Чтобы обеспечить свой фронт, Багир-хан выставил пять орудий на линии Маралан и Гёй-мечети.

На башне арсенала также были поставлены тяжелые и легкие орудия. Таким образом, все пути наступления Эйнуддовле были поставлены под обстрел из орудий.

Проверка сил еще продолжалась, когда зазвонил телефон.

Говорил Багир-хан. Кончив с ним беседу, Саттар-хан повесил трубку и обратился ко мне:

- Не будь серьезной опасности Багир-хан не просил бы бомбометчика. Вы знаете, дорогой товарищ, что фронт Багир-хана самое опасное и уязвимое для нас место. Туда надо послать самого опытного товарища-бомбометчика.

Саттар-хан не решался прямо предложить мне идти к Багир-хану; в опасные моменты я сам без приглашений ходил на передовые позиции и участвовал в сражениях. Саттар-хан не раз говорил:

- Мы не хотим, чтобы вы подвергали себя риску. Вы нужны нам в более серьезных делах.

Сегодня же он явно хотел, чтобы я пошел на позиции к Багир-хану, но стеснялся прямо сказать мне об этом.

- Как-то я был в сражении вместе с господином сардаром и видел его героизм. Теперь же я хочу повоевать вместе с господином Багир-ханом. Если господин сардар не будет возражать, я пойду сам.

Сардар был растроган.

- Да не разлучит нас аллах! - сказал он, целуя меня.

- Это лучше русской винтовки, - продолжал он, передавая мне австрийское ружье, стоявшее в углу. - Если нужно взять ружье - берите это.

Я взял ружье и пояс с патронами.

- А кто будет с вами из бомбометчиков? - спросил сардар.

- Никого не надо, я возьму своих учеников.

- Кто ваши ученики?

- Гасан-ага и Тутунчи-оглы.

- Как, они умеют метать бомбы? - спросил сардар с удивлением. - Смогут ли они усидеть в окопе, пока неприятель подойдет достаточно близко?

- Они искусные бомбометчики и очень славные ребята.