Последние бои люфтваффе. 54-я истребительная эскадра на Западном фронте. 1944-1945 - Вилли Хейлман

Время от времени Патт своими огромными лапами стучал по трубе, и с другого ее конца на лицо Дортенмана падали хлопья сажи. Тот изрыгал ругательства и кричал:

– Она опять ушла, и все же я точно поймал ее в перекрестье прицела.

И игра начиналась снова.

Какая ночь! Как великолепно расслабиться среди своих приятелей, товарищей в воздухе, товарищей в смерти и товарищей в вашей каждодневной жизни.

Мы продолжали проказничать, и наше настроение было очень хорошим благодаря выпитому алкоголю. В этом состоянии постоянного напряжения наши нервы обрели покой за одну ночь – «охладились», как сказал Патт.

Теперь щебетание птиц, пробуждавшихся на рассвете, временами смешивалось со звуками аккордеона. Мечтательные пассажи из песен, вызывавших ностальгические воспоминания о красных фонарях Сан-Паули, несколько раз прерывались птичьими трелями, которые, однако, остались незамеченными.

Хлопанье дверей, суета в коридоре, по которому людей разносили по кроватям, а потом все стихло. Покой медленно возвращался на этот аэродром посреди леса, а для спящих людей наступал новый день.

Кёльн.

Веселый центр Рейнской области, город готических шпилей. Черная филигрань башен собора все еще направлена ввысь. Скромная и небольшая старая часть города разрушена и лежит в руинах. Когда-то красивые средневековые здания со стрельчатыми фронтонами группировались здесь вокруг соборной площади.

Несчастный Кёльн. Ты тоже лишился своего одеяния. Десять лет назад ты был гораздо красивее, думал я, вспоминая веселый карнавал, свидетелем которого я однажды был.

Кёльн, подобно всем другим городам на Рейне, теперь был грудой дымящихся руин. Четырехмоторные бомбардировщики выполнили свою ужасную работу, и теперь двухмоторные «Мародеры» и истребители уничтожали последние остатки и держали население в состоянии постоянной нервозности. «Зеленое сердце»[229] кружило вверху, пытаясь защитить город.

Да, Кёльн должен был пасть со дня на день. Война беспощадно стремилась к своему завершению, полный крах приближался все быстрее.

Ахен, Дюрен и теперь Кёльн.

Весь левый берег Рейна к северу от Бонна был во вражеских руках. «Шерманы» и «Черчилли»,[230] подобно ненасытным циклопам, своими гусеницами перемалывали нашу горящую землю. Длинные колонны моторизованной пехоты следовали по их следам, словно жадные многоножки.

Несмотря на мужественные оборонительные действия немецких дивизий, остановить их было нельзя. Стратегия была неэффективной, объем снабжения не мог быть увеличен, и больше не имелось резервов и боеприпасов.

Затем началось то, что теперь на языке Верховного командования вермахта называлось стратегическим отходом, – своего рода самооправдание, которое не могло никого обмануть.

Когда большой ценой прорыв был остановлен, линия фронта была разорвана на трех других участках. Эти последние попытки сопротивления показывали полную военную беспомощность, и окончательный крах был только вопросом времени. В пределах четырех недель не должно было остаться ничего, что можно было бы защищать. В те дни тактическое преимущество действий над собственной территорией стало предметом циничной шутки, поскольку каждый раз, когда Верховное командование отступало на несколько километров, еще на тысячу бомб больше падало на эту мышеловку.

День за днем «Зеленое сердце» поднималось в воздух. Наши вылеты теперь были достаточно короткими, хотя при этом «собачьи схватки» казались нам бесконечными.

Кёльн, Бонн, Дуйсбург, Везер…

Старый, кипящий ведьминский котел Мюнстера от Эссена до Падеборна, от Рейна до Тевтобургского Леса – «долина удачи», как вражеские летчики-истребители называли этот опасный сектор.

Шестьдесят «Фокке-Вульфов» кружили на большой высоте – теперь это было единственное безопасное место для истребителей – над изгибом Везера около Миндена. В толстых кучевых облаках имелись промежутки, через которые можно было увидеть маленькие участки земли. Это было великолепное зрелище. Толстые тюки кучевых облаков плыли как будто управляемые пастухом, а ниже, словно прозрачная вуаль в голубом блестящем небе, лежали перистые облака.

Вертикальные лучи полуденного солнца создавали из нечетких очертаний волшебный пейзаж, чьи темные и яркие контуры, имевшие нежно-голубые, зеленоватые и фиолетовые оттенки, радовали наши глаза.

Я передал командование Дортенману и со своей эскадрильей снизился на несколько сотен метров, чтобы получить лучший обзор. Мы искали истребители-бомбардировщики над Оснабрюкком: имелись сообщения о пяти отдельных группах.

Над лежавшей под нами неглубокой долиной реки Элзе, которая около Бад-Энхаузена[231] впадала в Везер, мы повернули на запад. Дальше к западу река заканчивалась; в нескольких сотнях метров из Тевтобургского Леса появлялась река Хазе, продолжавшая свой путь к Эмсу.

В двух тысячах метров под нами на крейсерской скорости летели несколько дюжин «Тандерболтов». Петер Крумп заметил их и доложил об этом по двусторонней связи.

– Говорит Хейлман. Дортенман, идите вниз. Я остаюсь над вами.

Сорок «Фокке-Вульфов» спикировали через промежутки в облаках, словно голодные ястребы.

Звено за звеном нападало на противника. В наушниках раздавались хриплые, возбужденные крики. Лишь раз в году мы получали возможность, как сейчас, атаковать сверху, из толстых облаков.

Каким замечательным должен был быть этот полет для союзников, которые обычно добивались всех своих побед именно при таких обстоятельствах.

Но на сей раз они должны были бороться за свою жизнь.

В первой атаке были сбиты пять «Тандерболтов». В рядах врага начался хаос. Янки отчаянно пытались уйти. Петер Крумп на своем «Фокке-Вульфе» с черным номером снова атаковал. Раскрылись два парашюта. Один из «Тандерболтов» внезапно перевернулся на спину, а затем перешел в сумасшедшую петлю, все быстрее и круче пикируя к земле. Длинный огненный шлейф пронесся в полуденном небе, а затем в воздух поднялся высокий черный столб дыма с огненно-красным шаром на вершине.

Прагер на своей машине с белым номером стрелой спикировал на группу из двенадцати «Мустангов», которая мчалась на помощь.

Я держался выше, хладнокровно выжидая момент, чтобы самому вступить в «собачью схватку». Было замечательно наблюдать за тем, как три командира эскадрилий отправляли на землю одного противника за другим. Если американцы не смогут оторваться, то для них это будет означать конец.

Теперь уже «Мустанги» пытались уйти, но я начал свою атаку на них. Три горящих самолета упали на землю. Оставшиеся вышли из боя, спикировав сквозь сумасшедшее переплетение сражавшихся самолетов и алые ожерелья трассирующих пуль, ткавших в небе зигзаги, подобно сказочным иглам.

Я со своей 9-й эскадрильей снова занял прежнюю позицию. Кажется, все мои самолеты были на месте, но внизу на земле полыхало около двадцати самолетов.

– Говорит Хейлман. Парни, побыстрее. Мы должны подумать об остатке топлива.

– Зибе – Хейлману. Взгляните назад, с правого борта.

«Боже!» Некоторые их них не были трусами. Метрах в четырехстах три «Мустанга» разворачивались в моем направлении, пытаясь зайти мне в хвост. Три против двадцати. Хорошо, удачи вам!

– Хейлман – 9-й эскадрилье. Продолжаем лететь и не обращаем внимания. Они думают, что мы не заметили их. Они попробуют зайти нам в хвост, а затем удрать в облака.

Из выхлопных патрубков «Мустангов» вырывался плотный черный дым. Им было крайне трудно не отстать от нас.

– Всем приготовиться. Время наступает. Патт, доложи, как понял.

– Говорит, Островитцки. «Виктор».

– Патт, веди свою эскадрилью налево. Все остальные вслед за мной выполняют правый вираж. Затем «свеча» с последующим резким разворотом. Это заставит эту троицу задуматься.

Взгляд через плечо. Да, теперь время пришло.

– Давайте все. Заходим на эти три «Мустанга».

– «Виктор», «Виктор», «Виктор», – один за другим доносились из рации доклады.

Я начал считать. Один, два…

– Привет, парни. Если вы хотите, то можете посчитать до пятидесяти.

Я начал оглядываться вокруг. Чей это был голос? Я быстро повернул голову в другую сторону, и мое сердце почти остановилось. Масса маленьких черных точек на фоне облаков становилась все больше. Из этой огромной массы облаков одна за другой пикировали машины, эллипсовидные крылья, красно-бело-синие круги – «Спитфайры».

«Мустанги» вызвали помощь. Они спокойно летели позади группы «Фокке-Вульфов» и по своей радиосвязи передавали наши курс и высоту. Отсюда этот циничный голос в рации. Должно быть, рабочая частота «Зеленого сердца» была известна им и кто-то настроился на нее, чтобы поглумиться над нами.

Отличная работа, янки, вы спасли нашу жизнь, через долю секунды «Зеленое сердце» нападет на вас, а потом нам на хвост сядут численно превосходящие «Спитфайры».