Игрушки. Выше, дальше, быстрее - Артём Рыбаков

Время! Вот главная проблема! Город изучить надо, мины поставить, да и просто сделать, наконец. Ставить можно заранее, о направленных, а уж тем более совмещенных зарядах тут еще никто не знает. Проверять будут дорогу, ну, кусты, обочины. Кюветы будут смотреть, там, где они есть. Дальше пяти метров от дороги не отойдут. Значит, смотрим, что проверяют и следом ставим. Ну, вот, уже скелет и вырисовывается понемногу…

Примерно за полчаса до назначенного времени в деревню вернулось стадо. Подтолкнув локтём Бухгалтера, я, памятуя о летних каникулах в деревне, сказал:

– Давай, в четыре глаза смотрим. У них сейчас кутерьма начнётся.

– Какая кутерьма?

– Коров по дворам разбирать будут. И, если там, паче чаяния, немцы есть, они тоже вылезут – за свежим молочком.

В два бинокля, а Трошин, не расставался с великолепным цейсовским артиллерийским биноклем, найденным им на поляне, мы пристально вглядывались в происходящее в селе. От этого увлекательного занятия меня отвлёк голос в наушнике:

– Бродяга Арту. Бродяга Арту. Как погода? Как облачность?

– Арт в канале. Ясно и сухо. Ветер – умеренный.

– Понял тебя. Проконсультируй брата-акробата с неба свалившегося. – И в канале появился Люк.

– Здесь Люк. Арт, где у вас кондитерская?

– А ты где нарисовался?

– На тропинке, ползу за «ублюдком» с большим чемоданом.

– Как из кустов вылезешь, поворачивай в сторону Афгана, – припомнив прошлое Сашки, дал я ему оригинальную наводку. – А там тебя девки у пруда уже ждать будут.

– Понял тебя. Биндюжники будут? – спросил Люк о возможной помощи при погрузке.

– Да. – Ответил я.

– Отбой.

– Отбой. Повернувшись к Славе, я стал раздавать ЦУ:

– Так, Бухгалтер, бери двух бойцов, и назад, к снарядам. Там сейчас ребята на «опеле» подъедут, их навести надо.

– Антон, а можно я с тобой останусь?

– Боец Трошин, с каких это пор приказы в армии обсуждаются? – сволочным голосом поинтересовался я. И примирительно добавил: – В этом то и основная трудность нашей службы. Так мы все – Саши да Тоши, и прозвища смешные, но приказ есть приказ. Так что исполняйте, товарищ Бухгалтер!

Трошин козырнул, и, не говоря ни слова, забрал бойцов, и они осторожно поползи в направлении «полевого склада». Мы же с «дедом Никто» приготовились страховать наших. На дороге со стороны леса показалось несколько машин. «Так, «крупп» и «опель» – это понятно… О, да они при полном параде решили поехать!» – подумал я, разглядев в бинокль ещё и «эмку». Особенно меня порадовал самопальный номер, прикреплённый к переднему правому крылу: «WH2008», гласила надпись сделанная псевдоготическим шрифтом. «Хорошо, хоть, не «ДМБ-91!» – только и мог подумать я, дивясь креативности своих друзей.

Поскольку наша колонна двигалась довольно быстро, нам с Кудряшовым следовало поторопится. Где на четвереньках, а где и просто пригнувшись, мы двинулись к дому старосты. До забора оставалось каких-нибудь полсотни метров, когда заполошно выскочившая из дома женщина, бегом метнулась к забору и торопливо сняла полотенца.

«А это – хороший знак!» – подумал я. – «Староста узнал, что в деревню едут немцы, и отменил встречу! Надо нашим сообщить».

– Бродяга, Арт в канале. – Нажав тангенту, вызвал я начштаба.

– Слушаю тебя.

– Клиент снял «маячок», вы его спугнули.

– Приятненько. Только он за себя боится или нас палить не хочет?

– А я откуда знаю? Отбой.

– Погоди, вы, где сейчас?

– До сортира клиента нам – два плевка да три прыжка.

– Оки-доки. Отбой.

Мои соратники появились в деревне с помпезностью Киркорова, приехавшего на концерт в Нижний Тагил. Когда «ублюдок» остановился у дома старосты, из него высыпали четверо бойцов и споро (видать, командиры заставили репетировать несколько раз), под крики Тотена, восседавшего в обнимку с пулемётом в заднем отсеке «круппа», взяли под контроль улицу. Из подъехавшей «эмки» важно вылез Бродяга в солдатском мундире с лейтенантскими погонами, и, в сопровождении Зельца направился к воротам. Я повернулся к Кудряшову:

– «Дед», а «дед», ты свистеть умеешь?

– Конечно! – обиделся он.

– Значит так, слушай мою команду! Ты лежишь здесь, и контролируешь подходы со стороны поля и той стороны села. Вот тебе бинокль, – я протянул ему свой «никон». – Если увидишь, что-нибудь странное – даёшь сигнал, два свистка. Понял?

– Так точно! – чувствуется, нахватаются мужики от нас «старорежимностей»…

Перемахнув через забор, я занял позицию за одним из сараев, как раз в тот момент, когда хозяин дома вышел из сеней и направился открывать ворота. Распахнув одну из створок ворот, он сделал приглашающий жест, и тут застыл, уставившись во все глаза на Зельца. «Неужто узнал?» – промелькнула в моей голове мысль.

Между тем Неущенко, в явном замешательстве попятился назад, а Бродяга и Дымов, как ни в чём не бывало, вошли во двор. От сарая до них было метров десять, да и говорили они в полголоса, так что обмен любезностями я пропустил. Пора было вступать в игру.

Высунувшись из-за сарая, я помахал рукой Шуре, и расслабленной походкой жителя эти мест направился к «высоким договаривающимся сторонам». Староста обратил внимание на то, что его странные гости смотрят ему куда-то за спину, и развернулся в мою сторону. Я увидел, как его нижняя челюсть устремилась к земле. Ну, ещё бы! У него на дворе одновременно и немецкий лейтенант, стоящий в обнимку с его бывшим сослуживцем из райотдела, и советский диверсант, с ухмылкой гуляющий по его двору, как по своему собственному. Причём, никто ни в кого не стреляет, банальностей, вроде, «Хендэ Хох» или «Рус, здавайса!», не кричит. Всё тихо-мирно, я бы сказал, по-семейному. Чтобы немного успокоить хозяина, я приветливо улыбнулся, и сказал:

– Ну что, дядько Пилип, брезент-то в хозяйстве пригодится?

Поняв, что ещё немного, и, от непоняток нашего старосту хватит кондрашка, Шура аккуратно взял его за локоток и тихо сказал:

– Может, в хату пойдём? Староста вздохнул и пробормотал:

– И то, верно… Прошу в хату, гости дорогие…

Я первый вошел в сени. За мной – хозяин, а мои товарищи чуть подзадержались – Бродяга отдавал распоряжения, как нести службу.

В большой, светлой комнате я увидел молодую, лет двадцати пяти, женщину, что стояла у печи и нервно мяла в руках подол передника.

– Вечер добрый, хозяйка! – поприветствовал я её.

– И вам – добрый! – несколько нервно ответила она. Странно, но ставшего привычным за сегодняшний день белорусского акцента, я в её речи не заметил. – Садитесь, угощайтесь! – и она сделала приглашающий жест в сторону накрытого стола.

– Спасибо за приглашение, но остальных гостей подождать надо. – Ответил я, оглядывая комнату.

«Так, икон нету, значит – Филипп – комсомолец или коммунист. Хотя нет, для комсомольца староват, лет тридцать пять ему. В комнате чисто и, учитывая «горку», полную тарелок и чашек – даже богато, по нынешним-то временам. Хозяйственный Филипп мужик – видно по всему».

– Вы бы, товарищ майор, – обратился ко мне Неущенко, – проходили. Располагались.

«Да, быстро он в себя пришёл! Видно не просто так в старосты пошёл». – Подумал я.

– Только после вас, дорогой Филипп… Как по-батюшке вас?

– Христофорыч.

– …дорогой Филипп Христофорыч… – закончил я, слегка офигев от такого хитрого имени.

Пока мы «крутили политесы» в комнату вошли и остальные участники «тайной вечери». Увидевшая их хозяйка удивилась, но не сильно. Хотя, на мой взгляд, сочетание немецкой формы на Бродяге и камуфляжа на Зельце, выглядело довольно странно. Хозяин же посмотрел на Дымова, а затем шагнул ему навстречу:

– Ну, здравствуй, Алексей Дымов! – и протянул руку для рукопожатия.

«Мда, а быстро мужик соображает! Быстро просёк, что немецкая форма – для маскировки. Хотя, может я и ошибаюсь».

– И тебе не хворать, Филипп! – ответил Дымов, пожимая протянутую руку.

– А друзей-товарищей своих не представишь, а Алексей? А то мне как-то неудобно – гости пришли, а как звать-величать, я и не знаю… – что удивительно, но и в речи Неущенко акцент был малозаметен.

– Это това…

– Мы сами представимся, – перебил его Бродяга.

– Я – капитан Заславский, а это, – и он показал на меня – майор Таривердиев.

«Вот что значит опыт!» – подумал я – «Шура и «шпалы» мои срисовал и псевдонимы мгновенно придумал!»

– Прошу товарищей командиров к столу, – церемонно произнёс староста. И, садясь вместе с нами за стол, спросил у Дымова: – А ты, Алексей, сержант или уже нет?

– Сержант, сержант. – Успокоил хозяина Бродяга. И продолжил: – Мы к вам, Филипп Христофорович, вот по какому делу… Хотим обменять кой-какие товары на продовольствие.

– Да я уж понял, чай, грамотный. Одного не могу понять, товарищ капитан, а почему вы ко мне обратились.