Первая любовь. Ты мой кофеин - Елена Зандерболт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Суббота наступила как черный день. Ударила в и без того побитое сердце. Катя с ужасом следила за своим телефоном, ожидая сообщение или звонок от Сережи, потому что так и не решила как быть.
«Я в Питере! Ты где?»
Еще один удар поддых. Даже скорее нокдаун.
«Я на смене»
«Вечером за тобой зайду, как раз буду в театре»
Катя даже не стала ничего отвечать.
Каждую минуту девушка с ужасом поднимала глаза на часы, боясь наступления десяти вечера. Но, настолько перенервничав, к вечеру она успокоилась. Эмоций не было больше никаких. Полная пустота. Все уже выревено и выстрадано.
Услышав колокольчик входной двери в десятом часу, девушка даже не дрогнула. Продолжила стоять спиной к входу, подогревая молоко. Казалось, ей было уже все равно.
— Привет, — достаточно весело сказал Сережа, присаживаясь на свое любимое место за стойкой.
— Привет, — ответила Катя и, налив молоко, сделав рисунок листочка, прошла мимо, к гостю, заказавшему напиток. Сергей проводил ее взглядом. Вернувшись, девушка задала вопрос актеру. — Что будешь?
— Можно мой любимый яблочный капучино? — улыбнулся актер. Впервые от его улыбки было больно.
— Можно, — кивнула Романова и быстро отвернулась к кофемашине, не находя сил смотреть на него дольше, чем пару секунд. Сердце трепетно ждало, что молодой человек заметит изменения в поведении Кати и обязательно что-нибудь спросит или скажет на этот счет.
— В Москве несколько встреч с фанатами прошло, так круто было, — начал делиться впечатлениями от поездки Сергей, игнорируя поведение блондинки. Он был увлечен исключительно своим монологом. — Они все такие классные! Такие творческие. И их столько много! Я был поражен. И многие смотрят на меня так, будто я их бог какой-то. Интересное чувство. Но слукавлю, если скажу, что неприятное. Правда я так устал, ты не представляешь.
Катя застыла на секунду, закрыв глаза и затаив дыхание. Пыталась подавить истерику, вызванную одной простой мыслью: ему все равно. Он весь там, с фанатами. Зачем уделять внимание одной боготворящей его девушке, если есть сразу сотни?
Громко выдохнув, она закончила приготовление капучино. Рука машинально сама нарисовала сердечко. Всегда ему его рисовала.
— Все хорошо? — наконец спросил Сережа, когда Романова поставила перед ним кружку и даже не посмотрела в его глаза.
— Продолжай.
И он действительно продолжил воодушевленно рассказывать о своих новых знакомствах, фанатах, эмоциях. Катя не находила сил поднять на него глаза. Смотрела на стену, на уходящих посетителей и чувствовала себя не в своей тарелке. Родная кофейня перестала быть уютной. Казалось, вот-вот стены начнут двигаться, чтобы сжать ее и раздавить.
— И как раз в этот момент ко мне подошла Дарья Морозова, известный продюсер, сама пожелавшая…
— Когда ты прилетел?
Вопрос звучал как выстрел, громкостью и неожиданностью содрогший опустевшую кофейню.
— Не понял.
— Когда ты прилетел? — повторила вопрос Катя. Девушка давала последний шанс. Сейчас она еще была готова принять и простить.
— Сегодня утром.
Теперь нет.
— Позавчера ты был у Маши, вчера тебя видел Денис.
Катю обуздала злость, позволившая ей поднять глаза на Сережу и следить за эмоциями на ее лице. Испуг читался отчетливо, как и судорожные попытки найти нужные слова.
Олег всегда учил Катю не позволять себя обижать. Он выступал яро против заповеди ударили по щеке — подставь другую. С кулаками он тоже не предлагал лезть. Просто всегда говорил сестре: не воспользовались единственным шансом — второй давать не нужно, просрут и его.
Ровно так же в семье Романовых было запрещено врать. Какой бы неприятной была правда — нужно говорить ее, чтобы избежать больших страданий. Возможно, поэтому их отец честно сказал, что влюбился в другую женщину и уходит. Больно было всем, но от лживой игры на два фронта было бы противнее. Так зато сохранилось хоть какие-то хорошие воспоминания о человеке.
— Ну, понимаешь, у нас был творческий процесс, — тихо ответил Сергей, будто сам не был уверен в своих словах.
— Какой?
— Мы с Машей хотим поставить новую пьесу и все время работаем над ней.
— Как это могло помешать написать мне, что ты в Петербурге?
— Ты не понимаешь.
— Попробуй объяснить.
— Мы очень увлечены процессом, и мне честно порой не до ничего другого.
— Но время для вранья ты нашел. Можно было просто тогда не продолжать мне лгать про Москву.
Сережа опустил голову, не зная, что ответить.
— Что, я никуда тебя не отпускаю? Не считаюсь с твоей жизнью? Мешаю работать?
— Ты не понимаешь!
Глава 47. Поддержка, боль и битое стекло
— Что, я никуда тебя не отпускаю? Не считаюсь с твоей жизнью? Мешаю работать?
— Ты не понимаешь! Сейчас все стоит на кону моей карьеры.
Это те мысли, которые последние дни вдалбливала в него Маша.
Еще с университета Сережу связывали с ней теплые и доверительные отношения. Она была для него сродни наставнику, боссу, начальнику. Актер видел в ней человека, всегда принимающего правильные решения. Поэтому слушал ее беспрекословно, внимая каждому слову.
Как и в этот раз. Шарова серьезно относилась к упавшей на Сергея популярности, прекрасно понимая, что подобный случай выпадает редко. Некоторым актерам даже не предоставляется вовсе. Более того, счастливый билет тем самым выпал и их совместному театру «Точка». Надо было брать от этого все, чтобы преумножить успех и закрепиться в творческой элите как Петербурга, так и России.
— Понимаешь, мне сейчас не до этого всего. Столько возможностей, я не могу их просрать как для себя, так и для моего театра! — начал закипать Бондин. — Я надеялся, что смогу найти в тебе понимание. Что ты не будешь лезть в то, что тебе даже незнакомо. Я понимаю, что все творческие процессы для тебя тайна. Просто прошу понять, что у нас ведется огромная работа, и я должен быть там. Это не означает, что я отстраняюсь, отказываюсь или еще что от тебя. Просто прошу подождать!
— И попутно врешь.
— Да что ты залазила: вру, вру. Я не врал. Просто… просто так было лучше.
— Лучше кому?
— Мне. Ну, то есть нам. Ты была уверена, что я далеко и не печалилась лишний раз. Был бы рядом, больше бы грустила из-за невозможности проводить время вместе.
— Ты выдумываешь все это на ходу.
— Кать, я не понимаю, что ты заладила? — резко подорвался на ноги Сережа, повышая голос. — Все, я здесь, тут, перед тобой. Что ты
