Первая любовь. Ты мой кофеин - Елена Зандерболт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Катя закрыла глаза, опуская голову. Слов не было, было лишь одно разочарование.
— Отношения создаются не для того, чтобы все время тратить друг на друга. Есть и другая жизнь!
— Я и не претендую на нее, Сереж.
— А мне кажется, претендуешь, — тут же перебил девушку актер. — Или что, ревность взыграла? Я ведь столько про поклонниц рассказываю!
— Я не говорила этого.
— Но явно думала! — еще больше заводился молодой человек. — Потому что других причин устраивать эти обиды я не вижу.
— Уходи.
— Что? — опешил Сергей. — Ты действительно это сейчас мне говоришь?
— Да.
— Ты понимаешь что будешь жалеть? — лицо Сережи перекосила насмешливая ухмылка. — Ты же сама очень хотела попасть в этот мир. Управлять проектами в сфере культурного просвещения или что там. Я твой пропуск в это, понимаешь? Я. Без меня ты никто.
Последняя фраза стала спусковым крючком. Катя стремительно вышла из-за барной стойки и встала напротив Сергея, буквально в метре.
— Да я с удовольствием останусь простой Катей Романовой, наливающей кофе твоим поклонницам, чем буду рядом с таким как ты. Ты — мой главный провал, моя главная ошибка в людях. Я влюбилась в открытого, доброго и светлого человека, а он оказался зазвездившимся вруном, самоутверждающимся за счет меня. Я делила с тобой радость и грусть и никогда не требовала ничего взамен. Ты же приходил ко мне как побитая собака, желающая ласки и тепла, лишь тогда, когда тебе было херово. А я всегда находила силы и слова, чтобы поддержать тебя. Только потом следила из соцсетей, как всю радость и успехи ты делил с кем угодно, но только не со мной. И даже сейчас ты приходишь ко мне вновь требовать понять и принять, выслушать все твои невзгоды и беды. Я — клоун, шут, стендапер, шлюха, — да кто угодно, лишь бы тебя веселила и развлекала.
— Знаешь, если бы я правда хотел найти себе развлечение — мне бы это труда не составило, — хмыкнул.
Выстрел.
В мгновение Романова сорвала со стены его фотографию и со всей силы пихнула ее ему.
— Так иди и ищи, — прошипела ему в лицо Катя. — Вон отсюда.
Сергей смотрел в ее глаза, играя скулами и кусая губы, пытаясь найти подходящие слова. Злость настолько затуманила разум, что единственное, что хотелось сказать девушке в ответ — она еще пожалеет.
Огромная буря эмоций проявилась лишь очередной ухмылкой. Сжал фотографию и в последний раз бросил на девушку взгляд, в надежде, что она смягчится. Нет. Закусив губу, вылетел из кофейни.
Как только Сережа ушел, Катя перестала сохранять стойкость. Закричав от претерпевающей боли, схватила кружку с его любимым яблочным капучино, к которому он даже не притронулся, и с размаху кинула в стену. Звук битого стекла слился с криком отчаяния и боли.
Глава 48. Привет
Очередная премьера очередного сериального проекта очередной онлайн-платформы. Сереже уже было тошно от них. Все происходили по одному и тому же сценарию, на интервью тоже достаточно было говорить одни и те же слова благодарности продюсерам, главное не забывать менять фамилии. Лица тоже преимущественно одни и те же, так, слегка поредевшие за последние два года.
Много случилось за это время. Самое главное — распался театр «Точка». Точнее, переехал, а потом существенно видоизменился.
Сережа тоже тогда переехал в Израиль, вместе с театром и Машей. Он бежал. Бежал от суровой реальности и страха, что Олег Романов таки надерет ему зад, а Катя еще раз скажет ему уходи.
Искренне пытался забыться. Начать жизнь с чистого листа. Даже пробовал записывать самопробы на английском, в надежде перейти в англоязычный кинематограф, настолько был в отчаянии. Прошлая жизнь разрушилась, правда, она начала ломаться задолго до этого.
Он был виноват. Глубоко, противно и гнусно виноват. Все слова, сказанные тогда в «Кофеине», являлись наглой ложью, ярмаркой тщеславия. Вел себя как мальчик с юношеским максимализмом: лишь бы выгородить себя и побольнее что-нибудь вякнуть.
Сергей за все эти два года не мог забыть слова, сказанные Кате о том, что с легкостью найдет себе развлечение. Он даже и не думал об этом, центром мира и любви в нем видя Романову. А затем, в миг потеряв ее, действительно попытался себя убедить в сказанном. Говоря иначе — пошел блядовать. Одна фанатка сменялась другой: брюнетки, шатенки, рыжие, но только не блондинки. Таких он пару раз во время секса называл Ее именем. Неловко выходило. И пусть это приносило физическое удовлетворение, но на душе с каждым разом все активнее и глубже скребли кошки.
А потом ему показалось хорошей идеей переспать с Машей. Раз с ней у него была какая-никакая эмоциональная привязанность, значит, по его мнению, и романтические отношения могли получиться сносные. Правда, по итогу изменилось лишь то, что добавился секс. Грубый, быстрый, дерганый, будто животный. Обязательно сзади, так, чтобы не видеть ее лица. Днем — попытки поставить спектакли «Точки» в Израиле, вечером — в подсобке нового помещения быстрая разрядка на минут десять. Без прелюдий, грубо затыкая ей рукой рот, другой — оттягивая волосы. Маше нравилась такая грубость, ей представлялось это даже правильным: днем она строгий режиссер, главная в жизни театра и самого Бондина, а вечером можно позволить контроль ненадолго передать ему.
Только в один момент ему стало настолько тошно от новой жизни, что он напился до беспамятства.
Сережа был таким счастливым: успешный молодой актер дебютировал в огромном фильме, по итогу сорвавшему свой куш на онлайн-платформах, директор прорывного для Петербурга театра, так еще и с прекрасной молодой девушкой, своей улыбкой растапливающей все льды. Сережа забрался на вершину, о которой и мечтать не мог. Вот только голова закружилась настолько, что сам сделал шаг в бездну.
Маша постоянно капала ему на уши о том, насколько он талантлив и успешен. И если по началу он ей внимал беспрекословно, настолько, что даже врал Кате, то, стремительно увезя театр в Израиль, речи Шаровой перестали быть сладкими. Потому что перестали быть правдивыми.
Буквально за один вечер Сергей влил в себя две бутылки виски, ничем не разбавляя и не закусывая. Просто сидел на полу балкона, смотрел на вечерний Тель-Авив и пил из горла, уже не скрывая слез. Ему было больно, противно и обидно находиться именно здесь, там, где он ни за что не хотел оказаться, в нулевой точке, когда до этого у него было все.
Допив вторую, из-за досады
