Антикварий - Вальтер Скотт

— Ну что ж, вашей милости непременно нужно поставить на своем! Впрочем, рюмка бренди сейчас стоит денег. Винокуренный завод не работает.

— Надеюсь, он и не будет работать, пока я жив, — сказал Олдбок.

— Ах, легко вашей милости и другим джентльменам так говорить, когда у вас дом — полная чаша, и дрова есть, и сухое платье, и вы можете уютно посиживать у камина. А если бы у вас не было ни дров, ни мяса, ни сухой одежды, и вам приходилось бы работать на холоду, да еще, не дай бог, у вас была бы тоска на душе и всего два пенса в кармане, — разве вам не захотелось бы купить на них рюмку бренди, чтобы забыть про старость и согреться, потом поужинать и проспать с легким сердцем до утра?

— Это хорошее оправдание, Мегги! Неужели твой хозяин сегодня вышел в море после вчерашних трудов?

— Еще бы не вышел, Монкбарнс! В четыре часа утра его и след простыл, когда от вчерашнего ветра море вздулось, как тесто, и наша лодчонка прыгала на нем, как пробка.

— Да, он трудолюбивый малый. Ну, снеси рыбу в Монкбарнс.

— Снесу, снесу! А не то пошлю маленькую Дженни — она скорей добежит. А вот за рюмочкой я зайду к мисс Гризи сама и скажу, что вы меня послали.

Существо неопределенного вида, которое могло сойти за русалку, плескавшуюся в луже между скал, было вызвано на берег пронзительными криками своей мамаши и приведено, как это называла мать, в «приличный вид», для чего поверх короткой, до колен юбчонки, составлявшей единственное одеяние девочки, был накинут красный плащик. После этого она была отправлена с рыбой в корзинке и поручением передать от имени Монкбарнса, чтобы рыбу приготовили к обеду.

— Редко случается моим женщинам, — с немалым самодовольством заметил Олдбок, — так удачно купить рыбу у этой старой сквалыги, хотя они иногда битый час спорят с ней под окном моего кабинета, и кричат, и верещат, как три чайки при сильном ветре. Однако пора нам направить свой путь к Нокуинноку.

ГЛАВА XII

Что?.. Нищие?.. Да нет средь нас свободней!Неведомы им подати, законы.Не чтят властей и верят только в то,Что из преданий древних почерпнули.Все правда, но… не бунтари они.

С разрешения читателей, мы опередим шествовавшего медленным, хотя и твердым шагом антиквария, чьи ежеминутные остановки, когда он оборачивался к своему спутнику, указывая на какую-нибудь достопримечательность ландшафта или развивая какую-либо излюбленную мысль дольше, чем это позволял процесс ходьбы, немало задерживали их продвижение.

Несмотря на утомление и опасности предыдущего вечера, мисс Уордор нашла в себе силы встать в обычный час и заняться своими повседневными делами, предварительно убедившись, что состояние здоровья отца не внушает опасений. Если сэр Артур и испытывал некоторое недомогание, то только как следствие недавних больших волнений, но этого все же было достаточно, чтобы удерживать его в спальне.

Когда Изабелла оглядывалась на события предшествовавшего дня, они вызывали в ней очень неприятные мысли. Она была обязана спасением своей жизни и жизни отца как раз тому, кому она менее всего хотела быть чем-либо обязанной, так как едва ли могла высказать ему даже обычную благодарность, не возбудив в нем надежд, опасных для них обоих. «Почему суждено мне принимать благодеяния, оказанные с таким большим риском, от человека, чью романтическую страсть я непрестанно старалась развеять? Почему случай дал ему это преимущество передо мной? И почему — ах, почему! — полуугасшее чувство в моей груди, вопреки трезвому рассудку, заставляет меня почти что ликовать от того, что все сложилось именно так?»

Поглощенная этими самообвинениями в своенравной прихоти, мисс Уордор увидела, что по аллее приближается не молодой и страшный для нее спаситель, а старый нищий, игравший такую видную роль в мелодраме вчерашнего вечера.

Она позвонила горничной.

— Приведи старика наверх!

Через минуту служанка вернулась.

— Он ни за что не хочет идти наверх, мисс! Говорит, что его грязные башмаки за всю его жизнь не ступали по ковру и — с соизволения божия — никогда и не будут. Не прикажете ли отвести его в людскую?

— Нет, погоди! Я хочу поговорить с ним. Где он? — спросила мисс Уордор, так как потеряла его из виду, когда он подошел к дому.

— Сидит на солнышке во дворе, на каменной скамье, под окном изразцовой гостиной.

— Скажи ему, чтоб подождал. Я сойду в гостиную и поговорю с ним через окно.

Она так и сделала и застала нищего полулежащим на скамье под окном. Эди Охилтри, как он ни был беден и стар, все же, по-видимому, сознавал благоприятное впечатление, производимое его высокой фигурой, властными чертами, длинными седыми волосами и огромной белой бородой. О нем говорили, что его редко можно было увидеть в позе, которая не показывала бы этих его личных достоинств в наиболее выгодном свете. В настоящую минуту, когда он сидел, откинувшись, на скамье, положив подле себя посох и суму и подняв краснощекое, хотя и морщинистое лицо к небу, куда был устремлен внимательный взор его серых глаз, в которых светились житейская мудрость и сарказм, когда он затем быстро оглядел двор и снова поднял глаза, — он мог бы послужить художнику моделью старого философа школы циников, размышляющего о тщете всех людских потуг, о быстротечности всего земного и возносящего взор к единственному источнику, из которого человек может черпать непреходящее благо. Молодая леди, чья высокая и изящная фигура появилась в открытом окне, за решеткой, какими защищали, по обычаю старины, нижние окна замков, представляла иной интерес и при романтически настроенном воображении могла быть принята за пленную деву, повествующую о своих страданиях паломнику, чтобы он мог воззвать к благородству любого встреченного в пути рыцаря, дабы тот освободил ее из тяжкой неволи.

Высказав в выражениях, казавшихся ей наиболее подходящими, свою благодарность, которую нищий отклонил как далеко превышающую его заслуги, мисс Уордор заговорила языком, который, как она полагала, должен был лучше доходить до сердца старика. Она не знает, сказала молодая леди, что именно отец собирается сделать для того, кто их спас, но, несомненно, сэр Артур избавит его от всяких забот до скончания его дней. И если он хочет жить в замке, она сама даст распоряжение…

Старик улыбнулся и покачал головой.

— Я только злил бы и позорил ваших важных слуг, миледи, а я не припомню, чтобы позорил кого-нибудь за всю свою жизнь.