Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы - Абрам Рейтблат

Водораздел определялся не столько социальными, сколько культурными критериями. Вместе с аристократами роман резко осуждали и разночинцы М.П. Погодин[338] и Н.И. Надеждин[339].

Можно утверждать, что отвергли роман лишь элитарные культурные группы, характеризующиеся высоким уровнем образования. И лишь поскольку подобных лиц именно среди аристократии было довольно много, а среди представителей «среднего» сословия и социальных низов – мало, можно говорить и о том, что среди одних социальных слоев преобладали поклонники, а среди других – противники романа.

Проведенный В.А. Покровским анализ списка подписчиков на первое издание «Выжигина» (список помещен в самой книге и включает 440 чел.) показал, что чиновники и помещики составляли 66 %, офицеры – 27,5 %, купцы – 6 % (в территориальном аспекте соотношение следующее: Петербург – 42 %, Москва – 6 %, провинция – 52 %)[340]. Покровский заключил на этой основе, что «главная масса читателей “Ивана Выжигина” состояла из дворян, поместных и служащих, по преимуществу провинциальных. Читатели буржуазного круга составляли очень небольшую часть»[341]. Соглашаясь в целом с этим выводом, следует сделать некоторые уточнения. Покровский не принимает во внимание специфический характер самого института подписки и отождествляет его с покупкой книг и даже чтением. Подписка по своему происхождению представляет собой форму коллективного меценатства. (Позднее подписка на одну книгу перестала практиковаться, а подписка на собрание сочинений или серию книг, как и на периодическое издание, стала служить гарантией получения издания и позволяла в ряде случаев рассрочить плату.) Поэтому вполне естественно, что в число подписчиков входили самые состоятельные из числа покупателей (книги можно было легко приобрести по выходе в книжных магазинах) и тем более читателей (так как книги были весьма дороги в то время, купить интересующее издание мог далеко не каждый желающий). Исходя из этого, мы склонны считать, что доля недворян (мелкие чиновники, купцы, мещане, грамотные крестьяне и т. д.) среди читателей «Выжигина» была существенно выше, чем среди подписчиков[342]. Безусловно, у социальных низов роман не мог иметь успеха (в круг их чтения, как писал и сам Булгарин, входили лубочные и религиозные книги, «Выжигин» для этих читателей был слишком сложен и чужд). Основным потребителем романа являлся «средний слой» читателей, чьим вкусам и потребностям он соответствовал в наибольшей мере. Впервые читатели из «среднего сословия» выступили против оценок хорошо образованных и высоко стоящих в социальной иерархии авторитетов, «голосуя рублем»: роман в краткий срок выдержал три издания.

Многие свидетельства демонстрируют тесную связь Булгарина с его аудиторией. Он делил читателей на четыре категории: 1) «знатные и богатые люди»; 2) «среднее состояние. Оно состоит у нас из: а) достаточных дворян, состоящих на службе; б) помещиков, живущих в деревнях; в) бедных дворян, воспитанных в казенных заведениях; г) чиновников гражданских и всех тех, которых мы называем приказными; д) богатых купцов, заводчиков и даже мещан. Это состояние самое многочисленное, по большей части образовавшееся и образующееся само собою, посредством чтения и сообщения идей, составляет так называемую русскую публику»; 3) «нижнее состояние. Оно заключает в себе мелких подьячих, грамотных крестьян и мещан, деревенских священников и вообще церковников и важный класс раскольников»; 4) «ученые и литераторы»[343]. Своим адресатом он выбрал «среднее состояние», или «публику». Характерный жест – вразрез с традицией, предписывавшей посвящать книги влиятельным покровителям, друзьям или родственникам, он свои «Сочинения», вышедшие в 1827 г., посвятил «читающей русской публике в знак уважения и признательности». Булгарин сделал своих читателей основной точкой отсчета, стремясь удовлетворить их запросы, «угодить», как он выражался[344]. Он следующим образом резюмировал позиции читателей по отношению к журналистам: «Вы действуете, мы судим; вы работаете, мы платим… будьте с нами поосторожнее и повежливее!»[345]

Стремясь расширить круг читателей в России, приобщить к чтению новые социальные слои, Булгарин учитывал их интересы и вкусы, менял тематику и проблематику публикаций, заимствовал зарубежный (главным образом французский) опыт.

О.А. Пржецлавский, хороший знакомый Булгарина, вспоминал, что он «в совершенстве знал свою публику; она в то время была нетребовательна, легко было удовлетворять ее вкусу <…> день купца, чиновника, делового человека начинался непременно с прочтения “Пчелки”»[346].

Подполковник Корпуса жандармов Васильев докладывал начальству, что «газеты русские (самой популярной из них была “Северная пчела”. – А.Р.) не читаются высшими классами, до сих пор все сведения политические гораздо удобнее прочесть в журналах иностранных, которых так много в России, но русские газеты читаются не только дворянами, но во всех лавках и лавочках, в торговых местах, в народных харчевнях, в конторе каждой государственной власти, головами, писарями, унтер-офицерами и вожатыми многочисленного отдела народа – раскольниками…»[347]. Поэт-самоучка Слепушкин писал в стихотворении «Рассказ сбитеньщика»:

Извозчик, саечник, столяр,Обручник, плотник и маляр,Все господа мастеровыеЗа чай – и локти по столуКричат: «Подай-ка ты “Пцолу”!»[348]

Советы, которые Булгарин давал П.С. Усову, секретарю редакции «Северной пчелы», демонстрируют хорошее знание им своей аудитории и стремление «потрафить» ее вкусам. Булгарин исходил из того, что «большинство публики любит легкое» и при этом «ищет в журналах и газетах разнообразия». Поэтому раздел «Смесь» «составляет в каждой газете то же, что душа в теле». Он утверждал: «…публика наша любит только тогда политику, когда в политике таскают друг друга за волосы и бьют по рылу», поэтому «лучше писать, что немецкий сапожник расквасил себе рыло, чем догадки и рассуждения о судьбах царств!» Понимая, что малообразованных читателей больше интересует русская жизнь, особенно в бытовых ее аспектах, он просил то, «что получено из провинции, если можно, тотчас печатать. Наша русская блоха важнее парижского слона для русских газет». Булгарин указывал, что «при недостатке политики “Пчелу” можно поддержать только литературою и оригинальною болтовнею»[349]. «Болтовню» (в форме еженедельного фельетона) он поставлял в газету сам, и это был один из наиболее любимых читателями разделов «Пчелы». Фельетон этот был построен как беседа с читателем, что сразу же создавало некоторого рода интимную связь Булгарина с его публикой.