Полное собрание сочинений. Том 85 - Толстой Л.Н.

* 34.

1884 г. Ноября 7/8 ночью. Москва.

Не сплю ночь, и меня мучаетъ и то, что я не видалъ васъ передъ отъѣздомъ, и то, что не поѣхалъ съ вами, и то, что написалъ вамъ дурное холодное письмо. Пожалуйста не сердитесь на меня. Вы мнѣ ужасно дороги и близки. Я чувcтвую это теперь и страдаю отъ того, что думаю, что сдѣлалъ вамъ больно. Получилъ нынче телеграмму на ваше имя.1 Пошлю это письмо рано утромъ и еще пошлю телеграмму, чтобы узнать, простили ли вы меня.

Л. Т.

Письмо печатается впервые. На подлиннике пометка рукой Черткова «8 Нояб. 84. М» и «№ 35», несоответствующий нашей порядковой нумерации, основанной на времени написания писем, а не получения их. Датируем, исходя из содержания самого письма, указывающего на то, что оно отправлено вместе с телеграммой того же содержания, т. е. телеграммой от 8 ноября, которая печатается следующим номером.

Об обстоятельствах, при которых писалось это письмо, см. комментарий к предыдущему письму, № 33, от 7 ноября 1884 г.

1 О какой телеграмме на имя Черткова здесь говорится — сведений не имеется.

* 35.

1884 г. Ноября 8. Москва.

Ѣхать теперь почти не могу. Нездоровъ. Простите.

Толстой.

Текст телеграммы печатается впервые. На телеграфном бланке пометка рукой Черткова «8 ноября 84». Датируем на основании текста письма № 34 от 7/8 ноября 1884 г. и служебных отметок на телеграфном бланке: «8, подана в 5 ч. попол.»

Обстоятельства, при которых написана телеграмма, разъяснены полностью в комментарии к предшествующему ей письму. Относительно слова «почти» в словах телеграммы «ехать почти не могу» возможно некоторое сомнение, правильно ли оно передано телеграфом, хотя фраза в целом до некоторой степени правдоподобна, передавая то состояние физической и психической вялости при отсутствии явного нездоровья, о котором Толстой говорит в письме от 7/8 ноября.

* 36.

1884 г. Ноября 13—14. Москва.

Сейчасъ получилъ отъ васъ давно ожидаемое письмо, милый другъ, и такое именно, какое я желалъ. —

Вы правы — нашъ разговоръ съ вами съ Ге былъ нехорошій. Мнѣ чувствовалось, что тутъ что-то тяжелое и дурное. Дьяволъ силенъ. Самъ не замѣтишь, какъ въѣдешь во что-то неестественное и лишнее. Но я очень радъ, что вы согласились съ мыслью моего перваго письма.

Вы мнѣ со всѣхъ сторонъ дороги. Ваша тревога, все ваше состояніе, к[оторое] я не сумѣю назвать, я знаю очень хорошо, п[отому] ч[то] я только что пережилъ его (и то слишкомъ смѣло сказать — пережилъ). И знаю, какъ оно — не мучительно, но тяжело, напряженно, какъ не мучительна, но тяжело напряженна бываетъ полевая страдная работа,1 и знаю, какъ оно необходимо и неизбѣжно. Надо пережить его. Я былъ старше и, думаю, менѣе горячъ. И думая объ васъ, всегда думаю — помогай ему Богъ. Но хорошо, что вы признаете то, что нужно меньше напряженія, нужно придти къ успокоенію. —

Вскорѣ послѣ васъ Шувалова2 просила меня пріѣхать къ ней, чтобы узнать о васъ. Я засталъ у нея Пейкеръ.3 Онѣ говорили про васъ, и Е[лена] И[вановна] понравилась мнѣ больше, чѣмъ Пейкеръ. Онѣ, разумѣется, не понимаютъ того, что двигаетъ вами, и, не понимая, хотятъ судить. Я и не пытался объяснить имъ. И уѣхалъ подъ впечатлѣніемъ неразрѣшимаго недоразумѣнія, но очень дружелюбно, въ особенности съ Шуваловой.

Вашу телеграмму я получилъ въ тотъ день, когда послалъ свою, и эту телеграмму я показалъ имъ. Право отвѣта на вашу телеграму4 я берегу, чтобы воспользоваться, если понадобится.

Я спокоенъ, и мнѣ и вокругъ меня хорошо. — Жизнь моя не та, какую я одну считаю разумной и не грѣшной, но я знаю, что измѣнить ее силъ у меня нѣтъ, я уже пытался и обломалъ руки, и знаю, что я никогда или очень рѣдко упускаю случай противодѣйствовать этой жизни тамъ, гдѣ противодѣйствіе это никого не огорчаетъ. —

Скоро послѣ васъ былъ у меня Сютаевъ — сынъ,5 тотъ, к[оторый] былъ въ солдатахъ. Онъ 2½ года пробылъ въ крѣпости, изъ нихъ 5 мѣсяцевъ былъ въ сумасшедшемъ домѣ на испытаніи и 1½ года отслужилъ; но не присягалъ. Вы его видѣли. Его зовутъ Иванъ, маленькой ростомъ. Мы съ нимъ во всемъ согласны, кромѣ внѣбрачныхъ отношеній, кот[орыя] онъ считаетъ не грѣхомъ. Онъ впрочемъ согласился, что это зло. Онъ пробылъ у меня 3 дня, и мы полюбили другъ друга. Я шутя говорилъ, что я бы его истолокъ съ вами въ ступѣ и сдѣлалъ бы изъ васъ двухъ людей прелестныхъ. Разумѣется это вздоръ, и Богъ знаетъ лучше, и вы лучше, какой вы есть. — Еще получилъ «Въ чемъ моя вѣра», напечатанное по-нѣмецки и прекрасно переведенное.6 — Ничего еще не знаю о томъ, отозвалось ли оно тамъ въ комъ нибудь. Это была радость для меня, больше дурная, тщеславная. Передайте мой привѣтъ вашей матушкѣ. Е. И. Шувалова сказала мнѣ, что, по ея мнѣнію, мы полюбимъ другъ друга. И я былъ этому очень радъ.

Еще хочется вамъ сказать: вы мало обращаете вниманіе на искушеніе Христа въ пустынѣ. Мнѣ это мѣсто ужасно близко и постоянно служитъ руководствомъ. Нельзя искушать Бога — ни тѣмъ, чтобы убить себя, ни тѣмъ, чтобы отступать отъ тѣхъ требованій тѣла, которыя вложены въ насъ Отцомъ же. Должно себя лишать, но есть тотъ предѣлъ, гдѣ я, моя душа, мое сердце, моя мысль перестаютъ дѣйствовать свободно и по Божьи. А вы дѣлаете это. Не ломайте слишкомъ круто своихъ привычекъ — сна, ѣды, даже увеселеній, отдыха, подъ к[оторымъ] я разумѣю искуство — чтеніе — музыка.

Полностью печатается впервые. Отрывок был напечатан в Б, III, Госизд., М., 1922, стр. 4. На подлиннике пометки рукой Черткова: «М. 14 ноября 84» (вероятно соответственно штемпелю отправления) и «№ 36». Датируем, исходя из того, что в Москве штемпель отправления мог соответствовать дню написания письма, но мог быть положен и на следующий день.

Повидимому, Чертков, уехав из Москвы утром 7 ноября в Лизиновку, послал Толстому телеграмму немедленно по приезде на ближайшую к ней железно-дорожную станцию Россошь или даже с дороги, потому что Толстой говорит в своем письме о получении этой телеграммы в тот самый день, когда он послал свою, т. е. 8 ноября. Телеграмма эта не сохранилась, но судя по тому, что Толстой, как это видно из его письма, показал ее тетке Черткова гр. Шуваловой и ее приятельнице Пейкер, в ней не заключалось ничего интимного и затрагивающего вопрос об обстоятельствах, при которых он уезжал из Москвы. Почти немедленно после отсылки этой телеграммы Чертков должен был получить телеграмму Толстого от 8 ноября, но, повидимому, и она не дала ему еще возможности найти в себе настроение, нужное для откровенного объяснения с Толстым по вопросу о неприятно поразившем его разговоре с ним и с Ге-младшим [см. комментарий к п. № 33 от 7 ноября], и только по получении взволнованного письма Толстого, написанного в ночь с 7 на 8 ноября, он чистосердечно высказался на эту тему. К сожалению, это письмо Черткова тоже не сохранилось.

1 Слова: полевая страдная вписаны поверх строки.

2 Гр. Елена Ивановна Шувалова (1830—1922), родная тетка Черткова по отцу, жившая в то время с сыном в Москве. В первом браке — за гр. М. В. Орловым-Давыдовым, после смерти которого вышла замуж за гр. П. А. Шувалова, известного при Александре II цередворца, начальника III отделения, ведавшего государственными преступлениями, позднее — русского посла в Лондоне. Принадлежа к тому же великосветскому кругу, увлеченному проповедями Пашкова, как и Е. И. Черткова, естественно разделяла ее тревогу по поводу отпадения В. Г. Черткова, своего племянника, от христианской догмы.

3 Александра Ивановна Пейкер (р. 1854 г.), дочь Олонецкого губернатора. Образование получила за границей. Обладала большими музыкальными способностями и прекрасным голосом, который открывал перед ней оперную карьеру, но под влиянием проповеди евангеликов отказалась от светской жизни и, примкнув к группе пашковцев, посвятила себя проповеди Евангелия и благотворительности. На этом поприще близко сошлась с Елиз. Ив. Чертковой и на всю жизнь стала ее лучшим другом. С 1880 г. взяла на себя издание и редактирование основанного ее матерью, М. Г. Пейкер, журнала евангелического направления «Русский рабочий» (об этом журнале см. прим. 1 к п. № 50 от 25—26 марта 1885 г.).

4 Чертков, очевидно, послал Толстому телеграмму с оплаченным ответом.

5 Иван Васильевич Сютаев, младший сын Василия Кирилловича Сютаева (ум. 1892 г. около 73 лет от роду), крестьянина Тверской губ., самобытного религиозного мыслителя, отвергавшего все догмы и обряды, последовательного коммуниста в вопросах собственности, оказавшего в начале 1880-х гг. огромное влияние на Толстого. Об этом влиянии Толстой много раз говорил в самых ярких словах в письмах к разным лицам и особенно в «Письме к Энгельгардту» от декабря 1882 г. (см. т. 63) и в статье своей «Так что же нам делать?», в гл. XIV и XXXVIII (см. т. 25). Услышав о нем впервые летом 1881 г. от А. С. Пругавина, он в ту же осень посетил его в родной деревне его Шевелино, Новоторжского у., воспользовавшись для этого пребыванием в этом уезде у знакомых своих Бакуниных, а в последующие годы Сютаев, будучи в Москве, не раз был у Толстого (см. об этом в указанной XIV главе в статье «Так что же нам делать?», а также в книге И. Л. Толстого «Мои воспоминания», М., 1914, гл. XVII). В 1884 г. Толстой уже не имел возможности видеться с Сютаевым: в письме своем к А. С. Бутурлину от 19 февраля названного года, отвечая на вопросы о Сютаеве, он говорит: «Сютаев жив. Я не мог видеть его. Велено меня не пускать к нему, а его ко мне» (см. т. 63). Младший сын Сютаева, Иван Васильевич (р. 1856 г.), глубже двух старших братьев воспринял влияние своего отца. В то время когда В. К. Сютаев пришел самобытным внутренним процессом к отпадению от православия и, приказав вынести из дому иконы, навлек на себя как этим, так и другими открытыми заявлениями своих новых взглядов озлобление священников и крестьян, Ивану Сютаеву было всего 17 лет, и всё происшедшее произвело на него очень сильное впечатление. В 1877 г., когда ему нужно было отбывать воинскую повинность, он, руководствуясь своими религиозными убеждениями, отказался от исполнения военных обязанностей, за что просидел несколько лет в разных местах заключения, в том числе и в Шлиссельбургской крепости. После освобождения он работал одно время вместе с братьями в Петербурге. Интересовавшийся Сютаевым-отцом и его сыновьями Чертков в письме от 15 июня 1884 г., между прочим, писал Толстому: «В Петербурге я повез Крамского [художника И. Н. Крамского] к сыновьям Сютаева, которые там работают в монументальной мастерской. Мы имели с ними два непродолжительных свидания и много хорошего и интересного мы оба вынесли из этого общения... Младший из них очень симпатичен и, кажется, очень бескорыстно и кротко ищет истину». Когда в 1885 г. в Петербурге был открыт склад «Посредника», Иван Сютаев, сблизившийся с Чертковым, одну зиму жил при складе, исполняя обязанности артельщика, истопника и т. п.; затем снова вернулся на землю. После смерти отца старшие братья его изменили тем взглядам, которые они усвоили от него. Но Иван продолжал вести строгую жизнь, воздерживаясь от вина и табаку и в то же время не венчаясь с женой, не крестя детей и т. д. Составленные им интересные записки обо всем пережитом до сих пор не напечатаны. Подробные сведения об И. В. Сютаеве и отце его В. К. Сютаеве см. в статье К. С. Шохор-Троцкого «Сютаев и Бондарев» в ТЕ 1913 г.