Телохранитель для мессии (Трилогия) - Юлия Морозова

Заклинание относилось к разряду высших в магии Живых Разумных Существ. Но не каждый Мастер рисковал к нему прибегнуть. Применив данное заклинание, ты не просто узнаешь информацию, ты ее вспоминаешь, становясь на время совершенно другим человеком, с его бедами и радостями, переживаешь все то, что ему пришлось испытать, вплоть до той боли, которую причинил ему при ритуале. Последствия нелегко предсказать, даже при помощи Мастера Пророчеств. Поэтому предусмотрительные маги очень редко прибегали к нему, как правило стараясь заменить его более простыми и менее болезненными заклинаниями. Но сейчас был крайний случай. Мне нужно не просто запомнить информацию, я должна знать! Только так мне удастся выбраться из дворца и не оказаться снова в его стенах. Отбросив последние колебания, я решительно села рядом с перепуганной девушкой.

— Мне нужна твоя помощь, девочка. Посмотри на меня.

Загипнотизированная требовательным тоном, она подняла глаза и больше не смогла отвести взгляд. Я осторожно, кончиками пальцев, коснулась ее висков, входя в то особое состояние, которое всегда предшествовало особенно трудным заклинаниям. Риса дернулась, как будто вместо прохладной кожи мои пальцы покрывал раскаленный металл, но не смогла освободиться от навязанной воли. Мое сознание сквозь прикосновение неторопливо потекло навстречу той стене страха, которая окружала ее. Нужно подобрать слово–ключ, открывающее ворота в эту крепость. Что это может быть? Имя матери, отца, брата, любимой бабушки? Или приказать: «Откройте именем Императора»? Мне почудилось или барьеры и правда слегка поддались в ответ на мою дурацкую шутку? Пароль — Император? Нет. Что же тогда? Дэрриш. Я почти не заметила, как рухнули все барьеры, и даже не успела порадоваться, как все просто, потому что я уже больше не была собой.

…Я сижу за деревянным столом, который кажется маленькой мне просто огромным. Статная женщина в аккуратном холщовом платье — моя самая красивая в мире мама, которая делает самый вкусный на свете мясной пирог. Бесформенное тесто в ее ловких руках превращается в чудо–дворец с мясной начинкой, который исчезает в недрах огромной печи. То–то обрадуется папа, когда вернется с поля. Хлопает дверь, и в комнату входит большой мужчина с большими руками — мой отец. Он хватает меня и высоко подбрасывает в воздух. Я оглушительно визжу, а он так же оглушительно смеется. Рядом звонко хохочет мама.

…Мне восемь. В нашем просторном доме никто больше не смеется, он стал большим погребальным костром моего отца. Языки пламени, вздымаясь к самому небу, сжирают все, что мне было дорого, оставляя после себя такое непостоянное тепло. Я стою рядом со сгорбленной фигурой матери, зябко кутающейся в черную накидку, в то время как у меня от жара все лицо в испарине. До меня долетает перешептывание соседей, их голоса змеями заползают в мои уши: «Такой молодой… Какое несчастье… Разве можно справиться в одиночку с оборотнем… Мафа тронулась… Дом не пожалела… Что с дитем будет?» Я стараюсь не слышать эти такие разные и такие похожие голоса, вслушиваясь в сытое потрескивание горящего дерева.

…Меня и мои нехитрые пожитки везет тряская телега по размытой слякотью поздней осени дороге. Крепкая лошадка ходко бежит, с каждой минутой приближаясь к столице, где проживает мой дядя, брат матери, которая, не выдержав горя, ушла в монастырь святой Толмы, покровительницы вдов. Тилана встречает меня противным моросящим дождем и неприветливыми стражниками на воротах, которые очень долго держат нас на въезде, так как им вовсе не хочется выходить из–под теплых, сухих навесов. Дом главного распорядителя прислуги третьего уровня, а по совместительству и моего дяди рента Арвала, после нашей небогатой деревни кажется мне верхом роскоши. Только принимают меня тут совсем не по–родственному. Оказывается, моя мать разругалась со всей немногочисленной родней, когда настояла на своем и вышла замуж за неотесанного деревенщину, по чистому недоразумению оказавшегося в столице. В память об этом прискорбном событии меня не готовят, как моих двоюродных сестер, в личные служанки высокородной дамы, а отправляют на кухню прислугой второго уровня. Дни до безобразия похожи один на другой.

…Мне пятнадцать. Фигура округлилась в нужных местах, даже Дила завистливо вздыхает при взгляде на мою грудь. На меня уже обращают внимание мужчины. Но рента Тарина говорит, что если я хочу чего–то добиться в этой жизни, то не побегу с первым подмигнувшим мне гвардейцем «любоваться на луну». До сих пор не понимаю, чем я приглянулась распорядительнице пятого уровня. По словам всезнайки Дилы, она забрала меня из прислуги второго уровня исключительно в пику моему дяде (поговаривают, в ранней молодости между ними что–то было, но так и не закончилось священными узами брака). Трудно представить, глядя на эту суровую женщину, что когда–то она бегала на свидания. Теперь перед ней трепещет вся без исключения прислуга, даже личные служанки не погнушаются уважительно с ней поздороваться. Именно под ее началом у меня раскрылся талант за считанные мгновения приводить в порядок прически и туалеты признанных красавиц, в каком бы плачевном состоянии они ни находились. Я уже умею считать и могу написать свое имя. Жизнь налаживается.

…Моя шестнадцатая весна. Дорожка дворцового сада торопливо несется у меня под ногами. Мне не до окружающих красот — герцогиня Рианская случайно оступилась в саду и упала прямо в колючие кусты декоративного шиповника. Страшно подумать, что стало с ее платьем! Я бегу со всех ног к Ее сиятельству, зная, как она сурова с нерадивыми слугами. Дорожка делает резкий поворот, и чьи–то сильные руки ловят меня, не давая упасть. О ужас! Я чуть не сбила с ног Его Императорское Высочество! Но вместо того чтобы примерно меня наказать, Дэрриш (Единый, как я смею его так называть!) просто говорит:

— Поторопись, девочка. Велисса не в самом лучшем настроении. Помоги ей. — И добавляет: — Я надеюсь на тебя.

И улыбается своей неотразимой улыбкой, которую еще очень долго потом, стоит мне закрыть глаза, я вижу перед собой. Он уходит, оставляя меня в полнейшем потрясении от его ослепительной красоты и величия.

В чувство меня приводят гневные крики в отдалении, куда я тотчас устремляюсь. Привести в порядок герцогиню не составляет труда. Там и требуется всего–то в нескольких местах прихватить платье, расправить затяжки и чуть взбить прическу. Другое дело — собственные чувства. Я влюбилась. Любовь с первого взгляда. Нет, это нельзя назвать любовью — обожание, поклонение, вознесение на пьедестал. Как же может быть иначе, когда влюбляешься в наследного принца.