Мой мир: рассказы и письма художницы - Наталья Григорьевна Касаткина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не сердись, если не «погладила тебя по головке», не «пожалела»! Не хочу растравлять тебя больше, чем ты сама это сделала. Бодрись и действуй! Вот всё, что могу посоветовать. Целую. Наташа. Привет сердечный Елизавете Андреевне.
Р. S. Посмотри на Лику41, которая почти слепа в 47 лет и живет со взрослой дочерью на 50 руб. Да и сама так часто попадает в больницу. И этот человек всегда улыбается, никогда не задумывается, а не прошла ли жизнь зря? А ведь она была в тысячу раз способнее, например, таких как я. У неё был, как говорится, Божий Дар. Так что же: пропала её жизнь или нет? Я полагаю, что если бы она достигла вершин успеха и больших заработков, почти наверняка можно было бы ответить: пропала! Вот у меня такой взгляд на эти дела. Так что если стремишься как-то «прозвучать» на этом свете, то я тебе не советчик. Я этому не придаю никакого значения. Я люблю «неудачников», т. е. удачников по большому счёту. <…> А Ирина? Осенью ей будут делать третью операцию, т. к. нога не срастается. Этот человек всегда улыбается, и мы все «висим» на ней, она всех нас поддерживает и умиротворяет. Правда, по телефону, видимся редко.
Целую тебя, Наташа. Ты просила у меня практических советов, а я, видишь, не способна их дать. Но я всегда стараюсь докопаться до «серединки»!
Конверт письма от от 30 августа 2007 Н. Касаткиной к И. Шелковскому
II. Переписка Натальи Касаткиной и Игоря Шелковского. 1981-2012
Игорь Шелковским (р. 1937), художник.
В 1959 г. закончил Московское областное художественное училище памяти 1905 года (в наст, время – Московское государственное академическое училище, МАХУ). В 1976 г. эмигрировал во Францию, где в 1979–1986 гг. выпускал журнал «A-Я», посвящённый неофициальному русскому искусству (было выпущено 8 номеров). С 2000-х гг. Игорь Шелковский живёт между Москвой и Парижем. Участник огромного количества групповых и персональных выставок. Организатор более 5 выставок художника Фёдора Васильевича Семёнова-Амурского в России и за рубежом.
С Натальей Касаткиной Игорь Шелковский познакомился ещё в училище. Когда они вместе оказались на театральном отделении, то появился общий круг друзей. После окончания училища общение стало эпизодическим, а с отъездом Шелковского во Францию и вовсе прервалось. Лишь с середины 2000-х наладилась стабильная переписка, продолжающаяся до весны 2012 г. – когда Игорю Шелковскому вернулось его же письмо с пометкой «адресат умер».
К счастью, в архиве Игоря Шелковского сохранились не только письма Н. Касаткиной к нему, но и копии его писем – сказался навык почтовой переписки в советские годы, когда письма часто «пропадали» и приходилось не раз их дублировать (во времена издания журнала «A-Я» материалы из Москвы отправлялись иногда трижды).
Публикуем выборочно переписку двух художников; внутри писем есть незначительные сокращения (опущены неизбежные при такой нестабильной связи повторы).
Переписку предваряет текст Игоря Шелковского о Наталье Касаткиной, написанный к выставке «Всё не так» (Москва, 2015).
Середина пятидесятых…
Середина пятидесятых: мы находились тогда как бы в условиях культурного вакуума. Старая сталинская культура нам была отвратна – соцреализм с изображением партийных заседаний, а другая, «оттепельная», только начинала складываться.
Мы познакомились с Наташей Касаткиной в художественном училище 1905 года, куда мы поступили в 1954 году. В училище было два отделения: театральное и педагогическое. Первые два года они не разделялись.
В наши годы большинство студентов стремилось учиться на педагогическом, и с трудом удалось набрать двенадцать человек на отделение театральное, которое резко отличалось. Если у «педагогов» не было никаких других идеалов кроме передвижнических, то мы – «театралы» – изо всех сил старались узнать, что делается в мире, что такое современное искусство, что было до утверждения соцреализма. Каналы были разные. Помню, как мы выбегали к газетному киоску для того, чтобы заполучить журнал «Польша» с яркой обложкой и репродукциями. С точки зрения художественной информации он нам был не менее интересен, чем журнал «Америка», его также было крайне сложно достать.
То, что было до «ледяного» сталинского периода, мы только начинали понемногу узнавать. В музее Пушкина после совершенно неинтересной выставки «Подарки Сталину» (вазы, ковры, оружие) начали потихоньку крошечными дозами вывешивать французских импрессионистов из бывшего Музея нового западного искусства: Моне, Сислей, Писсаро. Потом появился «Круг заключённых» Ван Гога. Каждое такое появление было для нас сенсацией.
Наталья Касаткина. Переславль-Залесский. Сентябрь 1958.
Фото Игоря Шелковского
В стремлении обрести хоть какую-то почву под ногами, узнать, что было до пресловутого культа личности, нам помогало то, что прошло сравнительно мало времени с авангардного периода и оставался в живых кое-кто из участников того пиршественного стола. Нашим художественным руководителем на отделении был Виктор Алексеевич Шестаков – бывший главный художник театра Мейерхольда42. После его смерти мы позвали «на царство» Исаака Моисеевича Рабиновича (главного художника Вахтанговского театра)43, также прославившегося в 1920-е годы. Конечно, они были отчасти сломленные, с трудом выжившие в эпоху соцреализма. Но всё-таки что-то осталось и от тех завидных времён, когда художник был свободен и делал то, что он хотел делать. Были живы ещё Татлин, Удальцова, Родченко, Кручёных, Леонидов, Мельников. Оказывали влияние на умы и активно тогда работавшие Фальк и Фаворский. Некоторые из авангардистов стали бедными больными стариками.
Наташа с родителями жила на Тверском бульваре, во дворе, относящемся к знаменитому Дому Герцена, Литературному институту, по соседству со зданием бывшего Камерного театра. Говорят, что дворником в этом дворе работал тогда Андрей Платонов. И мы обходили сугробы или осенние листья, наметённые им, ничего не зная ни о писателе, ни о его произведениях.
Я провожал её до дому почти ежедневно. Мы шли пешком и оживлённо что-то обсуждали. Потом я возвращался домой на Старую площадь, по дороге заходя в букинистические магазины. Их было пять. На тогдашней улице Горького, в проезде Художественного театра, в здании театра Ермоловой, на Кузнецком мосту и на Новой площади. «Заратустра» Ницше, издание 1913 года, литографии Наталии Гончаровой, сборник Шопенгауэра – лучшие мои уловы тех лет. Книги по философии, которые теперь можно купить в любом книжном магазине, были тогда редчайшими находками.
Квартира Касаткиных представляла из себя «дуплекс»: наверх в кабинет папы Наташи Александра Никаноровича Зуева44, писателя, только недавно вернувшегося из сталинских лагерей, вела скрипучая винтовая лестница. Оттуда доносился ароматный запах трубочного табака. Квартира почти ежедневно наполнялась гостями: мама Наташи, Агния Александровна, готовила чай и бутерброды. Искусствовед Фёдоров-Давыдов, семья Мазелей, скульптор Шалимов – все были людьми 1920-х годов, и им было что вспомнить и что рассказать. Часто бывал там Александр Февральский45, бывший литературный консультант театра Мейерхольда. Из его рассказов запомнилась частушка той эпохи:
Не пройти корове по льду —Ноги разъезжаются.Не пойду я к Мейерхольду,Пусть не обижается.На каждой лампочке (большая
