Переплет - Бриджет Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отец спустится через минуту. Желаете чего-нибудь? Может, стаканчик хереса? Мы только что пообедали, к сожалению. Ужин в восемь.
– Благодарю.
Люциан Дарне захлопотал у графина в дальнем углу комнаты, и мне стало легче. Я с силой выдохнул и сжал ноги, чтобы унять дрожь в коленях. Он не помнил меня. Когда мы виделись в прошлый раз, во взгляде его читалась ненависть. Теперь в нем не было ничего, ни капли узнавания, ни следа презрения или ярости – ничего, что могло бы мне навредить, лишь легкая тень высокомерия, которая, судя по всему, была для него привычным выражением и не относилась ко мне.
– Прошу.
Передо мной оказался стакан, и я заставил себя посмотреть ему в глаза.
– Спасибо. – Я не ожидал, что мой голос прозвучит так ровно. Сделал маленький глоток, и жидкость теплом разлилась по телу.
– Посылка для отца, правильно я понимаю?
– Да.
Вероятно, я должен был остановить его, не дать от-крыть сундук, но он с такой уверенностью щелкнул замками, что не было сомнений: он делал это раньше. Люциан Дарне достал четыре или пять книг, повертел в руках, взглянул на корешки и бросил обратно с откровенным презрением. Одну книгу он разглядывал дольше других, нахмурившись, – ту самую, на которую и я обратил внимание, когда де Хэвиленд убирал ее в сундук, со светлой обложкой, на которую словно просыпали красно-золотые тлеющие угольки. Но в конце концов он и ее бросил в сундук, причем с еще большей ненавистью, чем швырял предыдущие.
Пока он рассматривал книги, у меня было время понаблюдать за ним. Надо признать, он изменился: исчезли круги под глазами, осунувшееся лицо разгладилось. На щеках появился румянец, который через несколько лет у людей такого типа обычно превращается в болезненно-красный, лихорадочный; взгляд был тусклым, как грязное стекло, но в целом Люциана Дарне можно было назвать красивым. Однако мне не верилось, что передо мной стоял тот же юноша, которого я видел у Середит, – тот самый, чье худое мрачное лицо являлось мне в кошмарах.
Открылась дверь. Чей-то голос произнес:
– Ты, должно быть, помощник де Хэвиленда.
Я начал подниматься, но седовласый мужчина, стоявший на пороге, поднял палец и снисходительно улыбнулся. В глазах его играли искорки.
– Сиди, юноша.
Он прошел мимо сына и сжал мою руку в ладонях. У него была теплая сухая кожа. Вблизи я увидел, что не так он и стар, несмотря на седую шевелюру и худое лицо; в нем было что-то не от мира сего, что-то неземное, но не хрупкость. Я с трудом представлял этого человека во главе промышленной империи Дарне.
– Очаровательно, – проговорил он, – ты же почти ребенок. И уже переплетаешь для де Хэвиленда! В наше время так мало юношей находят себе полезное занятие.
Люциан Дарне махнул на дверь.
– Мне вас оставить?
– Нет, нет, останься. – Дарне-старший разглядывал меня так пристально, будто желал проникнуть мне в душу. – Жаль, что твой хозяин сам не смог приехать, но, как я понимаю, лорд Лэтворти увел его прямо у меня из-под носа. Ну да ладно, зато я познакомился с тобой. Какая удача.
– Мистер де Хэвиленд наверняка жалеет, что не смог приехать.
– Как же, как же, – ответил Дарне-старший, но по-доброму, его слова не прозвучали насмешкой. – Как бы то ни было, де Хэвиленд наверняка рассказал тебе о нашей бедной Нелл – сядь, Люциан! – ио том, сколько бедняжка настрадалась. Нет нужды, – он снова поднял палец, – говорить о ее несчастьях в присутствии моего сына, он слишком нежен для рассказов о чужих неприятностях. – Может, презрительные нотки в его голосе мне только почудились, может, Люциан вовсе не стискивал зубы, а может, все так и было на самом деле. – Но я хотел бы снова видеть ее счастливой, – закончил Дарне.
– Де Хэвиленд сказал, что у вас есть служанка, и ей требуется…
– Именно, именно. – Он кивнул, чем спас меня от неловкости. – Простого переплета будет достаточно. Она простая девушка, знаешь ли, умом не блещет, хотя все мы, естественно, ее очень любим. Ты, кажется, что-то сказал? – обратился он сыну.
– Нет, – ответил Люциан, налил себе стакан бренди и выпил залпом половину.
В глазах Дарне-старшего промелькнуло что-то вроде печали, но когда он снова повернулся ко мне, его лицо разгладилось и стало безмятежным. – Думаю, много времени это не займет. Она молода, а в юности несчастья быстро забываются. Что до самой книги, доверяю тебе самому выбрать оформление и все прочее. Если пришлешь готовую книгу через неделю, буду рад.
– Прислать книгу? Сюда? Но я думал, книги отправляют в хранилище…
– Нет, нет. У нас здесь свое хранилище. А теперь вынужден тебя покинуть. У меня дела, и, боюсь, мы больше не увидимся. Во всяком случае, сегодня. Но, надеюсь, наши пути вскоре снова пересекутся. – Он похлопал меня по плечу и вышел из комнаты.
– Я забыл сказать, мистер де Хэвиленд прислал вам эти… – Я указал на сундук, но было слишком поздно, дверь за Дарне-старшим закрылась.
Люциан проводил его взглядом.
– Он очень обаятелен, не так ли?
– Я рад с ним познакомиться. – Только сейчас я осознал, что Дарне-старший не поинтересовался, как меня зовут.
– Конечно, конечно. – Люциан наклонил пузатый стакан и вылил на язык последние капли. – Впрочем, тебе-то какая разница, какой он из себя? Главное, чтобы хорошо платил. Хоть и платит он не тебе, а де Хэвиленду.
– Он заботится о благополучии вашей служанки, что любезно с его стороны. Не всякий хозяин поступил бы так.
Люциан рассмеялся, наполнил свой бокал и выпил бренди одним глотком.
– Ты что-то вроде врача, – то ли спросил, то ли констатировал он. – Приходишь и вскрываешь нарыв. Большой пульсирующий гнойник размером с чью-то жизнь. Потом моешь руки и притворяешься, что не нюхал ничего, кроме роз. Уходишь с отяжелевшими карманами и ждешь следующего раза. Точь-в-точь как врач. Работа на благо людей. Но на самом деле ты занимаешься этим, потому что людям вроде моего отца нравится вкус гноя…
– Какая мерзость.
– Мерзость, верно?
Я отвернулся. В стекле шкафчика с коллекцией диковин зашевелилась тень, точно один из предметов ожил. Но то было отражение Дарне-младшего: он подошел к камину и протянул свободную руку к огню. Он был без запонок, манжета распахнулась, и я увидел вены на его запястье, выступающие нити сухожилий. Кожа была бледной, желтоватой, как слоновая кость.
Когда он заговорил снова, голос его был усталым,
