Путь Владычицы: Дорога Тьмы (СИ) - Эфф Юлия

После того как его накормили, он помылся и надел принесённый ему Гораном костюм, Кайа забыла, как дышать — именно таким она представляла себе своего малерийца в ночных мечтах. Похожим на высоких и невозмутимых принцев из далёкой страны Света.

Всё тело Дыва, прошедшее испытание соларисом, солью океана и исцарапанное каменистой Челюстью первого Бога, щекотало своими прикосновениями. Кайа принесла масло, которым дозволялось натирать дорогих рабов перед смотром, и лично умаслила шершавую кожу; от приятной процедуры Дыв чуть было не задремал, если бы не “ластящаяся одна ящерка”. И снова чувственный прилив накрыл Кайю, от этих рук, сохранивших нужную силу, от двигающегося сладкой волной тело и любовного шёпота в шею и на ухо. Не заметила, как расплакалась — так стало хорошо!

А потом нахлынуло чувство вины — перед Инграмом, которого посмела забыть за эти сладкие часы рядом с Дывом. Новоиспечённый слуга догадался спросить, что гложет совесть госпожи, и простосердечная Кайа долго жаловалась, повторяя одно и то же.

— Не переживай, моя доннина, — Дыв утешал, — я уйду в тень, когда появится твой будущий супруг. А если он захочет, то мы можем проводить ночи вместе, я буду служить вам обоим и вашим детям. До конца моих дней…

*****

Неделю назад фрейев удивило скромное желание карамалийца помогать иногда на кухне, когда его госпожа будет занята на уроках или в семейных событиях. Его обещание попочевать хозяев блюдами Кар-Малерии стало окончательным доводом, и таким образом Дыв получил полную свободу передвижения по нижним ярусам дворца, а потом и в господскую столовую, которая от Сердца Тьмы и библиотеки находилась всего в пяти минутах ходьбы.

Асвальд довольно пошутил в отсутствие Дыва о том, что впервые фрейям прислуживает достойный карамалиец и потенциальный второй Горан, но шутка, в самом деле, имела под собой основание. Дыв ловко обходился с посудой за столом, мгновенно угадывал желания, а его продуктовые эксперименты хотя и не были непривычны фрейям, предпочитавшим полусырое мясо хорошо прожаренному, тем не менее были оценены. Дыв в свою очередь пообещал в новые блюда класть меньше овощей и не “уничтожать вкус мяса”. Одна Кайа с особенным удовольствием ела всё подряд и не критиковала, найдя гастрономический вкус кар-малерийцев интересным.

Отощавший на Челюстях Бога, за неделю Дыв поправился, вернул себе прежний лоск женского угодника, и теперь на него вновь плотоядно посматривали не только принцессы, но и, кажется, прислуга. Как-то пришлось Кайе искать Дыва, не откликающегося на вызов; он найден был на кухне, стоящим с помощницей кухарки возле лохани с тестом и помогающим замешивать в четыре руки.

Выражения лиц у обоих слуг были такими довольными, что Кайю накрыла истерика. Она не понимала значения нового чувства — когда внезапно сжимается сердце и останавливается дыхание, темнеет в глазах и растёт ярость. Но Дыв спокойно бросил занимательное дело, ополоснул руки в ведре и, на ходу вытирая их, смиренно приблизился к тяжело дышащей принцессе, поклонился:

— Моя госпожа? Я провинился в чём-то? Если да, то как я могу искупить свою вину?

Сердце отпустило, и кровь ударила в голову — Кайа ожила. Чтобы скрыть брызнувшие из глаз слёзы, она резко повернулась и побежала назад.

Дыв догнал её, прижал к стене, предварительно убедившись, что его никто не видит, и покрыл поцелуями ревущую принцессу:

— Ну-ну, маленькая моя принцесса, моя госпожа, что случилось? Кто злодей, посмевший обидеть мою маленькую госпожу?

Кайа оттолкнула его:

— Не смей со мной сюсюкать, как с маленькой! Я не маленькая принцесса! — она задыхалась от переполняющих её незнакомых чувств. — Если я! Ещё раз! Увижу…

— Не маленькая? Хорошо, — весело перебил её Дыв, дёргая за руку к себе и привлекая в тёмную нишу. — Ты сама напросилась!

Кайа для вида посопротивлялась и быстро сдалась, позволяя задрать платье и прислонить спиной к холодной жёсткой каменной кладке. Инцидент был исчерпан, извинения непонятно за что принесены, Кайа успокоилась. Но Дыв не забыл, поднял тему тем же вечером:

— Значит, ты меня сегодня ревновала, — он подмял под себя отрицающую всё лгунью, — а теперь скажи мне: как я буду жить, когда вернётся твой брат? Я буду видеть, как он тебя целует, обнимает. Что я буду чувствовать при этом, ты подумала?

Кайа смутилась.

— Но ты ведь просто мой слуга? — пролепетала она, жалобно глядя на нависшее над ней красивое светлое лицо.

— Разве только слуга? — Дыв продемонстрировал очевидный ответ, касаясь рукой под покрывалом бёдер Кайи.

Нужные слова упрямо не хотели появляться, и Кайа упрямо повторила:

— Слуга.

Дыв долго смотрел в смущённое лицо ящерки, затем надел холодную маску на своё:

— Приказывайте, госпожа. Я к вашим услугам.

А после оделся:

— Я буду в своей комнате для прислуги. Позовите, госпожа, если понадоблюсь… Госпожа, — поклонился и вышел.

Кайа проплакала час-другой, наконец решилась — протянула руку к колокольчику и отдёрнула:

— Он — всего лишь слуга! — повторяя “заклинание”, бормотала она, пока не уснула от усталости.

Следующие три дня эмоции от ссоры заглаживались, оставляя невидимые глазу шрамы на сердце. Дыв вёл себя обычным образом, смущало его присутствие за семейным ужином, но Кайа простила его, уже будучи не в состоянии объяснить себе, что её вывело из себя. Три ночи Дыв ночевал у себя, а на четвёртую Кайа, не сумев придумать бесхитростный предлог остаться, просто взяла за руку и повела к кровати:

— Ты будешь спать со мной. Хочу чувствовать тебя рядом!

— Это приказ, моя доннина? — грустно уточнил Дыв.

— Да, — сказала Кайа, чувствуя невыносимый стыд, такой сильный, что Аша сбежала от неё — перебралась к Дыву на плечо.

Карамалиец наблюдал за движением пятна, а потом покачал головой:

— Позволите, госпожа, найти Аше более удобного наездника? Мне кажется, это существо начинает пользоваться нашей добротой.

И они, как невинные дети, с час обсуждали варианты становления Аши самостоятельной, предлагая ей разных мелких животных. Аша заинтересованно следила за спором, однако пока не соглашалась. Дыв внезапно оборвал спор, сгрёб Кайю и прорычал:

— К шархалам твою пиявку! Будешь меня слушаться, моя упрямая ящерка?

Кайа пискнула, не ожидавшая нападения, но яростное лицо было рядом, запах чистого тела слуги пьянил, и она промямлила:

— Ты хочешь сказать?..

— Нет. Ты должна сказать. Ты! Обещаешь не ревновать меня больше, никогда?

Знакомый привкус боли трёхдневной давности напомнил о себе, Кайа попыталась сглотнуть ком, и не получилось, снова глаза застлали слёзы. Но Дыв пустил в ход одно из самых своих сильных оружий — поцелуи, и она сдалась.

— Пообещай, что будешь меня слушаться! — соблазнял он, покрывая её шею поцелуями и покусывая мочку уха. — Никогда не сомневайся во мне, поняла?.. Пока мы наедине, не ты мне госпожа, а я — твой хозяин… Скажи это! Скажи сейчас!

Похожее на то чувство, названное ревностью, затопило всё тело — безвольно повисли руки, грудь распирало новое желание, захотелось кричать об этом на весь Фрейнлайнд.

— … Скажи это! Скажи сейчас!

И она распахнула широко глаза, заранее удивляясь словам:

— Я — твоя, ты мой хозяин…

И сразу стало легко и всё понятно. В желудке защекотало счастье, и Кайа рассмеялась сквозь слёзы:

— Ты со мной, я тебя никому не отдам… мой хозяин.

— Давно бы так! — Дыв довольно сощурил глаза. — Когда мы избавимся от твоей пиявки, я тебя кое-чему научу… А сейчас… Хватит болтать о чепухе, за дело, ящерка!

Покрывало спихнули на пол, освобождая место для манёвров…

Спустя время они расслабленно лежали — Кайа на руке Дыва, и прижавшись к его плечу. Как-то слишком легко получилось задвинуть подальше мысль об Инграме, и даже не было стыдно. Мужчина мечты, почти-малериец, находился рядом, говорил то, что ей хотелось услышать, делал, что ей хотелось чувствовать, и весь сегодняшний вечер был особенным. В момент экстаза, Кайа издала зов, не специально, скорее желая поделиться торжествующим счастьем. Для Дыва зов прозвучал как громкий стон, и карамалиец ничего не заподозрил, зато Аша сжала руку хозяйки невидимым браслетом. Пусть слышат все — Марна, Солвег, Улва и матушка. Никто никогда посмеет забрать у Кайи её и только её Дыва!