Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков - Александр Иванович Яковлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вот он входит в Андреевский собор, проходя через особую ограду, охраняемую полицией и ведущую прямо в алтарь. Все, кому довелось видеть его появление в алтаре, отмечают его сосредоточенность и возвышенную радость. Митрополит Антоний (Храповицкий) назвал его «носителем веры побеждающей, торжествующей». Митрополит Вениамин (Федченков) вспоминал, как поразила его «светлая духовность» кронштадтского батюшки: «Отдав меховую шубу (дар почитателей) на руки сторожу, отец Иоанн, ни на кого не глядя, быстро и решительно подошел к престолу и пал на колени пред ним. После этого обратился к присутствовавшим в алтаре, со всеми ласково поздоровался, мирянам преподал благословение.
Потом энергично пошел к жертвеннику. Там уже лежала стопка телеграмм, полученных со всех концов России. Он не мог сразу их прочитать. С тою же горячностью отец Иоанн упал на колени перед жертвенником, возложил руки на все эти телеграммы, припал к ним головою и начал молиться Богу о даровании милости просителям…». В некоторых случаях через секретарей он направлял ответы. Просфоры для поминовения приносили в алтарь в больших корзинах, и батюшка мог вынуть лишь по несколько из каждой корзины. Митрополит Евлогий (Георгиевский) вспоминал: «Я присутствовал на этой ранней литургии, которую служил отец Иоанн, и имел случай наблюдать необычный характер этого особенного, только ему одному свойственного священнодействия: бесконечно долгую проскомидию с тысячами имен, которые он повторял то совсем тихо, неслышно, то вдруг усиливая голос, почти громко выкрикивал» (50, с. 203).
Саму Литургию отец Иоанн служил особенно горячо. В огромном храме, при тысячах людей, ожидавших его молитвы, при переживании им горя, нужд, скорбей и грехов этих чад Божиих он молился громко и дерзновенно. «Он беседовал с Господом, Божией Матерью и святыми, беседовал со смелостью отца, просившего за детей, просил с несомненной верой в то, что Бог не только всемогущ, но и без меры милосерд… взывал к ним с твердым упованием. Как именно – этого на бумаге не передашь, – замечал митрополит Вениамин» (32, с. 194–195). Громогласно и величественно возглашал он: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа ныне и присно и во веки веков!..». Вдохновенно и со все большим подъемом шла Литургия. При этом лицо священника становилось все розовее, глаза светились, движения были быстрыми и резкими. То было не служение, а именно священнодействие.
Приближался момент Причащения. В Русской Церкви миряне прежде Причащения исповедуют Богу свои грехи. В первые годы своего служения отец Иоанн посвящал каждому приходящему каяться много времени, и то было не формальное перечисление прегрешений, а подлинно «экзамен душевных чувств». Иногда батюшка проводил часы в беседах с исповедниками, откладывал разрешение грехов, заставлял приходить еще и еще.
В Великий Пост ему приходилось иногда исповедовать с 2 часов дня до 2 часов ночи почти без перерыва. «Когда дьявол в нашем сердце, тогда необыкновенная убивающая тяжесть и огонь в груди и в сердце, – вразумлял он исповедников. – Душа чрезвычайно стесняется и помрачается, все ее раздражает, ко всякому доброму делу чувствует отвращение, слова и поступки других в отношении к себе криво толкует и видит в них злоумышление против себя, против своей чести и потому чувствует к ним убийственную ненависть, ярится и порывается к мщению». От слов пастыря исчезало смущение в душах людей, сердца их смягчались… С годами число исповедников росло в геометрической прогрессии. Андреевский собор, вмещавший до пяти тысяч человек, наполнялся почти до отказа. В ожидании своей очереди некоторые сидели, некоторые лежали на полу. Исповедь продолжалась почти до утра, потому что всякий хотел исповедоваться именно у батюшки Иоанна. Тогда и решил он с позволения (в виде исключения) высшей церковной власти перейти на общую исповедь.
«Перед Причащением отец Иоанн вышел через Царские врата на амвон и произнес короткую проповедь. Обращаясь ко всем, он сказал, что в наше время все уклонились в грехи, и начал перечислять их. Простенькое, казалось бы, поучение, но отчего-то растапливались очерствелые сердца. В храме стали раздаваться всхлипывания, рыдания, потом восклицания “Батюшка, помолись за нас!” Громовым голосом священник воскликнул: “Кайтесь!”. В огромном, переполненном людьми соборе поднялся всеобщий вопль покаяния: каждый вслух кричал о своих грехах. Никто не думал о своем соседе. Всякий обращался, быть может впервые, в глубь своей души и ужасался и рыдал… Так продолжалось несколько минут. По знаку отца Иоанна воцарилась тишина. “Видите, как мы все грешны! – сказал батюшка. – Но Отец наш Небесный не хочет погибели чад Своих… Все наклоните свои главы!”. В благоговейной тишине тысячи людей склонили головы. Священник, стоя на краю амвона, поднял на воздух над всеми свою епитрахиль и прочитал обычную разрешительную молитву».
Заметим, что общая исповедь отца Иоанна была не только исключением, но и уникальным явлением в церковной жизни и поэтому породила сомнения и соблазны. Исследуя эту проблему, протоиерей Валентин Свенцицкий отмечал, что «общая исповедь отца Иоанна Кронштадтского была явлением единственным, беспримерным и по существу недоступным ни для примера, ни для подражания», т. к. в ней «не нарушались основные свойства Таинства в силу особых благодатных даров, данных ему от Господа. Так, необходимое условие единоличной исповеди – обязательство для духовника знать грехи кающегося – у о. Иоанна Кронштадтского восполнялось благодатным даром прозорливости. О. Иоанн не допускал многих до Чаши без предварительных расспросов, потому что он видел грех в душе человека, знал его, хотя и не спрашивал. О. Иоанн не требовал обязательного “исповедания” греха, но люди, приезжавшие к нему со всех концов России, по своему душевному состоянию были готовы на какое угодно самораспятие, а при таком условии требование обязательного произнесения покаяния вслух было бы простой формальностью» (152, т. 1, с. 234–235).
Затем начиналось причащение. Это было трудное дело. Каждому из богомольцев хотелось причаститься у батюшки, и что тут начинало твориться… Мужчины и женщины лезли через ограждение к амвону, служители отбрасывали их, звучали крики, вопли – но что можно было поделать! Он был один такой, батюшка Иоанн. Некоторым он отказывал в причащении со словами: «Отойди! Недостоин!».
После причащения он быстро разоблачался, одевался и выходил из алтаря особой дверью. Это другие священники и архиереи могли выйти через храм, но его толпа могла своею массою затоптать. Он выходил, садился в пролетку, извозчик мчался по саду к воротам, служители распахивали ворота, и лошадь мчалась прямо. Только так батюшка мог вырваться от своих почитателей.
Заехав минут на 15 домой, а иногда и без
