Свадьба - Николас Спаркс

– И каково твое мнение? – спросил я.

Джозеф не ответил, но на его губах появилась легкая улыбка.

– Честно говоря, – признал он наконец, – поверить не могу, что ты это сделал.

Я вспомнил, как выглядел дом всего несколько дней назад, и рассеянно отозвался:

– Да уж…

Джозеф покачал головой.

– Я говорю не только об этом, – сказал он, делая широкий жест. – Речь о маме.

Джозеф помолчал, а затем продолжил:

– В прошлом году, когда мама приехала ко мне, она была расстроена, как никогда в жизни. Она заплакала, едва только вышла из самолета. Ты это знал?

Выражение моего лица было достаточно красноречиво. Джозеф сунул руки в карманы и взглянул вдаль, не решаясь встретиться со мной взглядом.

– Мама сказала, что ты не должен видеть ее такой, поэтому дома она старается сдерживаться. Но вдали от тебя… наверное, у нее просто закончились силы. – Сын помолчал. – Только вообрази: я жду ее в аэропорту, а она сходит с трапа с таким видом, как будто вернулась с похорон. Конечно, я каждый день по роду своих занятий имею дело с человеческим горем, но когда речь идет о собственной матери…

Я предпочел промолчать.

– В тот день мы разговаривали до глубокой ночи. Она плакала и рассказывала о том, что происходит между вами. Надо сказать, я на тебя разозлился. Не только потому, что ты забыл про годовщину, но и вообще. Да, ты исправно содержал семью, как оно и положено, но при этом не желал делать некоторые очевидные вещи. Я сказал маме, что если она так несчастлива, то, может быть, лучше жить одной.

Я не знал, что и сказать.

– Она прекрасная женщина, отец, – продолжал Джозеф, – и я устал видеть ее расстроенной. Потом она, конечно, оправилась, по крайней мере отчасти, но при мысли о возвращении у нее начиналась паника. Мама невероятно грустила, когда об этом заходила речь, поэтому я наконец предложил ей остаться в Нью-Йорке со мной. Сначала я думал, что она согласится, но потом мама сказала что не может. Что она нужна тебе.

У меня перехватило дыхание.

– Когда ты попросил помощи, сначала мне вообще было неохота иметь с тобой дело. Я даже не особенно рвался домой на выходные… Но вчера вечером… – Он покачал головой и вздохнул. – Ты бы слышал ее. Мама безостановочно говорила о тебе. О том, какой ты замечательный и как здорово вы ладите в последнее время. А потом я увидел, как вы целовались на веранде…

Джозеф взглянул на меня так, как будто видел впервые в жизни; на его лице промелькнула тень недоверия.

– Ты это сделал, отец. Не знаю как, но сделал. Я в жизни не видел маму такой счастливой.

Петерсон и Макдоналд приехали вовремя и, как и обещали, не задержали меня надолго. Я оставил наверху то, что привез с собой, а попути домой мы с Джозефом заехали в бюро проката за смокингами – для него и для Ноя. Я высадил сына у дома, а сам направился в Крик-Сайд.

Ной сидел в кресле у окна, залитый лучами вечернего солнца. Когда он обернулся, по его грустному лицу я понял, что лебедь так и не появился.

– Здравствуйте, Ной.

– Привет, Уилсон, – прошептал тот.

Ной выглядел совсем опустошенным, морщины на его лице как будто сделались еще глубже за ночь.

– Как поживаете?

– Могло быть и лучше. Хотя, конечно, могло быть и хуже.

Он через силу улыбнулся.

– Вы готовы?

– Да. Готов.

Сидя в машине, Ной не упомянул о лебеде. Он смотрел в окно, как и Джозеф, и я оставил старика наедине с его мыслями. Тем не менее мое предвкушение праздника росло. Мне не терпелось показать ему, что мы сделали; я ожидал, что Ной будет в таком же восторге, как и остальные.

Странно, но, выйдя из машины, тот не проявил никаких эмоций. Он огляделся и слабо пожал плечами:

– По-моему, ты сказал, что тут все привели в порядок.

Я решил, что ослышался.

– Так и есть.

– Где?

– Везде. Идемте, я покажу вам сад.

Ной покачал головой:

– Мне и отсюда прекрасно видно. Он выглядит в точности как всегда.

– Видели бы вы его неделю назад! – возмущенно отозвался я. – Он же полностью зарос! А дом…

Ной ухмыльнулся, и я замолк.

– Один-ноль, – сказал он, подмигнув. – Пойдем. Покажи, что вы сделали.

Мы обошли дом, сад и вернулись на террасу. У нас оставался еще час. Затем нам следовало переодеться. Джозеф прибыл уже в смокинге, за ним через несколько минут появились Анна, Лесли и Джейн – прямо из парикмахерской. Девочки буквально витали в облаках, когда вышли из машины. Опередив Джейн, они быстро исчезли наверху.

Жена задержалась; глаза у нее блеснули при виде удаляющихся дочерей.

– Учти, – заявила она, – Кит не должен видеть Анну заранее, поэтому не пускай его наверх.

– Не пущу, – пообещал я.

– Вообще никого не пускай. Это будет сюрприз.

Я поднял два пальца:

– Только через мой труп.

– Тебя это тоже касается, папа.

– Понял.

– Волнуешься? – спросила Джейн.

– Немного.

– Я тоже. Трудно поверить, что наша маленькая дочка уже совсем взрослая и сегодня она выходит замуж.

В голосе Джейн, помимо восторга, звучала и грусть; я наклонился и поцеловал ее в щеку. Жена улыбнулась.

– Слушай, я должна помочь Анне. Без меня она не влезет в платье, оно чертовски узкое. И мне тоже пора переодеться.

– Конечно. Увидимся позже.

В течение часа первым приехал фотограф, за ним Джон Петерсон, официанты прибыли последними, и все они усердно взялись за дело. Торт водрузили на подставку, флорист привез букеты и бутоньерки, незадолго до съезда гостей мы со священником условились о порядке процессии.

Вскоре двор был заполнен машинами. Мы с Ноем стояли на веранде и приветствовали гостей, а затем провожали их под навес; Джозеф и Кит рассаживали дам. Джон Петерсон уже сидел за фортепиано, в теплом воздухе разносилась прекрасная музыка Баха. Вскоре все заняли свои места, и священник поднялся на возвышение.

Когда солнце начало садиться, тент озарился загадочным светом. На столах мерцали свечи, официанты были готовы подавать еду.

Впервые я осознал всю реальность происходящего. Стараясь сохранять спокойствие, я заходил взад-вперед. Свадьба должна была начаться через пятнадцать минут; надеюсь, жена и дочери знают, что делают. Я убеждал себя, что они просто тянут до последнего, но все равно то и дело посматривал сквозь открытую дверь в сторону лестницы. Ной сидел на веранде и с удовольствием наблюдал за мной.

– Ты похож на мишень в тире, – заметил он. – Знаешь, такой пингвин, который ездит туда-сюда.

Я слегка расслабился.

– Что, все так плохо?

– Ты уже, наверное, пол протёр.

Только я решил, что лучше сесть, и тут же на лестнице послышались шаги.

Ной жестом показал, что останется здесь, и я вышел в коридор. Джейн медленно спускалась, придерживаясь одной рукой за перила, и я буквально застыл от изумления. Высокая прическа невероятно ей шла, атласное платье персикового цвета соблазнительно облегало фигуру, глаза Джейн немного подкрашены. Увидев выражение моего лица, Джейн замерла, явно довольная произведенным эффектом.

– Ты выглядишь потрясающе, – выдавил я.

– Спасибо.

Когда Джейн приблизилась, я ощутил аромат новых духов, но стоило мне наклониться за поцелуем, как жена поспешно отстранилась.

– Не надо, – смеясь, сказала она. – Смажешь помаду.

– Правда?

– Да, – подтвердила она, хлопая меня по руке. – Поцелуемся потом. Обещаю. Иначе я расплачусь, и конец макияжу.

– Где Анна?

Джейн кивнула в сторону лестницы:

– Она готова. Просто хочет поговорить с Лесли наедине, прежде чем спуститься. Что-то вроде последнего напутствия, полагаю. – Жена мечтательно улыбнулась. – Скоро она появится. Держу пари, такой красивой невесты ты еще не видел. У тебя здесь все готово?

– Джон начнет играть торжественный марш, как только я подам сигнал.

Джейн кивнула.

– А где папа?

– Там, где и должен быть. Не волнуйся, все в порядке. Осталось только ждать.

Она снова кивнула.

– Сколько времени?

– Восемь.

Когда Джейн уже собиралась поторопить Анну, наверху скрипнула дверь. Мы одновременно подняли глаза.

Первой появилась Лесли; как и мать, она выглядела прелестно. Она скакала по лестнице, не скрывая радости; платье у нее тоже было персикового цвета, как и у Джейн, но без рукавов, так что виднелись загорелые сильные руки.

– Анна идет, – запыхавшись, сообщила Лесли. – Она спустится через секунду.

Джозеф проскользнул в дверь у нас за спиной и встал рядом с сестрой; Жена взяла меня за руку; я с удивлением заметил, что пальцы у меня дрожат. Вот оно, подумал я. Когда наверху вновь открылась дверь, Джейн расплылась в детской улыбке.

– Это Анна, – шепнула она.

Да, это шла наша дочь, но все мои помыслы сосредоточились на Джейн. Стоя рядом, я понимал, что люблю ее, как никогда в жизни. У меня вдруг пересохло во рту.

Когда Анна появилась, глаза Джейн расширились. На мгновение она застыла, не в силах говорить. Увидев выражение ее лица, Анна спустилась едва ли не бегом, как Лесли, держа одну руку за спиной. На ней было не то платье, которое она надевала минуту назад в присутствии матери. Она надела то, что я привез сюда утром и повесил в один из пустых шкафов, – точно такое же, как у Лесли. Прежде чем Джейн успела собраться с силами и заговорить, Анна шагнула к ней и протянула фату, которую до сих пор прятала за спиной.