Пуля, Заговорённая... - Андрей Канев

— Вот ведь пионэр хренов…

— Да,— развёл руками Аркадий,— что тут скажешь.

— Башку б ему оторвать меценату,— резюмировал Володька.

— А то пошли к нам,— пригласил Пархоменко,— у нас тут всего валом, и водяры тоже, да ещё мы тут лишний ящик сухпая у старшины прибарахлили на всех хватит…

— А пошли,— согласился Илюха.

Они сгребли со стола немудрёный «хавчик», Петруху будить не стали, переместились в соседнее купе.

А Синельникову в этот трогательный войскового братства момент снился запылённый, залитый солнцем Моздокский вокзал. Выметенный перрон, посреди которого на нескольких битых временем кургузых чемоданах и разноцветных узлах сидела казачка лет тридцатипяти с осунувшимся и заплаканным лицом, прижимая к себе трёх разновозрастных вихрастых пацанов, младшему из которых было года три. Рядом с ними прохаживался в кажущемся бутафорским в этой ситуации казацком костюме мужик лет сорока и курил сигарету без фильтра. Форма на нём была в некоторых местах истёрта до дыр, плечи и голова опущены. Смотреть на такого же вихрастого, как и его сыновья, отца семейства было не просто жалко, а жалко до ломоты в сердце русского человека. Текли по усам казака толи сопли, толи слёзы. Куда он ехал, зачем, кому и где он нужен со своими детьми и заботами? Ему и самому-то было неизвестно…

Прапорщик милиции Синельников стоял, стоял, смотрел, смотрел на этих беженцев на своей собственной российской земле и вдруг осознал себя, прямо изнутри почувствовал, что он и есть власть, что он и есть это самое российское государство, которое этот человек в казачьей форме преданно защищал на границах. Он, Синельников и обязан оказать этой семье брошенной войной в круговерть произвола и неизвестности посильную помощь. Вот он и шагнул к казаку, вот он и отдал ему рюкзак с водкой и провизией. А тот принял этот рюкзак, слава тебе Господи, не взыграло ретивое терского казачества, принял…

Глава 34

Милиция на бронепоезде

Сопел прапорщик Петруха Синельников, неминуемо приближаясь к мирному дому с каждым перестуком колёс, и то блаженно улыбался во сне, то скрипел зубами. А снилась ему вся сразу его «маленькая война», все его прежние командировки и служба в армии.

До нынешней «крайней» командировки в Чечне ему пришлось побывать уже два раза, и оба раза в первую кампанию. Синельников до патрульно-постовой службы городского УВД служил в девяносто шестом в звании сержанта в линейном пункте милиции станции Княжпогост. Тот сводный отряд был сформирован из сотрудников ЛОВДТ от Коми до Александрова по всему участку Северной железной дороги, всего сорок пять человек. Командиром у них был майор Владимир Павлович Дмитриев из Архангельска.

Из Коми в отряде было только двое Петруха и парень из Кослана прапорщик Василий Афанасьев. Он был охотником и стал в отряде снайпером, а Синельникову досталась должность пулемётчика, за ним закрепили ПК. Пулемётчиком Петруху назначили в Ярославле на курсах подготовки перед выездом непосредственно в Чечню. Долго не могли подобрать пулемётчика. И тут он обмолвился:

— Могу пулемёт собрать и разобрать с закрытыми глазами.

Командир сначала ему не поверил:

— Ну, конечно, рассказывай!

— Можете проверить.

— И проверим,— улыбнулся Дмитриев.

Он завязал сержанту глаза, и тот уложился в норматив. Так Синельникова и назначили пулемётчиком, а ему это было не сложно потому, что в армии Петруха был старшим техником по вооружению.

В Чечню прибыли в конце марта на станцию Червлёная Узловая, жили в пассажирских вагонах. Неподалёку от них несли службу ребята из Питера. Рядом с их жилым вагоном стоял грузовой крытый вагон с вооружением, боеприпасами и продовольствием. Вагоны стояли прямо напротив вокзала. «Товарняк» с оружием был огорожен бетонными плитами. В функции сводного отряда входили охрана станции, охрана железнодорожного моста через реку Терек и сопровождение на бронепоезде эшелонов с личным составом и вооружением.

Бронепоезд, это, правда, слишком громко сказано. Он, представлял из себя несколько платформ укреплённых мешками с песком и одним БТРом.

Во время командировки много чего происходило, но в памяти остался один особенно яркий случай. В населённом пункте, название которого, к сожалению, Петруха уже не помнил, он находился от их пункта временной дислокации в сторону Дагестана, боевики напали, захватили и разоружили местный РОВД. Отряд ЛОВДТ находился ближе всех, их и подняли по тревоге. Колонной, которая состояла из БМП и войскового «Урала» с личным составом в сорок человек, бойцы срочно выехали туда. Но до места не добрались, навстречу попалась колонна из двухсот боевиков, которые топали пешком в сторону станицы Червлёной.

Остановились друг перед другом лоб в лоб, заняли позиции, значительный перевес сил был на стороне боевиков. Милиционеры понимали, начнись боестолкновение, их сотрут в порошок. Вооружены бандиты были очень серьёзно. Командир принял решение:

— Всем оставаться на занятых позициях, пойду на переговоры…

Его попытались остановить:

— Товарищ майор, опасно!

Но он только рукой махнул и двинулся в сторону бандформирования. Такое на войне случается не часто. До службы в МВД Дмитриев служил в войсках, в ВВС и оказалось, что полевой командир шедшей на отряд банды в армии был его подчинённым. Когда встретились взглядами, оба оторопели:

— Абдул, это ты?

— Я, товарищ майор… Владимир Павлович…

Сначала они обнялись, как старые знакомые, а потом проговорили около двух часов, вспоминая службу. Так и сидели посреди дороги, а их подчинённые лежали на позициях в полной боевой готовности.

По рации получили сообщение:

— Ваша помощь уже не требуется, к захваченному РОВД подошли войсковые подразделения. Отряду ЛОВДТ приказываю возвращаться на базу…

Неожиданно встретившиеся командиры обнялись на прощанье. Милицейская колонна развернулась, и машины пошли назад в Червлёную. Боевики направились тоже в другую сторону в район Гудермеса.

Вторая командировка в девяносто седьмом году продлилась уже около ста суток. На этот раз сводный отряд стоял на станции Терек. Так вышло, что между командировками у Синельникова получилось меньше полу года потому, что командир майор Дмитриев позвонил:

— Ну что, Петруха, поедешь со мной снова в командировку?

— А кем?

— Снова в качестве пулемётчика.

Синельников долго не раздумывал:

— А я согласен!

Тут бронепоезда не было, бойцы охраняли только станцию и составы с нефтепродуктами.

В то смутное время все отряды милиции и войска уходили из Чечни после позорного «Хасавюртовского мира». Ситуация в Чечне была сложная и неоднозначная. Через станцию постоянно шли автоколонны боевиков, а милиционерам приказывали:

— Не трогать!

— Как же так,— возмущался Дмитриев.— Для чего мы тогда здесь, для вида?

Но из грозненского ГУОШа устами оперативного дежурного звучало:

— И не трогать, и не останавливать для досмотра. И этот приказ получен из Москвы, он не обсуждается…

В конце концов, оказалось так, что близлежащие отряды и войсковые части покинули весь район, а отряд остался один в окружении боевиков, которые милиционеров не выпускали из Чечни, требуя разоружения. Но милиционеры не собирались оставлять им оружие. Ситуация была не из простых, можно сказать, патовая. Им помогло то, что шла колонна «федералов», и офицер, вникнув в ситуацию и спасая коллег по позорному отступлению, пригрозил боевикам:

— У меня в подчинении несколько сот пьяных контрактников, и все они хотят домой. Стоит мне отдать приказ, и они сотрут с лица земли и станцию, и вашу бандитскую заставу.

В ответ прозвучало:

— Харящо, дарагой, харящо, ехайте по домам…

Кончался срок контракта и у российских машинистов тепловозов. Так они подцепили милицейские вагоны к составу, и отряд смог выехать в сторону Ингушетии. Новый год отметили уже в Моздоке. В гостинице «Дорожной», поднимая праздничный тост, Дмитриев скорбно говорил:

— Я считаю, что, так называемый, «Хасавюртовский мир» заключен напрасно. Лебедь, вообще, ведёт себя как предатель. Надо бы довести начатое дело до конца, а то получается, что столько людей зря положили, столько вооружения и техники угробили и всё напрасно.

Вообще ситуация на Кавказе за всю историю России бала почти всегда, за исключением небольших промежутков времени «застоя», сложной. И началась нынешняя ситуация не с Чечни, а с Кавказских советских республик. Это и азербайджано-армянский конфликт, и осетино-ингушский, и отсоединение националистами Грузии от СССР.

Прапорщик Синельников мог вспомнить свою срочную службу ещё в советской армии. В восемьдесят девятом после «учебки» погранвойск в посёлке Бурундай под Алма-Атой в учебной роте воздушного вооружения на вертолётах попал он служить под город Тбилиси, в посёлок Алексеевку, где находится аэропорт «Тбилиси».