Это всё ты - Елена Тодорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Механика или автомат? Объем какой? А сколько лошадей? Все заводские? Или растачивал? Скока жрет? А прет?
Серьезно отвечаю на каждый, потому как привык к подобному со своими младшими.
– Это себе возьми, – даю после карточки еще два стольника сверху. – Деду не говори. Выдурит, пропьет, – без лишних экивоков поясняю по сути. – Одну сотку спрячь, чтобы бабки имелись в запасе – так должно быть всегда. А на вторую купи, что тебе нужно.
Он, конечно, охреневает от такого поворота. Резко затихает и видно, что сомневается: брать, не брать. Но, поколебавшись, все же забирает. Краснея, прячет по карманам.
– Ты – человек, – заключает неожиданно.
И пронзив наискосок взглядом, вразвалку удаляется.
Какое-то время смотрю ему вслед. И вдруг вижу, как он подбивает моток какого-то мусора и начинает его чеканить[3].
– Играешь? – выкрикиваю якобы равнодушно.
– Такое, – протягивает в тон мне.
– Пасуй.
Удивляется, но заряжает.
Со смехом принимаю и отбиваю обратно крученый.
– В спортшколу не хочешь? – выдыхаю через пару красивых подач.
– Это че там? По правилам, все дела?
– Угу. Все дела.
– Надо подумать, – выдает пацанюра важно.
Я усмехаюсь.
– Ну, надумаешь, звони.
Смотрю на протянутую им чумазую руку.
Проверка? Прохожу.
По дороге в универ стараюсь фокусироваться лишь на деле отца. Гоню все мысли о Ю, даже когда взгляд цепляется за оставленную ею вчера розовую хренотень, которая вроде как, если открыть, служит зеркалом. Показал, что оно есть на козырьке, Юния отложила свою штуковину на центральную консоль и, когда выскакивала вечером, очевидно, забыла. Теперь мозолит мне глаза и накручивает гребаные воспоминания.
Вот на хрена я продолжаю бесоебить?
Разве я дебил? Разве непонятно, что загремел только я, а Ю ровнее ровного? Разве не ясно, что ни к чему хорошему эти мои соплеметания не приведут?
Проезжаю тот самый участок с заброшенной стройкой, где два с половиной года назад случился треш, разрушивший жизнь моей семьи, и по спине озноб бежит.
Мне нужен чувак, ставший свидетелем встречи отца с зарезанным чинушей. Если он подтвердит, что тот был жив, когда папа уезжал, расследование возобновится.
Возможно, мужик видел что-то еще? Возможно, засек настоящего убийцу? Возможно, обладает еще какой-то ценной информацией?
И снова на розовую плюшку смотрю. Она так отвлекает. Шляпа.
Скажем так, я погружен во мрак.
А если честно, мне тупо больно и грустно. Никогда не ощущал себя таким сконфуженным, как в тот проклятый день, когда Ю плакала из-за моего засоса, как из-за гребаного апокалипсиса.
Еще честнее?
У меня внутри намешало такие сгустки, что казалось, я, блядь, сам способен разрыдаться. Трусило нещадно. Колошматило, сука. Разрывало.
А Ю… По реакциям Ю выдавала тот самый винегрет, из-за которого мое сердце то замирало в надежде, то разбивалось в отчаянии.
«Не делай так больше…»
Вторую неделю святой. Под стать главным «архангелам».
И все равно…
«Мне кажется, в нашей дружбе есть что-то неправильное…»
Это «кажется» не спрятать.
Оно алчно пялится на Ю. Оно интимно массирует ее ручки. Оно влажно целует ее запястья. Оно жадно ловит ее вдохи и выдохи. Оно бесцеремонно зарывает пальцы в ее волосы. Оно ласково гладит ее затылок и заднюю часть шеи. Оно, блядь, нагло прижимается к ее бедрам и животу.
В любой из этих моментов Ю цепенеет и, прекращая дышать, замеряет уровень радиации моей, мать вашу, дружбы. Естественно, дальше, чем она способна вынести, я не посягаю, так и получается, что спускает мне все эти ублюдочные, сука, хитрости. Раскраснеется, опустит взгляд, дышит рвано и снисходительно молчит.
Вот и сейчас… Подкрадываюсь сзади, пока она перебирает папки с нашими практическими работами на кафедре. Рядом еще толпа наших трется, но когда я опускаю ладонь на поясницу Ю и прижимаюсь к ее боку, она дергается и отрывисто вздыхает.
– Привет. Что тут у нас? – задвигаю типа беззаботно.
А сам жру ее взглядом. Бессовестно.
Все никак не врубаюсь, почему она, такая пугливая, словно бы трепещет.
Незаметно перебираю пальцами край ее кофты, пока не добираюсь мизинцем до голой кожи. Прикладывая, опрометчиво призываю злых духов. Они высаживают из своих закопченных луков тысячу стрел, и все мне прямо в сердце. От него морозом кривые молнии бегут.
На коже проступают мурашки. У Ю тоже. Синхронизируемся.
– Привет… – Выдох. Вдох. Выдох. – Готовимся к практической? Вот твоя папка, – оповещает за секунду до того, как вбивает ее мне в грудь. – Эм… Еще методичку возьми.
Растирая ей поясницу, неосторожно соскальзываю пальцем за резинку юбки. Она тут же вскидывает голову, расширяет глаза и палит ошарашенным взглядом.
Понял. Красный. Назад.
– А ты… Почему на первых двух парах не присутствовал?
– Дела были.
– Мм-м… Хочешь сесть со мной?
Я не могу сосредоточиться на том, что она едва не задохнулась, пока спрашивала меня об этом, потому что для меня это предложение охренеть какое неожиданное.
Карина, Мадина, Самсон, Орлов… Неосознанно верчу башкой по сторонам.
Пока Ю не информирует:
– Вика с Валиком болеют.
– А, – протягиваю коротко. И, едва взглянув на нее, докидываю: – Ок.
Ухмыляюсь и иду к парте Филатовой, чтобы занять давно просчитанное мной выигрышное место. Под окна. Вообще, сидеть у ограждения – не мое. Но именно с этого положения выгоднее беспалевно пялиться на Ю. С понтом на доску или на препода, а тем временем… Только на нее.
– Сколько у тебя во втором? – шепчет Юния несколько позже, когда я, привалившись спиной к стене между окнами, делаю вид, что рукой, которая лежит на парте, что-то там записываю.
– Двадцать три, – сиплю я.
Ю хмурится и поворачивается, чтобы заглянуть в мою папку. Приходится отлепить взгляд от ее коленей. Нервно пробежавшись языком по губам, на автопилоте закрываю ладонью отсутствующее решение.
Что делает Ю?
Смеется и подается еще ближе, чтобы спихнуть мою руку. Запах, тепло, прикосновения… У меня перехватывает дыхание. Сердце, гоняя вмиг загустевшую кровь по организму, барахлит и тарабанит на всю, мать вашу, аудиторию. Ничего, кроме него, не слышу. Взглядом выцепляю крупные кадры – глаза, губы, веснушки… Я так хочу прижаться к ним.
Нога начинает подскакивать. Трясу ею, будто у меня нервный, блядь, тик.
А Ю не унимается, вцепляется в мою руку, и все тут.
Блядь… Выдергивая, ловлю ее ладонь и жестко сжимаю.
– Нет у меня решения, – шиплю, когда встречаемся
