Игра как феномен культуры - М. Гузик

«– Что возьмешь за него?

– Не знаю. Неохота его продавать.

– Ну и не надо. Да и клещ какой-то крохотный.

– Ну, еще бы. Чужого клеща всегда норовят обругать. А для меня и этот хорош.

– Клещей в лесу пропасть. Я сам мог набрать их тысячу, если бы захотел.

– За чем же дело стало? Что же не идешь набирать?.. Ага! Сам знаешь, что не найдешь ничего. Этот клещ очень ранний. Первый клещ, какой попался мне нынче весной.

– Слушай, Гек, я дам за него свой зуб…»

Как видим, деловые отношения из мира взрослых представлены в этой сцене в комическом виде.

Главный герой романа, извлекающий из игры радость и веселье, превращает любой предмет, даже дохлую крысу, в средство развлечения. Наиболее увлекательной и веселой становится для него игра в любовь, пародирующая посредственные любовные и куртуазные романы. Иронический подтекст приобретает эпизод, в котором Бекки бросает к ногам Тома цветок. Мальчик берет цветок не рукой, а пальцами ноги и хранит его не около сердца, как было принято в любовных романах, а около желудка. В этой сцене юмористически обыгрывается относительность и условность жизненных представлений взрослых людей. Играть в любовь весело, и когда Том знакомит Бекки с правилами этой увлекательной игры, девочка восклицает: «Ах, как хорошо! Никогда не слыхала об этом».

На рубеже веков к теме детской игры обратился немецкий писатель Томас Манн (1875 – 1955). В романе «Буденброки. История гибели одного семейства» (1901) он отметил благотворное воздействие игровой деятельности на становление личности четырехлетнего Ганно. Мальчик «играет в игры под стать своим четырем с половиной годам – игры, глубокомыслие и прелесть которых уже не в состоянии понять ни один взрослый и для которых не требуется ничего, кроме нескольких камешков или деревянной дощечки с насаженным на нее цветком львиного зева, изображающим шлем. Здесь нужна чистая, пылкая, непорочная, не знающая тревог и страха фантазия этих счастливых лет, когда еще ни сознание долга, ни сознание вины не посмели коснуться нас своей суровой рукой, когда мы вправе смотреть, слушать, смеяться, дивиться и мечтать без того, чтобы окружающий мир требовал от нас взамен служения ему…».

О том, в какие игры играли дети в семье и в английских закрытых учебных заведениях, рассказывает писатель Уильям Сомерсет Моэм в романе «Бремя страстей человеческих» (1915), действие которого начинается в 1885 году. Главный герой романа девятилетний Филип Кэри, лишившись родителей, воспитывается в семье дяди-священника в атмосфере запретов, ограничений и принуждений. Только игра позволяет ему остаться внутренне свободным, проявить свою изобретательность и фантазию: «Комната была заставлена громоздкой мебелью, и на каждой оттоманке лежало по три больших пуфа. В креслах тоже лежали подушки. Филип стащил их на пол и, сдвинув легкие золоченые парадные стулья, построил затейливую пещеру, где мог прятаться от притаившихся за портьерами краснокожих. Приложив ухо к полу, он прислушивался к дальнему топоту стада бизонов, несущихся по прерии. Дверь отворилась, и он затаил дыхание, чтобы его не нашли…».

Наряду с футболом и крикетом любимой игрой воспитанников подготовительных классов при Королевской школе в Теркенбэри, куда дядя отправил Филипа, была «свинья посередке»: «Мальчишки постарше перебегали от одной стенки к другой; новички должны были их ловить; когда кто-нибудь из старших попадался и произносил заветные слова: «Раз, два, три, свинью бери!» – он становился пленником, переходил на сторону врага и помогал ловить тех, кто еще был на свободе». Писатель показывает, что игра может принести не только радость, но и стать причиной глубоких душевных переживаний. Филип пытался принять участие в игре, но физический недуг – хромота, – и насмешки школьников, передразнивавших его неуклюжую походку, ничего не доставили ему, кроме страданий: «Сердце у него билось так, что ему трудно было дышать, – такого страха он не испытывал никогда в жизни. Он стоял как вкопанный, а мальчишки бегали вокруг него, кривляясь и хохоча; они кричали ему, чтобы он их ловил, но он словно окаменел».

Психологически убедительно Моэм прослеживает, как от природы общительный мальчик становится молчаливым и замкнутым, предоставленным самому себе: «Не участвуя в играх других ребят, он был выключен из их жизни. На все, что волновало их, он мог смотреть только со стороны; ему казалось, что между ним и его товарищами – непреодолимая стена». Вскоре школу охватила мания игры в «перышки», в которой Филипп проявил большую ловкость. «Играли двое, сидя за столом или за партой, стальными перьями. Один ногтем толкал свое перо так, чтобы кончиком его покрыть кончик пера противника, а тот должен был помешать этому и в свою очередь добиться того, чтобы его перо оказалось сверху; победитель, подышав на подушечку большого пальца, с силой прижимал оба перышка и, если ему удавалось поднять их в воздух и не уронить, становился обладателем обоих перьев». Но даже успехи Филипав этой игре не смогли разбить «стену»: директор школы Уотсон отнял у мальчиков перья.

У истоков интеллектуально-игровой литературы стоял английский писатель и математик, один из основателей математической логики Льюис Кэрролл (Чарльз Лутвидж Доджсон, 1832 – 1898). Еще в детстве он придумал игру в «железную дорогу», снабдив ее самостоятельно составленными «Правилами езды по железной дороге». После окончания Оксфорда математик и богослов доктор Доджсон, преподаватель колледжа Крайстчерч, продолжал изобретать все новые и новые игры, ребусы, шахматные задачи, посвятив им одно из своих сочинений под названием «Логическая игра» (1887). Среди придуманных им задач большой популярностью пользовалась следующая: нарисовать фигуру, изображенную на рисунке, не отрывая карандаша от бумаги и не проводя дважды одну и ту же линию, которая нигде не должна пересекаться дважды. Доджсону приписывают также изобретение метаграммы (англ. Doublets):

Став писателем Льюисом Кэрроллом, он в поисках высшей правды отправился вместе со своей героиней Алисой в Страну Чудес и Зазеркалья, создав игровой, «перевернутый вверх ногами мир» с помощью импровизаций, пародий: «Папа Вильям» – пародия на стихотворение Роберта Саути «Радости старика и Как Он Их Приобрел»; песни о крокодиле и филине – на стихотворение Уоттса; стихотворение «Королева Алиса на праздник зовет» пародирует песню Вальтера Скотта «Красавчик Данди» из его пьесы «Проклятие рода Деворгойл»; «Колыбельная» Герцогини – пародия на стихотворение о кроткой, всепоглощающей любви:

Лупите своего сынкаЗа то, что он чихает,Он дразнит вас наверняка,Нарочно раздражает.

В создании игровой атмосферы немалое место отводится языковым экспериментам, эксцентрическим нонсенсам («Do cats eat bats? Do bats eat cats?»), образам, запечатленным в пословицах и поговорках (Мартовский Заяц, Чеширский Кот, Устрица), своеобразным шифрам, заключенным в именах различных героев, «эмблемным» или «фигурным стихотворениям. Появление одного из таких стихотворений связано с игрой слов «tale» (история) и «tail» (хвост): мышь рассказывает свою «грустную» историю, в воображении Алисы, не понявшей, что имелось в виду, и начавшей разглядывать хвост мыши, этот рассказ представляется в следующей форме:

Подобную форму использовали впоследствии французские поэты Стефан Малларме, Гийом Аполлинер и другие.

В книге Кэрролла «Алиса в Зазеркалье» (1872) действие происходит в стране, по ту сторону зеркала; персонажи уподоблены шахматным фигурам «в положении перед началом игры»: Белая Королева, Черная Королева, Рыцарь на Белом Коне, рыцарь на Черном Коне, пешки (посыльный, карась, шляпник и т.д.); сюжетное действие развивается как шахматные ходы: 11 ходов у белых фигур, 10 – у черных фигур. Например, 2-й ход белых фигур: «Алиса через d3 (по железной дороге) на d4 (к Тилибому и Тарараму)»; 8-й ход: «Алиса вступает на последнюю клетку (коронация)». 1-й ход черных фигур: «Черная Королева на h5»; 5-й ход: «Белая Королева на c8 (убегает от Рыцаря на Черном Коне»; 9-й ход: «Королевы рокируются (входят в замок)». В предисловии автор поясняет: «… каждый, кто даст себе труд расставить фигуры и разобрать партию в предложенном порядке, обнаружит, что шах на шестом ходу, взятие Рыцаря на Черном Коне на седьмом ходу, а также итоговый мат Черному Королю находятся в строгом соответствии с правилами игры». Белая Королева объясняет Алисе эти правила, обе королевы испытывают ее загадками и вопросами, вслед за которыми девочка узнает, какой следующий шаг ей надлежит сделать. Вот одна из стихотворных загадок, построенная на игре слов:

“First, the fish must be caught”.That is easy: a baby, I think, could have caught it.“Next, the fish must be bought”.That is easy: a penny, I think, would have bought it.“Now cook me the fish!”That is easy, and will not take more than a minute.“That it lie in a dish!”It is easy, because it already is in it.“Bring it here! Let me sup!”It is easy to set such a dish on the table.“Take the dish cover up!”Ah, that is so hard that I fer I’m unable!For it holds it like glue —Holds the lid to the dish, while it lies in the middle:Which is easiest to doOn-dish-cover the fish, or dishcover the riddle?

Переводчица Д. Орловская сумела точно передать построение загадки Кэрролла и заключительный вопрос в форме каламбура: