Рождение легиона - Gedzerath

– «Она удрала, не ссспрашивая чьего-либо разрешшшения» – отстранившись, муж долго рассматривал меня, задумчиво переводя взгляд с бившегося в путах тела на скрипевшую и подпрыгивавшую кушетку, грозившую развалиться от моих рывков – «Хорошшшо же. Развяжите ее».

– «Хорошо» – кивнув, Хай осторожно подошел ко мне и взявшись за концы веревки, завязанной чьими-то шаловливыми копытами у меня на боку в виде фривольного бантика, коротко взглянул на нависшее надо мной, темное чудище, прижавшее мое тело к койке небрежно вытянутой ногой – «Готов? Тогда освобождаю».

– «Благодарю, Винд» – кивнув, Графит присел, и стал внимательно наблюдать, как я освобождаюсь от спадающих с меня пут – «Прошшшу оссставить нассс одних. Полог зашшшнуровать, без разрешшшения не входить».

«Свобода! Свобода!» – стряхнув с себя последнюю веревку, я подпрыгнула, чувствуя странное ликование, прочно поселившееся у меня в животе. Затекшие конечности повиновались пока еще с трудом, но я уже чувствовала непреодолимое желание сорваться с места и бежать, прыгая и перелетая, огромными прыжками оказываясь среди паникующих, разбегающихся от меня тел, отбивая от общей массы небольшие группки, среди которых я находила бы испуганную, мечущуюся в диком страхе жертву – «Он понял! О да! Нужно будет его поблагодарить, но это все после, после! А сейчас…».

– «Куда-то сссобраласссь?» – вздрогнув, я обернулась и с недобрым прищуром уставилась на все так же неподвижно сидевшего стража. Его голос был странно безэмоционален и равнодушен, словно ему абсолютно не было дела ни до чего, происходящего вокруг. Горечь его запаха уже не забивала мой нос, и мысли, до этого текшие очень гладко, очень приятно и красиво, внезапно забурлили, окрасившись темно-алой, пряной, напоминающей кровь волной – «Что, тебе этого очень хочетссся, да?».

– «Я знаю тебя…» – пробормотала я, пригибая голову и грудь к земле, и распахивая крылья, начиная кружить вокруг неподвижной фигуры, свысока взирающей на мой танец. Еще не сообразившей, что это смерть, играясь, танцует рядом с ней, еще не осознавшей опасности – «Ты… Гррррааа…».

– «Попробуй еще раз произнесссти это ссслово».

«Его зовут…» – заинтригованная безразличным тоном, я поневоле заинтересовалась непонятной пустотой, царившей у меня в голове. Кто-то страшный бился в запертую дверь моего мозга, и от этих ударов, напоминавших удары сердца, казалось, моя голова начинает понемногу распухать, грозя мне пока лишь издалека былыми призраками головных болей – «Но я ведь помнила, как его зовут! И откуда я знаю о каких-то головных болях?».

– «Я знаю, ты можешшшь, Ссскраппи. Попробуй!» – настаивала фигура. Не меняя своего положения, неизвестный мне пони странного вида, странного окраса, странной речи и очень странного запаха рассматривал меня своими странными глазами, горевшими в темноте палатки, словно желтые фонари. Это была не жертва… Или же жертва? А интересно, какой он на вкус?

«Попробуй! Попробуй его скорее!» – мучимый нарастающей болью, мой разум вновь скользнул в пучину сладостного забытья. Неважно, кто это сидит, неважно, что это говорит, а главное то, что передо мной возвышался безразличный ко всему запас сладкого протеина, и я собиралась немедленно приступить к пополнению собственных запасов.

Но реальность оказалась гораздо более жестока к страдающей от голода и боли кобылке.

– «Ты всссе-таки решшшиласссь…» – мой бросок был идеален, он был неповторим, однако сорвавшаяся вперед фигура не только не упала от удара моего тела, врезавшегося ей в грудь, но и свалила меня на полотняный пол палатки. Страж просто встал, и ударившись о его грудь, я мешком рухнула вниз, к его копытам, мгновенно оказавшись придавленной сверху тяжелой тушей, неспособная ни пискнуть, ни вздохнуть – «А ты точно моя Ссскраппи, а?!».

Горький запах вновь проник в мои ноздри, вместе с тяжелым рыком, заставившим меня, в страхе, прижать уши к голове. Охотившийся вместе со мной зверек, радостно прыгавший у меня по всему животу, испуганно пискнул – и бросился прочь, вместе с собой унося мысли о крови и мясе. Но ненадолго, и очутившись в кольце обвившихся вокруг меня ног, я ощутила, как на миг, проясняется разум, изо всех сил старающийся вспомнить, кто же я такая и что только что произошло.

– «Граф…» – губы повиновались мне с трудом, то и дело пытаясь сложиться в звериный оскал – «Графффф…».

– «Ну же! Ну! Ты сссможешшшь!» – требовательно и очень терпеливо, с надеждой проговорил знакомый голос. Мускулистые, перевитые пульсирующими под шкурой венами, ноги кого-то очень близкого, очень дорогого, обнимали меня, но именно эта пульсация, это едва заметное движение крови, текущей так близко от моих губ и зубов, вновь бросила меня в пучину ужаса, который теперь накрывал меня с головой – «Ссскраппи! Ты ссслышшшишшшь меня?!».

– «Прошу… Чуть-чуть…» – проскулила я, ощущая, как все мое естество, все мое тело неудержимо тянется вперед, уже ощущая на губах тяжелый, медный привкус – «Пожалуйста!».

Поглядев на застывшую фигуру… Уже неважно кого, я осторожно потянулась вперед, наметив себе самый большой и красивый сосуд. Толстый, пульсирующий, извитой, он протянулся от бабки до запястья, просто завораживая меня мощной, упругой пульсацией скользящей по нему крови. Облизнувшись, я зажмурилась, и попыталась было отвернуться, вырваться из этой ловушки – но не могла.

– «Я вижу, как ты этого хочешшшь. Как ты этого жаждешь. На, бери! Бери и знай, что мне для тебя не жалко ничего, даже сссвоей жизни!» – тяжело бухнул голос над моей головой. Встряхнувшись, пони поднял ногу и практически ткнул ей мне прямо в нос – «Эх, Старик, и почему ты ее покинул в такой неподходящий момент…».

Я так и не поняла, что за фразу имел в виду этот странный пришелец, да и признаться, не собиралась сушить над нею мозги. Борясь сама с собой, я старалась как могла – но все же потянулась вперед, и нависнув над протянутой мне конечностью, уже приоткрыла рот, готовясь вцепиться в гостеприимно предложенную мне ногу…

«НАЗАД! НЕ СМЕТЬ!» – раздавшийся в моей голове рев просто оглушал. Он подавлял яростью и каким-то непонятным страхом, заставив меня взвизгнуть и с криком отпрянуть прочь. Грохот незнакомого голоса выбил, вытряхнул из моей головы чудовищного зверька, и засучив ногами по полотняному полу, я бросилась в угол палатки, где, свернувшись клубком, застыла, вздрагивая от душивших меня слез. Запруда прорвалась, и я тихонько, жалобно завыла, ощущая, как очень медленно и неохотно отпускает меня чья-то воля. Несознательная, похожая на эгоистичное детское «Хочу!», она вновь скрылась, напуганная Древним, наконец-то пробившимся сквозь опутывавший мой мозг непонятный дурман, и размазывая по щекам слезы и сопли, я тряслась в лихорадке, ощущая, как дикий холод сковывает все мое тело, но возвращает мне мой разум – «Графит! Графит, это ты! Прости! Я очень хотела…».