Жажда жить: девять жизней Петера Фройхена - Рейд Митенбюлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прежде чем броситься в атаку, овцебык трясёт головой, обнажая рога, которые обычно скрыты в его лохматой гриве. Если сильный ветер поднимает его длинный и густой подшёрсток, перед вами предстаёт жуткое древнее животное – такими овцебыков увидел и Фройхен. Большинство современников овцебыка – мамонты, ужасные волки, короткомордые медведи – вымерли. Овцебык, да ещё американский бизон – одни из немногих крупных млекопитающих, которые пережили ледниковые периоды. Единственный современный родственник овцебыка – это такин, парнокопытное из Северного Тибета, с похожим грузным телом и загнутыми назад рогами. Древнегреческий герой Ясон, отправившись за золотым руном, видимо, имел в виду шкуру такина.
Глаза овцебыков, вперившиеся в охотников на противоположном краю долины, блестели, как бильярдные шары. В глазах у них двойная сетчатка, которая помогает чётче видеть предметы во время тёмной арктической зимы. Горизонтальный зрачок умеет сужаться до предела, защищая животных от снежной слепоты (похоже устроены традиционные защитные очки у инуитов). Весит овцебык до 300 килограммов, средняя температура тела у него 38 °C, а шерсть так хорошо сохраняет внутреннее тепло, что снег на спине у овцебыка не тает.
Фройхену нравилось мясо овцебыков, которые питались цветущими растениями, травой, осокой и мхом. Но охотиться на овцебыков ему не нравилось, потому что это было слишком просто (сейчас, впрочем, это не имело значения, поскольку его мучал голод). Овцебыки были опасные противники в схватке с хищниками, но совсем не умели защищаться от людей. «Им бы надо было бежать от наших выстрелов, – писал Фройхен. – Тогда они бы поняли, какие жестокие мы животные». Живая стена из овцебыков хорошо работает в бою с волками, но совершенно бесполезна против вооружённых людей. Нападают овцебыки на противника, только когда он подойдёт близко, поэтому людям ничего не стоит перестрелять их издалека. И зачастую приходится отстреливать всё стадо, даже если в этом нет нужды: овцебыки отказываются бросать мёртвых собратьев и не разбегаются прочь. Фройхену не доставляло никакого удовольствия участвовать в этой бойне. «Разве это охота! – писал он. – Эти звери поворачиваются к тебе и ждут пули со стоической тупостью в глазах».
И это стадо овцебыков тоже отстрелили полностью, и животные одно за другим падали на землю, как падает на кровать измождённый человек. Для людей это был настоящий пир. Одни животные отдали другим свою жизненную силу. Теперь у путешественников было столько мяса, что они решили подольше отдохнуть в долине Маков и как следует восстановить силы. Собакам требовалось время, чтобы нагулять жир: летняя погода заставила их сбросить зимнюю шерсть, а впереди был долгий и холодный путь через ледяной щит.
Следующие три недели путешественники наслаждались мясом овцебыков и отдыхали в прохладной тени каменного карниза, который окрестили «Приют у Большого камня». Пища у них была однообразная, и они об этом бесконечно шутили. Каждый вечер Расмуссен спрашивал товарищей:
– Что вам подать сегодня на ужин?
Фройхен всегда отвечал, делая вид, что глубоко задумался над ответом:
– Ну, я даже не знаю, совсем не знаю. Такой трудный вопрос…
Тогда Расмуссен с улыбкой предлагал:
– Как вы смотрите на вкуснейшее варёное мясо овцебыка? Можно ли представить себе что-то более восхитительное?
Шутка эта никогда не надоедала, и путешественники вволю повеселились перед трудной дорогой. «В подобные минуты отдохновения я не могу нарадоваться свободе, которую дарует путешествие по безлюдной Гренландии», – писал Расмуссен.
Когда путешественники ступили на ледяной щит, благодать долины Маков быстро позабылась. Тёплый август сделал дорогу особенно трудной, и в день удавалось преодолеть только 9—10 километров. Всего через две недели у путешественников почти кончилась провизия и они смертельно устали. Расмуссена одолел ишиас: слишком долго они путешествовали в холоде и слишком часто сидели на голом камне. Временами на него нападали такие адские боли, что он терял сознание и падал с нарт, как мешок картошки. Из еды остались только овцебычьи рёбра, мочевые пузыри, наполненные салом и высушенным костным мозгом, содержимое овцебычьих желудков, пачка уже использованного чая и ещё какие-то крохи. Ночью друзья отвлекали друг друга от голода, воображая, какими роскошными блюдами будут наслаждаться в скором будущем. Расмуссен возглавлял эти сеансы фантазий, зачитывая рецепты из старого журнала по домоводству, который прихватил с собой. Друзья сначала дразнили Расмуссена, что он везёт с собой такую ерунду, но теперь радовались, что Расмуссену пришла эта причуда. Целыми часами они воображали, каково было каждое блюдо на вкус, и увлечённо спорили о его достоинствах и недостатках.
Собакам было ещё хуже, чем людям. Одна самка родила щенков, и ей пришлось в ужасе смотреть, как собратья пожирают их одного за другим, как только они появлялись на свет. У неё хватило сил спасти последнего, девятого щенка – но только затем, чтобы потом съесть самой.
В распоряжении путешественников оставалось всего 11 собак, и утянуть весь их скарб животные не могли. Чтобы облегчить им ношу, путешественники выбросили всё ненужное, словно мусор на обочину. Это включало всё их чтение, даже Гомера и журнал по домоводству.
К середине сентября, на двадцать пятый день перехода, путники наконец добрались до западного побережья – правда, они не знали точно, где именно оказались. Фройхен перепроверил свои карты и показания приборов и вдруг понял, что его старая оплошность – когда он потерял счёт дням, поправляясь от снежной слепоты, – сбила их с курса. Оказалось, что тогда прошло четыре дня, а не пять. Увдлуриак взялся исследовать местность и, побродив немного, наконец узнал остров Герберта (Qeqertarsuaq), где когда-то охотился. Это означало, что их забросило почти на 50 километров к северу от Туле: вроде бы небольшое расстояние, но преодолеть его будет непросто. Чтобы добраться домой, придётся возвращаться на ледяной щит.
«Последний этап путешествия был сущей пыткой», – писал Фройхен. Через три дня число собак сократилось до четырёх, а людям было так тяжело, что они едва передвигали ноги. Расмуссен к тому времени выздоровел достаточно, чтобы еле-еле поспевать за товарищами, но у Фройхена воспалились сухожилия, а Иникитсорк страдал судорогами. Спустившись во второй раз с ледяного щита, они оказались в 16 километрах от Туле. К счастью, остаток пути по каменистому берегу был намного легче.
Приближаясь к дому, путешественники репетировали своё торжественное возвращение. Фройхен сберёг немного табаку: они войдут в поселение с трубками в зубах, чтобы все подумали, будто путешествие их было лёгким
