Дневники 1926-1927 - Михаил Пришвин

Я, однако, только допускаю себе дом, а в душе, в затаенности как бы выжидаю момент, чтобы взорвать эти наседающие на меня привычки, «образ быта» и вдруг, обманув кого-то, вырваться на свободу в бездомье общего всем дома природы. С точки зрения «государства» я ненадежный человек, и эта какая-то коренная неоформленность, способность перемещения из формы в форму, как во сне, есть главное мое свойство и вместе с тем свойство вообще русского «коренного» человека. Отчасти и профессия сложилась по этому свойству: жизнь будет сплошной фантастикой, если представить себе, что она двадцать пять лет имела основанием случайные гонорары, обеспечивающие в лучшем случае несколько месяцев жизни.

Жизнь — борьба, но борьба бывает разная и разделяется такой же определенной чертой, как у горизонта земля и небо. Огромное большинство людей бьются из-за места на земле, другие за время, как бы им куда не опоздать, словом, все они спешат занять место. Борьба за время и место наполняет весь мир, одинаково у растения, зверя и человека: такова вся жизнь. Но есть люди, которые участвуют в этой борьбе без вкуса, отдавая ей время по необходимости «естественных потребностей». У них борьба идет за мечту, или за идею, выражающую будущее, их жизнь земную определяет жизнь «на том свете», как у религиозных людей. Этих особенных людей, способных во всякое время эту жизнь отдать за ту, у нас определяли словом «интеллигенция». Но эти люди не признавали Бога, как люди просто религиозные, и свою мечту и идею о «той жизни» стремились перенести сюда, в эту жизнь борьбы за время и место удовлетворения своих естеств. потребностей. Они хотели переделать естественную борьбу всех людей между собой на общую борьбу всех вместе людей с природой (со злом природы). Этому же самому учила и церковь, и разница одна: там Бог, тут сами («сами, сами, комиссары»…)

Так социализм вышел из религии, и у нас его осуществляла определенная секта, называвшаяся «интеллигенцией». Успех ее рос вместе с бессилием церкви, и победа ее была ее падением, все равно как победа христиан было их падением. Там явились жирные попы, тут комиссары, и самые лучшие из революционеров кончили идею осуществления «той жизни» на земле увлечением балериною{34}.

В настоящее время побеждает «мужик», т. е. человек, ведущий борьбу за время и место на земле (землицы!), побеждает обыватель. Даже передовая статья «Известий» заявляет, что сознательный пролетариат, вынесший борьбу, отступил, и место его занял деревенский рабочий. Оазисом, в котором живут люди, осуществляющие борьбу всего человека со злом природы, остались наука и искусство.

Повесть о таинственном зайце, у которого один след был лошадиный, потому что нога была перебита и при заживании образовалась огромная мозоль. Дать картину леса и всей охоты. Опыт усиления эффекта через затяжку разрешения загадки (о таинств, зайце).

Герои: Кумашенский и Д. И. Иванов.

Зацепин (тетеревей набил сумку, ружье не достреливало, сумка улетела).

Союз Охотников. Музей. Школа (пионеры).

Первый след появился на капустнике возле дома Кардовского. Начало: гон зайца по городу.

30 Июля. Завтра выезжаем в Хмельники на лодке всем домом на охоту на неопредел, время. Петя ведет коварные интриги с девицами, изображает из себя что-то вроде Печорина, очень боюсь, что не чисто у него. Так жаль!

Люба ни дурна, ни красива, ничем решительно не интересуется и служит в аптеке, — и хоть бы еврейка была, а то чисто русская!

Мы боимся, как смерти, что жизнь возьмет нас в свои лапы и заставит жить по ее воле, а когда это случится, наконец, то часто и неплохо бывает. В этой жизни не по своей воле со всеми бывают судороги своеволия, а иногда и бунты, которые обыкновенно кончаются возвращением к старым привычкам. (Соболев).

Луначарский в своих статьях часто ввертывает что-нибудь и о себе лично, не подозревая всей своей пошлости, так, напр., в статье о религии говорит: «Я никогда не был человеком религиозным». Как будто он так и родился наркомпросом.

10 Августа. Вчера в 12 д. мы вернулись с охоты в Хмельниках. Только под самый конец отличное настроение всех нас было испорчено моей ошибкой: я не сумел вовремя понажать на Петю, чтобы охота в Тресте вышла по моему плану, он удрал, как Ярик, один. В то время, когда он уходил и я говорил ему жалкие слова «ну, ты мне не товарищ!» (вместо приказа остаться), Павловна умудрилась ввернуть: «иди, иди, Петюша!» Он ушел и я, оставшийся в дураках, обрушился на Павловну. Я виноват, постараюсь вперед быть осторожнее с Петей, потому что это очень тонкая шельма с ласковыми словами и отвратительным затаенным характером.

Жали рожь. Поспел горох. Лен в шариках. Ситчик гречихи. Овсы аквамаринные. Ночи очень холодные все время, как в старом сентябре.

Два копчика ловили ласточку, состязаясь в искусстве, но ласточка обманула того и другого, оба вернулись ни с чем.

На верху высокой сосны над рекой сидел молодой коршун и рокотал, старые летали в поисках пищи.

Вероятно, по случаю холода, строгих рос, токовал тетерев, очень несмело, я даже думал, что это телега так бормочет, но собака потянула и открыла его на клочке леса, примыкающего ко ржи.

Рано утром, в пятом часу, из овса вылетали косачи на далеком от нас расстоянии.

Пестрота пейзажа разных хлебов (лен, гречиха, рожь, овес), окруженных вплотную лесными клочками: малинники с редкими высокими соснами и пнями, вырубка с высокими красными цветами (Фоминка), ольховые, березовые кусты. На угоре в песчаной пролысинке, покрытой вереском, на солнце их копка, с перышками, между кустами расцапанные муравьиные кочки и насквозь пробитые носами рыхлые, как грибы, черные пни вековечных деревьев.

Один пень был огромный, сплошной темный, так что не было уже никакой возможности различить круги пережитых им годов, он был рыхлый, как губка, в поисках насекомых тетерева проделали в нем ход от низу и наверх и так, часто пробираясь в траве, входили в свою пещеру, поднимались наверх и тут отдыхали на площадке, как мы на крыше небоскреба.

Над пнем свешивался малиновый куст. Теперь ягоды поспели. Выводок один за другим, низенькие серенькие самочки выходили на площадку одна за другой и поочередно пробовали дотянуться до нижней ягоды и не могли; пестреющие черными перьями по серому <1 нрзб.> высокие петушки тоже пробовали дотянуться… — и не могли; вечно беспокойная за детвору тетерка вышла после них, ей бы совсем немного быть повыше — не могла; спустя долгое время вошел в пещеру старый черныш, державшийся вблизи выводка, вытянулся и достал ягоду, но в этот момент легкий ветерок схватил его запах и понес к нам на опушку вырубки, собака моя остановилась, схватила воздух носом и повела…